— У нас овсяное печенье есть! — похвастался я, заглянув за занавеску. — Прошлогоднее, правда, но чем богаты…
— Ты вместо того, чтобы лясы точить, почту свою забери лучше! — вахтер сунул мне в руки мешок. — А мешок верни! А то не напасешься на вас!
Мешок был явно из тех, что на почте надевают поверх посылок. А полустершиеся буквы — это адрес. Ну да, какой Дед Мороз, такой и мешок.
Правда, подарок очень уж хорош. И очень своевременно…
Я двинулся к столу Антонины Иосифовны, походя включил селектор, и выгреб из мешка письма. Некоторые были в конвертах, некоторые свернуты «фронтовым» треугольником, некоторые просто выглядели как двойной тетрадный листик, свернутый вчетверо.
— Вы в следующий раз не трудитесь, — сказал я. — Ящик мы, конечно, сделаем, но пока его нет, я буду сам заходить и почту забирать. Вот, держите ваш мешок. Спасибо вам огромное за труды!
— Спасибо в стакане не булькает, — пробормотал он, рачительно сворачивая тряпичные мешок и засовывая его в карман коричневого, под цвет характера, пиджака.
— Предложение насчет чая все еще в силе! — широко улыбнулся я. На что вахтер поджал губы с таким видом, будто я ему предложил испить крови невинно убиенных младенцев. Чай, еще бы, придумаю тоже!
Селекторное совещание вышло куцым. Половины участников предсказуемо на рабочем месте не оказалось. По очень уважительным причинам, разумеется. Так что директор сухо упомянул какой-то ночной инцидент, но вдаваться в подробности не стал, потому что произошло это «что-то» в подготовительном цехе, а его начальник как раз и не присутствовал. Так что разбирательство было перенесено на понедельник. Я посмотрел на часы. Семь минут. Да уж, в рекордные сроки уложились сегодня!
Выключил селектор и принялся разбирать почту.
Нет, я конечно ожидал, что будет некоторый общественный резонанс. Но писем пришло реально много. Общим числом сто двадцать три. Ничего себе!
Я распечатал первое. Крупный неровный почерк, написано с ошибками, зато от души. Бесхитростная история о переезде из деревни в город, как быстро выскочила замуж, а сейчас муж пьет, а она пластается сверхурочно, и еще успевает готовить всем домашним и порядок поддерживать, потому что у мужа мама старенькая, да и своих двоих детей поднимать надо.
Еще письмо. От решительной разведенки. Известное дело — алименты не платит, с детьми не сидит, крутишься, как белка в колесе, а что делать? Надо жить, дочка в третий класс пошла, сын еще в детском саду. Спасибо, дорогая редакция, что хоть душу вам излить можно!
Третье письмо. Четвертое. Пятое. И на каждой странице, в каждой строчке — обычная и обыденная жизненная драма.
— Что это ты такой счастливый? — раздался внезапно веселый голос Даши. — Хорошо Новый год отметил? Ой, что это у тебя?
— Это мне с утра Дед Мороз подарок принес, — усмехнулся я. — Это, Дашенька, моя индульгенция. Знаешь такое слово?
— Иваааан! — с упреком протянула она. — Ну за кого ты меня принимаешь?! Я же все-таки факультет журналистики кончалаа, а не вечернюю школу! Индульгенцию выдавали священники, чтобы освободить своих прихвостней от наказания за совершенные преступления. А ты что, преступление совершил?
— Не то, чтобы, — я подмигнул. — Стакан воды вылил на не в меру разгоряченного товарища.
— Ооо! А почему я ничего не знаю? — обиженно протянула она и присела своим изящным задом прямо на мой стол.
— Тсс! Я и так уже слишком много рассказал, — хохотнул я. — На слишком длинный язык индульгенции может и не хватить!
— Нет, ну правда, что это? — спросила Даша.
— Письма от читательниц, — серьезно ответил я. — Почитай тоже, думаю, тебе тоже будет любопытно. О, что это у тебя? Новый кулончик?
— Да! — девушка гордо задрала подбородок, демонстрируя золотую цепочку-паутинку с подвеской с крохотным голубым камешком. — Настоящий сапфир! Игорь подарил вчера!
Эдик тоже явился в приподнятом настроении. И сразу же уселся за печатную машинку и принялся вдохновенно стучать по клавишам. Семен приволок тарелку с домашним печеньем. Вера Андреевна принесла нарезанный кусками пирог с картошкой и курицей. Холодный, тоже явно остался с новогоднего стола. Но вкусный все равно. Не хватало только нашего «серого человека» и Антонины Иосифовны. Но ее сегодня быть и не должно было, она по пятницам в типографию уезжает.
— А где наш Федор Олегович? — спросил я, не донеся до рта кусок пирога. — Что-то его давно не видно…
— Так его же уволили! — оторвался от печатной машинки Эдик. — Или он сам уволился… В общем, там какая-то мутная история, но из-за Нового года никто толком ничего объяснить не мог.
— Ну да, я тоже слышала, что он, вроде как, на ставку в «Вечерку» перешел, — задумчиво проговорила Даша.
— Ну да, как же, — фыркнула Вера Андреевна. — В «Вечерку», только не журналистом.
— А кем? Неужели редактором? — ахнула Даша.
— Водителем, — хмыкнула наша корректор. — И это ему повезло еще. Его же из партии поперли.
— Ой-ой… — глаза Даши стали круглыми и удивленными. — Это за тот случай, да? С взяткой?
— Какой случай? — заинтересовался я.
