— Так мы же в этот мир не за пивом явились! — продолжал настаивать монах. — Это, конечно, ересь, но мню я, что прошлое, настоящее и будущее очень тесно связаны и состояние Вселенной сейчас есть следствие её состояния в предыдущий миг. Если духи разрушения пробудились, если боги Сокрытых Гор оказали нам поддержку и вот это подарили, — он постучал пальцем по золотому диску на груди, — если Огненные Болота стали выдыхать пламя постоянно — это всё неспроста. Должна быть причина!
— А если вспомнить ётунов, вышедших ради нас из своего уединения в пещерах под Исландией, Вендихо с его духами, то, какая охота была устроена за нами, то начнешь понимать, что причина если не всего происходящего, то большей его части — в нас. В том, что наследники сгинувшего Аталгарда пришли требовать своё, — добавил Видгнир.
— И быть может, ещё в том, что Врата Миров скоро замкнут круги Миров, — закончил отец Целестин.
Локи подтянул согнутые ноги к груди и, отрешенно глядя на огонь, уткнулся подбородком в колени. Его серые глаза ничего не выражали. Молчал он долго.
— Всё может быть, — сказал он наконец. — Поверить мне в такое трудно, но всё может быть… Кстати, если мы пройдём через перевал до того, как его накроет Тьма, обратного пути уже не будет. Вернуться в Мидгард получится только с помощью Чаши Сил. Другого пути нет, вы это понимаете?
— Значит, завтра надо искать переправу через Болотную реку и идти к Небесным Горам. Мы должны успеть. — Торин вздохнул и улёгся на плащ. — Спите. Если заснёте…
Болотная река брала начало от ледников Химинбьёрга. Бурный поток, стекая с гор, нёс свои воды через южное оконечье Железного Леса, а потом распадался на десяток рукавов, исчезавших в непролазных топях Огненных Болот. Трясины, вбирая в себя чистую серебряную воду, отдавали её равнине уже изрядно потемневшей и замутившейся. У края болота со стороны Сокрытых Гор образовалась поросшая камышом и осокой дельта, и через две лиги отдельные русла снова соединились в широкую и медленную реку, уходящую на юг, к Мёртвым Морям.
В верхнем течении (ещё до впадения в Болота) река несла в себе золото. Говорили, что находили даже огромные, с телячью голову, самородки, но это были только слухи, ибо обитательницы Железного Леса выбирали всё золото подчистую. Вернее, не они — ведьмы заставляли работать привычных к воде речных троллей, и десятки, а то и сотни буро-зелёных малышей, имевших несчастье попасть в рабство к Ночным Всадницам, отсеивали от речной гальки и песка золотые крупинки. Вполне естественно, что другим смертным ходу в Железный Лес не было и золото Болотной реки находилось в сокровищницах Ночных Всадниц и их повелителя Нидхёгга.
Странная компания появилась хмурым туманным вечером девятнадцатого июня на восточном берегу Болотной реки, совсем рядом с краем огромного камышового поля, простершегося до оставшихся к северу болот. В предночном полумраке по низкому прибрежью трусили шесть косматых низеньких лошадок, ведомых спешившимися людьми за поводья, а позади них трусил небольшой, казавшийся в тумане черно-коричневым дракон. Дракон иногда останавливался, громко и отчаянно зевал, показывая зубастую пасть и раздвоенный розовый язык, а затем вперевалку догонял остальных. На драконьей спине, между сложенных и прижатых к бокам крыльев, возлежал тощий белый кот с рыжим пятном у хвоста.
Синир почему-то отказался с утра ехать вместе с Сигню. Его законное место — на плетёной попоне позади девушки — осталось пустым, а сам кот неожиданно запрыгнул на спину крылатого ящера — широкую, как стол, — и весь день просидел (вернее, пролежал) на ней.
Надо полагать, что зверю попросту надоело ехать на лошади. И трясет, и когти убрать нельзя; так и сиди день напролет, вцепившись в попону и одежду хозяйки. А тут — удобство и комфорт.
Гюллир оказался и впрямь удивительно покладистой и незлобивой тварью. Он не знал (да и не хотел знать), куда идут те, что согласились взять его с собой, а просто топал вслед за лошадьми с самого рассвета. Днём Гюллир с необычным для его племени виноватым видом отпросился и улетел к горам — поискать какой-никакой еды, а заодно поглядеть, нет ли где недругов, — ему объяснили, что надо бояться ведьм и турсов. Он поймал рядом с перевалом винторогого муфлона, давясь, схрупал его до последней косточки и, покружив над горами, вернулся, не найдя ничего подозрительного.
Ничего, кроме кисельно-густой чёрной пелены, укрывавшей главный хребет Химинбьёрга на юге. Гюллиру, как он потом сказал, почудилось, что по сравнению с предыдущим днём мрак ещё немного приблизился к перевалу Глер.
Скорее всего, так оно и было.
От реки шёл едва различимый запах торфа и тины. Ветер шумел в камышах, и чудилось, что среди высоченной травянистой поросли сотни каких-то существ ведут разговор шёпотом. Погода за прошедший день испортилась окончательно. Пару раз начинался дождь, с болот, по самому краю которых пролегал путь отряда, нанесло жидкого, но неприятного тумана. Капельки осаждались на одежде, оружии, стекали по намокшим волосам на лица. По погоде было и настроение — мрачное и подавленное.
Справа болота, слева степь, впереди река и Небесные Горы. И ещё впереди полная неизвестность и целая куча странных и неожиданных опасностей.
