– Они делают себе выпивку тайком, перегоняя сок домашних фруктов. Оно и понятно. Людям нужно как-то расслабляться. Даже у животных есть свое «расслабляющее».
Он указал на Домино, который поедал валериану и, казалось, уже натрескался ею допьяна.
– Надо было ввести полный запрет, – заявила Жослина.
– Они нашли бы что-нибудь взамен. Стали бы покуривать какую-нибудь траву, что-нибудь из вьющихся растений, коноплю.
– Мы запретили бы и это.
Ив положил дочурку животиком себе на плечо, чтобы вызвать у нее отрыжку, после чего переложил ее в постельку.
Жослина Перес взглянула на малышку, которая что-то лопотала.
– Для вящего успокоения пришлось бы много чего запретить. Но эдак мы докатимся до диктатуры. И потом, они малые дети, что ли? Нет, не таким я вижу Homo Stellaris будущего.
– Черт побери, – проговорила Жослина, – ну почему они не могут держать себя в руках? Ведь они, кажется, прошли строгий отбор.
– Надо реально смотреть на вещи: даже при самом строгом отборе все мы, как ни крути, человеческие существа, и за спиной у нас не одна тысяча лет злодеяний. Зло у нас в крови, и одним махом его не искоренить.
В комнату вошла Элизабет Мэлори – она выглядела усталой: ей пришлось уклоняться от астероида, а потом возвращать корабль на прежний курс. Малышка тут же залопотала на другой манер и начала звать мамочку, раскидывая и прижимая к себе ручонки.
– Так что ты предлагаешь, Жослина? – спросила шкипер, с ходу вступая в разговор.
– По-моему пора четко и ясно огласить правила игры, которые до сих пор только подразумевались. Хотя все понятно без слов, лучше об этом сказать напрямик.
Мать извлекла маленькую Элоди из постельки и теперь держала ее на руках, целуя и лаская.
– Необходимо создать Конституцию. Нужно четко определить все, что подлежит запрету. И обусловить меру наказания за каждое совершенное правонарушение и преступление.
– Наказания? И кто же будет их применять?
– Полиция. Нам нужно создать полицию. Мы не можем больше уповать лишь на энтузиазм наших людей, нужно добавить чувство страха перед наказанием, иначе все рухнет и на смену невинности придет жестокость.
Элизабет Мэлори, которая все так и продолжала целовать дочь, словно желая наполнить ее любовью, повернулась к ним и сказала:
– А ты как думала, Жослина? Все будут друг другу улыбаться, и у нас тысячу лет будет тишь да гладь?
– Я надеялась. Я рассчитывала на нашу сознательность и надеялась, что без денег, частной собственности и брачных обязательств, без спиртного, налогов и правительства у нас, конечно же, все будет в порядке.
– Что ж, пора… чуть не сказала «спуститься с небес на землю»… ну скажем «вернуться в действительность». Мы всего лишь человеческие существа.
Элоди снова залопотала. Они втроем переглянулись, и Элизабет твердо сказала:
– Вот звездное дитя, но ее поколение пока еще не в большинстве. Мы «древние земляне», и нам еще только предстоит стать «новыми косможителями».
Жослина Перес приняла сокрушенный вид.
– Надо будет собрать советников и составить конституцию. Впятером нам не управиться.
Элизабет уложила малютку обратно в постель и недолго думая предложила Жослине выпить по стаканчику, но мэр решительно отказалась.
– Значит, конституционное собрание. А что еще?
– В тюрьме придется оборудовать камеры. Может, сотню. Надо готовиться к новым преступлениям.
Ив в раздумье произнес слова, которые ему совсем не хотелось говорить:
– Разве пустые камеры не требуют того, чтобы их заполнили?.. (Впрочем, он вовремя спохватился.) Сдается мне, мы ступаем на старую дорожку, которая всегда заводит в тупик. Может, будут другие предложения?
– Это необходимое зло, зато наименьшее. Куда хуже, если преступления будут оставаться безнаказанными, – эдак мы скатимся в анархию, – заметила Элизабет.
– Я сам был анархистом. И всегда мечтал жить в мире, где не будет ни полиции, ни государственного управления, – ответствовал Ив.
– Это утопия. На самом же деле отсутствие законов играет на руку прохвостам, возомнившим себя великими правителями, которые за отсутствием системы наказаний силой навязывают свои законы, – напомнила Иву жена.
– Стало быть, нам придется сформировать «правительство».
Он произнес это слово так, будто речь шла о каком-нибудь отвратительном блюде.
– Другой возможности я не вижу, – четко проговорила Жослина Перес.
Ив Крамер хватил кулаком по бамбуковой стенке.
– Ну почему мы должны действовать по одним и тем же схемам?
– Человека так просто не изменишь, – сказала Элизабет, баюкая дочурку.
– Мы все неплохо усвоили систему параноидального восприятия окружающих. Родители, школа, работа и телевидение с младых ногтей подгоняли нас под шаблон. И избавиться от него не так-то просто. Даже долгий космический полет не может изменить столь глубоко укоренившуюся программу. Или же придется промывать бабочкианцам мозги, чтобы они все забыли. Чтобы очистились и освободились от оков жестокости, которую видели и ощущали в прежней жизни. Чтобы у них в голове не осталось ни единого воспоминания о порках, которым они подвергались в детстве. Или о ночных кошмарах, в которых им виделись волки.
