– Папа! Я же не умею!
– Ничего, научат – было бы желание! У нас не мир капитала, где «ты нам не подходишь – пшел вон, за воротами толпа желающих на твое место», а по-коммунистически, «не умеешь – научим». И если там даже те, кто только из деревни, работать могут – то и ты сумеешь, коль не полная дура. Будешь передовиком производства – через год тебе льгота на поступление в вуз по специальности: человеком станешь, инженером. А окажешься лентяйкой, вылетишь оттуда – пойдешь уже по разнарядке и на работу, к которой хулиганье приговаривают на пятнадцать суток. Даже тогда под мостом не поселят, у нас не Париж, а вот бараки с печным отоплением и удобствами на улице в Москве еще не все снесли, что-то оставили как раз для такого контингента лодырей и алкашей.
– Доченька, ну ты не реви! Вот, платок возьми, вытри слезы. И шшшш! – когда отец уедет, мы что-нибудь придумаем. Я тоже попросить за тебя могу, хоть Ивана Сергеевича, хоть Ревмиру Андреевну – думаю, не забыли еще, бывшие соратники. А пока – уж как-нибудь потерпи, перекантуйся. Да, и вещи твои я все сохраню, среди своих спрячу – а отцу мы с Нюрой скажем, что выбросили, как он велел.
«Поганки». Изображены молодые люди в «стиляжных» нарядах – корчат рожи и кривляются, принимая непристойные позы.
– Итак, нам надлежит сформулировать Цель. Упаковав в лозунг, от которого даже те советские люди, у кого есть своя дача и автомобиль, будут трудиться по-стахановски и воевать, как под Сталинградом.
– Товарищ Елезаров, у нас разговор серьезный! И оргвыводы последуют – истинно ведь, что «без Теории нам смерть». Ваша перестройка показала. Или ваше поколение уже настолько развращено личной собственностью, что не способно, как мы, «дан приказ ему на запад» – и завтра ты уже на польский или японский фронт, как повезет?
– Так я смотрю, принцип материального поощрения и в этом времени применяется очень широко. Значит «развращение», приведшее к перестройке, вызвано все-таки не им?
– А чем же? Не вы ли отметили еще давно, что главное отличие между нами и вами, это приоритет в паре «личное-общее». Если у нас общее безусловно важнее, то у вас паритет – «сколько мне, столько и я».
– Гораздо сложнее. В мое время (еще до перестройки) по радио крутили песню:
По утрам я спешу на урок,
Но за радугой школьного дня
Мой завод, мой завод, мой станок
Очень ждут меня.
И все мои приятели, пацаны во дворе, над этим откровенно ржали. Обычные ребята с заводской, между прочим, окраины, которые уже искренне не понимали, как это можно, отбыв день в школе, с радостью стремиться отышачить еще смену у станка. И я сам тогда, будучи уже советским пионером, читая, например, «Витю Малеева», удивлялся, что это за такие пионеры, которые даже за дверями школы, дома и в каникулы нагружают себя какой-то работой. Директором нашей школы был Виктор Иванович, по праздникам он выходил на линейку, надев на пиджак орденские ленточки – там были две «Славы», значит, человек воевал геройски, этот орден тыловым не дают. Но кредо его было «как бы чего не вышло». Плевать, что хулиганы трясут деньги у малышни, а старшеклассники торгуют жвачкой, выменянной у иностранцев, – главное, что скажут в роно[15]. Человек просто устал и хотел в покое досидеть до пенсии. И эта картина была типичной для того позднего Союза – вплоть до Политбюро.
– Ну и что вы хотите этим сказать? Что вы, «дети», уже настолько не понимали своих отцов?
– Мы всего лишь не понимали, зачем это было нужно. Не видели вклада во что-то общее. Зато наблюдали не раз, как результат нашего труда в буквальном смысле гниет – лишь ради того, чтоб где-то в бумажке галочку поставили. Цели, Идеи не было – а раз так, зачем стараться, время тратить, от себя что-то отрывать? Я это про нормальных людей говорю, не про подлецов. Некуда было себя деть – вот при Горбаче и рвануло!
– Вы хотите сказать, что ваши люди были настолько против советской власти?
– Не против власти, а… Ну вот товарищ Сталин сказал про пассионарность – а куда ее разрядить, если она имеется? На войну, или что-то подобное, вроде милиции или пожарных, это все же самая верхушка, у кого максимум есть. Творчество или наука – опять же, не каждому дано. А куда податься тем, у кого по минимуму, но есть – причем таких всегда в разы больше героев? Да в бизнес же, в свое дело – это было на Западе, но практически отсутствовало в СССР, и что любопытно, было затруднительно и у нас при царе, особенно для пролетария. Вот и вышло, что грабли оказались – и в 1917-м, и в 1991-м, одни и те же, в этой части.
– Положим, у нас этот путь открыт: захотел в артель, пожалуйста.