— До темноты перебраться на ту сторону, наверное, всё равно не успеем. — Голос Локи звучал в сыром и неподвижном воздухе как-то приглушенно. — Придётся остановиться до завтра здесь. Или как?
— Место открытое и схорониться негде, — в тон ему добавил конунг, мокрый и недовольный.
— Что делать, что делать… — скрипнул Лофт. — Был бы брод, так и проблем с переправой бы не возникло. А так завтра вплавь придётся.
— Вплавь?! — переполошился отец Целестин. — Как вплавь? Я же плавать не умею! Потону сразу! Что, и плот не сделать?
— Из чего? — Локи окинул взглядом пустую, голую равнину, на которой не росло ни единого дерева. Только кусты какие-то вроде терновника, колючие да жидкие.
— Не знаю из чего! — гнул своё монах. — Только не поплыву я! Хоть что говори!
Гюллир, к которому все как-то очень быстро привыкли, свернув по-собачьи голову набок, вдруг вмешался:
— Зачем плыть? Можно перелететь… И замолк смущённо.
Локи озадаченно почесал в затылке, затем улыбнулся:
— Это-то конечно… А что, Гюллир не так уж и не прав. Перелететь… И быстрее получится, и безопаснее. Только с лошадьми как?
— Да ты в уме ль, Локи?
— На драконе? Да ни в жизнь!
— Иди-ка ты, Лофт, знаешь куда…
Отец Целестин, Торин и Гунтер, поняв мысль маленького бога, воспротивились сразу и отчаянно. Но Локи умел стоять на своём.
— Отлично! Не хотите — не надо. Всё равно кому-то с лошадьми переплывать придётся. Ты, конунг, как пробка плаваешь, ты и останешься. А ну мешки с лошадей снимайте! — Лофт уже снял со своего коня сумы и подошёл к дракону. — Переправляемся сейчас! Ещё достаточно светло. Я с вещами перелечу первым, потом остальные. Торин с Гунтером переплывут с лошадьми.
— Вода небось холодная, — скривился Гунтер. — Может, завтра, а?
— Никаких «завтра»! Пошевеливайтесь! — прикрикнул Лофт.
— А как же я? — широко раскрыл глаза монах. — Я… Я не хочу на драконе! Я, в конце концов, высоты боюсь!
Локи на мольбы святого отца и внимания не обратил. Быстро привязав снятые с лошадей мешки к драконьей шее, бог забрался на спину Гюллира, согнал оттуда кота и сказал:
— Жду на том берегу. И давайте быстрее! Темнеет…
Дракон взлетел и за то время, как отец Целестин успел трижды прочитать Pater, добрался до противоположного берега. Маленькая-маленькая тёмная фигурка Локи махнула оттуда рукой. Вскоре Гюллир вернулся за новым всадником, которым оказался Видгнир. Не показывая никому своих опасений, он забрался на дракона и вскоре оказался рядом с Локи. Сигню же села на спину ящера с видимым удовольствием. Теперь полёт её не страшил.
— Ни за что!!! — надсадно, с примесью истерии, орал отец Целестин, когда Гюллир прилетел за ним. — Пусть я останусь здесь и меня сожрут шакалы, пусть утону в реке и пойду на корм рыбам, но никто и никогда не увидит монаха верхом на драконе!! Что бы сказал основатель нашего ордена святой Бенедикт Нурсийский, узрев подобное непотребство? Да меня от церкви бы отлучили в лучшем случае!!
— Это же совсем не страшно. — Гюллира крики святого отца привели в полнейшее замешательство, и он пытался утихомирить монаха вежливыми увещеваниями. — Почтенный, ну посмотри на своих добрых друзей, что не пренебрегли моей помощью. Все целы и невредимы… Это же совсем быстро…
Исправил положение, как ни странно, Гунтер. Германец подошёл к отцу Целестину, хлопнул его по спине и, когда тот обернулся, всучил ему две связки с одеждой и оружием:
— Отвези туда, на тот берег. Потеряешь или в воду уронишь — убью, — и ухмыльнулся, выбитый зуб показав. Он и Торин уже разделись, сняв всё, кроме штанов.
— Мы на тот берег, а ты как знаешь, — добавил Гунтер и вместе с конунгом вошёл в воду, оказавшуюся отчего-то очень тёплой. Лошади послушно пошли за ними, придерживаемые за узду. Монах зачарованно смотрел, как они вышли на глубину и поплыли. Торин с Гунтером держались рядом, изредка хватаясь за конские гривы. Отец Целестин остался на берегу один вместе с драконом и тяжёлым свёртком в руках. От злости у монаха появилось сильное желание заплакать.
— Летим? — тихонько спросил Гюллир и пригнулся к траве, подставляя шею. — Садись, почтенный, а?
Изрыгая самые чёрные проклятия, от которых дракону стало не по себе, монах привязал тючок с одеждой конунга и германца к шее ящера, а потом сам взгромоздился ему на холку и закрыл глаза.
«Не сиделось, тебе, дурню, в Константинополе… Все святые, помогите!»
Как назло, Гюллир не сумел взлететь сразу. Тяжело ударили крылья, зацепив кончиками землю, дракон чуть оторвался от мокрой травы, продержавшись в воздухе совсем недолго, а потом ударил брюхом о воду реки. Отец Целестин до боли в руках сжал драконью шею, издав непонятный звук — не то стон, не то плач, — но раскрыть глаза не посмел. Крылья забили с удвоенной силой, задн