– А я верю в будущее поколение, – уверенно сказала Элизабет, целуя Элоди. – Просто нужно набраться терпения. Мы постараемся запрограммировать их на стремление к счастью.
– Это дело непростое, – признался Ив. – Потому как, если я правильно все понял, довольно одной паршивой овцы, пораженной вирусом жестокости, чтобы заразить все стадо.
В конце концов Жослина Перес налила себе стаканчик и осушила его одним глотком.
– Именно поэтому наш опыт можно признать уникальным. Перед нами впервые открывается возможность постараться изменить старые правила. Однако ради этого некоторые из них придется до поры сохранить. Сюда относятся конституция и законодательство. И правительство с полицией тоже. Придется все это сохранить, пока мы не станем воплощением совершенства и не сможем жить без предводителей.
48. Распад
Погребение жены пекаря прошло на небольшой возвышенности, где Жослина распорядилась расчистить место под кладбище.
По совету Адриена Вейсса, неизменно заботившегося о защите экосистемы Цилиндра, тело молодой женщины не стали облачать в погребальное платье и прямо так, без одежд, опустили в яму, которую выкопали в земле, чтобы черви, так сказать, рециркулировали его, превратив в частицу «природы» Цилиндра.
Когда тело засыпали песком, толпа присутствующих вдруг, не сговариваясь, затянула заупокойную песню.
Впрочем, слов в этой песне не было.
То было, скорее, монотонное протяжное завывание, набиравшее силу и звучавшее все громче.
Опять же по совету биопсихолога на могиле посадили грушевое деревцо.
Вместо погребальной молитвы Адриен Вейсс возгласил:
– Да вскормят микроэлементы землю, и да вскормит песок древо соком. И да возродится потом из тела сего новая жизнь в виде плодов, кои всякий сможет вкусить. И да пребудет память о ней в клетках наших вовек.
Грушевое деревцо полили, и толпа разошлась.
49. Снять нагар – выпустить пар!
Температура выросла.
Задача простая: отладить термостат и солнце.
Напряженность в сообществе тоже выросла.
Первое преступление породило первую темницу, первый суд, первое кладбище, первую полицию, первое правительство, первое конституционное собрание и первую конституцию.
«Вот так порядок рождает беспорядок», – утверждал Адриен. Но ему никто не верил.
Только Элизабет, управляя «Звездной Бабочкой», понимала, как глубоко подавлен Ив.
Изначальная гармония нарушилась.
Его мечту осквернили.
Взгляд шкипера был устремлен все время вдаль – на три светящиеся точки.
Курс прежний – на тот звездный треугольник.
Она непроизвольно погладила рукой металлическую бляшку, за которой было спрятано указание местоположения их таинственной цели – загадочной, возможно, обитаемой планеты, куда однажды прилетят их потомки.
Ее взгляд скользнул влево – там, в кабине пилотов, спала глубоким сном крошка Элоди с тряпичной куклой в обнимку. Звездное дитя, исполненное надежд на светлое будущее.
Элизабет поцеловала малютку в лобик.
На нее нахлынули воспоминания. Мореплавательницей-одиночкой она стала не случайно.
Она тоже бежала из дневного мрака в светлую ночь.
Ей вспомнились привычные картинки из детства.
Пьяный отец, избивающий мать. «Нет, только не перед малышкой – бей в комнате, только чтоб она не видела», – голосила мать.
«Можно мысленно очистить прошлое – достаточно представить себе, что это всего лишь магнитная лента, которую стираешь», – научил ее Ив.
Шкипер зажмурилась – и все очистила. Ей пришлось проделать это не раз, мысленно шуруя губкой, смоченной в кислоте.
«Все уже свершилось, и назад дороги нет, но я могу утишить боль прошлых воспоминаний», – сказала она себе.
Ив уверял ее, что, когда стираешь какой-нибудь миг своей прошлой жизни, кажется, будто вся Вселенная узнает твою историю и заново пересматривает ее.
Звезды – глаза вселенной, и Вселенная с любопытством наблюдает за нами.
Тут же нахлынули другие картинки-воспоминания. Убитая горем, рыдающая мать.
«Вот вам таблетки, они помогут вам уснуть, и никуда не выходите, лучше оставайтесь дома», – советовал врач.
Стерто.
Воспоминания о первых школьных наказаниях.
«Элизабет, у вас три балла из двадцати, вы недостаточно трудитесь, эдак вы ничего не добьетесь», – отчитывал ее учитель в коллеже.
Еще картинки: тело дедушки укладывают в гроб.
«Он не мучился, во всяком случае, под конец он не произнес ни слова – лежал неподвижно, с отсутствующим взглядом… даже когда ему делали уколы, казалось, он ничего не чувствует», – заверяла медсестра, приглядывавшая за дедом в последние дни его жизни.
А вот сожительница отца шепчет украдкой ему на ухо: «По-моему, твоя дочка загостилась у нас. Может, скажешь своей бывшей, чтоб забирала ее почаще, а то на выходные даже никуда не поехать?»