– Пантелеймон Кондратьевич, я другого боюсь. Сейчас доклад вам готовлю, после работы с немецкими и итальянскими архивами, при полной поддержке местных товарищей. Вот даже в наше время считалось, что фашизм – это собрались лавочники-колбасники и прочий мелкобуржуазный элемент в штурмовые отряды, чтобы бить евреев и коммунистов. А при близком изучении оказалось – что было совсем не так!
– Ну, что немецкие и итальянские рабочие охотно шли в штурмовики, это нам хорошо известно. Только про сей факт рекомендовано не распространяться.
– Не расскажем мы – расскажет вражеская пропаганда. В реальности фашизм с большим трудом проникал в пролетарские слои, где уже было сильное влияние коммунистов и социалистов – лишь когда же такового не было, как, например, в Румынии, то и среди пролетариев фашизм шел на «ура». Мелкобуржуазный элемент – и лавочники, и крестьяне – фашистов поддерживали, но без особого рвения, а скорее по принципу большинства. Но был класс или прослойка, как назовете – который отдался фашизму сразу, в массе, с увлечением и энтузиазмом! И это были вовсе не лавочники, а молодая часть интеллигенции, студенты университетов, госслужащие – «молодые государственники», можно сказать и так. Уж очень привлекла их идея – что все мы, и господа, и трудящиеся, одна нация юбер против всего мира. Тем более что немцев и правда в 1919 году обидели сильно и несправедливо[16].
– Хотите сказать, образно, что как раз «грамотеи» первыми и шли в «серые штурмовики дона Рэбы»? Интересно, если Стругацкий узнает, то что напишет здесь?
– Шли те, кто искал и не находил Идею. Кто был достаточно пассионарен, чтобы не жить бараном, и нередко даже был образован, но не имел нужной информации или не умел с ней работать. И охотно принимал то, что ему подсовывали, – те, кому выгодно. Вы понимаете, к чему это ведет?!
– Что при таком раскладе государству оказываются ценны «не умные, а верные»? Кто не думает, не спрашивает. «Не сметь свое суждение иметь» – так было ведь это у нас при Александре Третьем, и к чему после привело?
– Именно! То есть запрещать – не выход. Получим итог – еще худший. Значит, что остается? Если не можешь запретить…
– То возглавь. Вы это хотите сказать, Валентин Григорьевич?
– Именно это! Но черт побери, вот на языке вертится, и никак не родить. Как коротко и ясно обозвать то, что товарищ Сталин указал? Мы – первые на пути к коммунизму, самой высшей ступени общества! А значит, те, кто на этот путь еще не вступил – против нас, как питекантроп перед человеком.
– Так это на «юбер» похоже выходит?
– «Юбер» у них был – по национальности. А в нашем времени был такой лозунг, «Русский мир».
– Это то, что вы рассказывали про общество «Память»?
– Нет. Русский – это какой смысл в слово вложить. Если национальность – тогда привет Гитлеру в аду. Потому что объявить свой народ «юбер», ну а прочие удобрением, это в конечном счете гибель для любой страны. Тем более такой, как наша – где, наверное, и вовсе нет стопроцентных этнических русских, за столько веков смешения с народами-соседями. А если имеется в виду общность, как у Гумилева – «иди сюда, ты нам подходишь», то приветствую. Поскольку в этом случае русский это не национальность, а свойство души и жизненные принципы. И глубоко фиолетово, какой ты крови – хоть немец, хоть узбек, хоть еврей.
– А в этом что-то есть… Но все же «русский» для Идеи мирового уровня – не подходит. Ведь тогда другие народы могут понять как: мы всех хотим покорить и себе подобными сделать. Мне-то вы объяснили, что это не так – ну а индус или аргентинец вас поймет?
– «Красный» – нам бы подошло, тем более что помнят у нас еще второе значение, «лучший», «красивый».
– Ага, «красная угроза». Месье Фаньер вам аплодирует!
– Мир мечты?
– Слишком абстрактно.
– А зачем нужно единое название? Пусть для советских граждан будет – «Советский мир». Для соцлагеря в целом – «Мир коммунизма». А для товарищей попов… да хоть «Рай на земле».
– Я товарищу Сталину доложу – как он утвердит.
Лишь теперь, на тринадцатый год нашего пребывания здесь, я поверил, что история изменилась по-крупному.
Но не скажу о том никогда – ни самому товарищу Сталину, ни даже Анюте.
Мы и прежде служили честно – решив, что хуже не будет. От того, что в этом мире Победа пришла на год раньше, и нет здесь двух Германий, а единая ГДР (и еще Народная Италия), и не случилось Корейской войны – поскольку и Корея вся наша. От того, что здесь не было Хиросимы и Нагасаки, потому что наш атом был первым, а американцы до капитуляции японцев не успели. И от многих других событий – сделавших СССР и весь лагерь социализма гораздо сильнее, чем в той истории. Заранее знать верные решения (политические, научные, кадровые), предвидеть бедствия, как неурожай сорок седьмого, ашхабадское землетрясение и курильское цунами – все это дает конкретные «бонусы», но само по себе не спасет от главной катастрофы – той, что случится в девяносто первом.