— Да нет, его за аморалку, — отмахнулась Вера. — Так, все. Закрыли тему, а то нос прищемит! Не нашего ума дела! Что знала, то сказала. Пирог, вон, жуйте и помалкивайте!
Феликс встретил меня прямо возле проходной. Я выходил, задумавшись, и чуть было не прошел мимо. Ему понадобилось меня за рукав схватить, чтобы я к реальности вернулся.
— Мы созвонились с Дарьей, — без всяких предисловий заговорил он. — Она дала мне адрес, по которому приезжать, а я по карте посмотрел, это оказалось совсем рядом с твоим заводом. Вот я и подумал, что надо тебя сразу забрать от проходной, чем ты будешь туда-сюда мотаться.
С одной стороны, квартира рядом с заводом — это была отличная новость. На работу пешком ходить, в транспорте не толкаться. С другой — райончик здесь, конечо, тот еще, И воздух грязный от промзоны, да и контингент… Впрочем, в моем положении носом особо не крутят. Тем более, что женщина согласилась пустить меня пожить практически бесплатно. Даже для кошелька молодого специалиста названная сумма не выглядела обременительной.
— Ага, от дома культуры химиков свернуть направо, магазин «Спорткультовары», дальше пятиэтажка… — бормотал Феликс старательно выглядывая ориентиры. — Ага, вот этот дом! Мы на месте. Квартира семь. На четвертом этаже.
Он припарковал свою «пятерку» в пустующем кармане возле мрачной пятиэтажке из серого кирпича. Из каждого окна свешивалась сетка-авоська, полная каких-то продуктов. Понятно. Похоже, меня ждет коммуналка.
Хотя, с другой стороны, а чего я хотел за такие деньги?
Но легкий укол разочарования все-таки почувствовал. Теплилась легонькая надежда, что знакомая Феликса вселит меня в хоромы, вроде тех, которые отец арендовал для героини Муравьевой в фильме «Карнавал». И я буду там гостей принимать, приемы устравиать, и все такое…
Ладно, отложим пока идею великосветского салона советского образца. Жить надо по средствам, Жан Михалыч!
На узкой лестнице пахло предсказуемо — крысами, сыростью и подгоревшей капустой. Рядом с дверью квартиры номер семь звонок был всего один, что было хорошим знаком. Правда корпус его давно раскрошился на кусочки, так что пимпочка звонка торчала прямо из пучка спутанных проводов. Феликс осторожно надавил на него дважды.
За дверью немедленно раздались торопливые шаги. Скрипнул замок, за ним дверь.
— Дарья Ивановна? — вежливо спросил Феликс. А я молчал. Потому что мне не нужно было спрашивать. Я и так знал эту женщину…
Глава двадцать четвертаяКоммунальная страна
Причудливое плетение судьбы. В совсем уже недалеком будущем вот эта самая женщина станет городской знаменитостью. Потому что это никакая не Дарья Ивановна. Это Дара Господня. Дамочка, которая сначала создаст свое эзотерическое учение, а потом довольно мрачненькую тоталитарную секту. А в девяносто шестом надолго сядет в тюрьму.
Еще в самом начале ее «карьеры» я брал у нее интервью. С серьезным видом задавал вопросы, слушал сказочный бред про тонкие энергии и могущественные силы. А потом расшифровывал диктофонную запись, пытаясь свести эту алогичную хрень в хоть какой-то связный текст. Ну модно было в те времена писать про городских сумасшедших. А второй раз мы встретились, когда она уже перестала быть одиночкой. И писал я уже не про ее эзотерические воззрения, а про «Путь вечности». Приглашал, правда, ее одну, но в редакцию они явились вчетвером, больше трех часов мурыжили мне мозги, устраивали ор на почти каждый мой вопрос. И в результате ничего не получилось. Потому что статью эту сняли перед самой публикацией. И главред даже не дал мне за нее втык, потому что он слышал нашу беседу сквозь дверь своего кабинета. Так что когда пришло распоряжение сверху полосу немедленно переверстать, а статью эту несчастную отправить на доработку до тех пор, пока оскорбленные сектанты не будут удовлетворены, он похлопал меня по плечу и взял обещание не связываться больше никогда с сумасшедшими. Ну а в третий раз я видел ее уже в зале суда. Когда она и ее сердечный друг и астральный спутник были приговорены к весьма даже не астральным, а реальным срокам. Потому что, как выяснилось, путь к их мудрости лежит через отписывание в пользу секты имущества. Ну и еще там боком проходило растление малолетних, инцест и множество прочих не очень аппетитных деталей внутреннего быта последователей.
— А вы Феликс Борисович, да? — немного суетливо сказала будущая Великая Матерь и Проводница Воли Его. Потом она перевела взгляд на меня. — А вы Иван, верно? Проходите, я уже давно вас жду! Вот тут тапочки, переобувайтесь. Все соседи у нас хорошие, мы поддерживаем чистоту, так что топтать не надо, пожалйста!
Чистоту? Хм… Странные, однако, в этом месте понятия о чистоте… Я огляделся. Узкий темный коридор, краска на стенах облезла от времени, а щели в деревянном полу такие, что кажется, что из них подглядывает бездна. Глазами мышей и тараканов. Впрочем, может я и зря. В воздухе витал запах хлорки и табачного дыма. И еще какой-то не очень аппетитной еды. Через весь коридор была протянута веревка, на которой сушилось белье. Под потолком на покосившемся шифоньере стояли коробки. В простенке между двумя дверями висел старенький велосипед «Урал».