Как та деревня называлась… – а черт ее разберет! У этих вьетнамских дикарей даже язык не как у людей – и мяукают, словно помоечные коты, и как мне сказали, то же слово другим тоном будет значить совсем другое. К нашей команде переводчика прикомандировали, из «наших» туземцев – и мне этого хватает.
Мы – лесные рейнджеры. По крайней мере, так нас неофициально называют. Бегаем по этим проклятым джунглям за вьетконговцами, пытаемся их поймать… или они нас, как повезет. Работенка адова и с повышенным риском – но и оплачивается хорошо. За каждое отрезанное ухо, как доказательство уничтожения врага – платят, хотя и туземными пиастрами, но на доллары обменять не проблема, уже почти два года я тут, нужных людей знаю. А вьетнамцы мелкие – так что ухо от женщины или ребенка тоже сойдет. Впрочем, в нас тут и дети стреляют, видел сам. Так что совесть моя чиста. К тому же наш капеллан отпустил мне и всем моим парням грехи оптом – «убей красного, спаси его душу от дальнейшего падения, это благо и ему и себе».
Приказ был – усмирить деревню. Вроде там недалеко наш конвой раздолбали – как обычно, сначала мины на дороге (в этом вьетнамцы ну очень искусны – говорят, их русские научили), а как головной броневик взорвется, бьют по остановившейся колонне из множества стволов, включая РПГ и пулеметы. И обычно сразу убегают в лес, как только наши опомнятся и начнут отвечать – гоняться за ними, это занятие для самоубийц. Но бывает (если первый удар оказался очень успешным, и потери у нас велики), что атакуют – и тогда спаси, господи, души наших парней, потому что выживших не бывает. И деревенские тоже наверняка в деле – как минимум шпионили: откуда вьетконговцы знали, где и когда пойдет конвой – время и маршрут стараются менять. А без конвоев никак – поскольку везти вертолетами снабжение в дальние гарнизоны выходит очень уж накладно. И тоже небезопасно – поскольку у вьетконговцев в лесу могут быть и пулеметы ДШК и «эрликоны».
Миссия приятнее, чем бегать по лесу, кишащему повстанцами. Если бы нас не прикомандировали к «черной» роте. Они должны были сделать основную работу, ну а мы вроде как разведка и поддержка, раз деревня возле леса – наверное, так в штабе кто-то рассудил, когда писал приказ. А эта рота прославилась уже по всему Вьетнаму! Отчего «черная» – так я вам сейчас расскажу.
C этого лета «идиотов Уилсона», слава богу, больше пополнением не присылают! Зато черномазые пошли толпой. Понятное дело – слышал, что дома в Штатах эта война стала не слишком популярна, ну а кому отмазаться легче – белому и образованному парню из среднего класса или ниггеру с помойки? Но очень не нравились мне разговоры – да, я всего лишь сержант, но у меня приятелей много, в том числе и среди штабной обслуги, так что знаю я, о чем офицеры болтают, что кому-то в Вашингтоне пришло в голову лишних ниггеров утилизовать. Мне их не жалко – но ведь и я пока тут? И не дай бог, для всех нас тут кончится, как на Филиппинах в сорок втором – из капитулировавших на Батаане единицы ведь живыми остались после японского плена, ну а вьетнамцы к нам не гуманнее япошек.
Так вот, хотя ниггеров сейчас можно встретить, наверное, в каждой роте и батальоне – в «черной» роте их было больше половины. Командиром там был капитан Трэгг – больной на всю голову, я не удивлюсь, если бы ему на освидетельствовании и правда вынесли бы диагноз. Слышал, что он из семьи потомственных военных – папа у него в Гавре высаживался, дед в отряде Першинга ловил Панчо Вилью, а прадед собирал индейские скальпы. И что у него один брат погиб в Китае в пятидесятом, а второго убили вьетконговцы в прошлом году – после чего капитан Трэгг и озверел. Хотя, наверное, он и раньше не отличался голубиной кротостью и любовью к красным, ну а теперь… Коммунисты были для него чем-то вроде тараканов или крыс – «если за сегодня не убил ни одного, значит, день прошел зря». А если кто-то пытался ему возражать, тогда капитан хватался за свой «кольт-коммандер» и спрашивал, глядя в упор, а не коммунист ли ты? Рассказывали, что он даже вышестоящих чинов не стеснялся обвинять в некомпетентности и «красных» взглядах – если считал, что они мешают ему коммунистов истреблять. И убрать его из армии было невозможно, поскольку его геройский папа стал в Вашингтоне немалой шишкой – потому его спихнули на самую передовую, наверное, в тайной надежде, что его прикончат вьетконговцы. Но пока он этих вьетконговцев успешно и во множестве убивал. Слышал, что на той стороне есть его копия, русский «полковник Куницын», такой же бешеный – вот интересно, если они сойдутся в поединке, как в кино, то кто выйдет чемпионом?
Любопытно, что сам Трэгг расистом не был – не делая различия между своими белыми и черными солдатами. А определял их цену и уважение: «сколько коммунистов ты убил». Кстати, белые под его командой тоже были под стать ниггерам – сплошь подонки с городских окраин, от которых честному парню с фермы, как я, лучше держаться подальше. Но воевали отчаянно – этого у них не отнимешь.
Вертолеты сели одновременно, с разных сторон деревни – чтобы никто не убежал. Мы больше смотрели за лесом, а солдаты Трэгга согнали всех жителей на площадь, которая находилась на окраине, так что я все видел хорошо. И знал, что должно быть дальше – потому как уже не раз участвовал в таких делах. Арестовать тех, на кого у парней из контрразведки есть что-то конкретное. Еще тех, у кого при обыске найдут оружие, взрывчатку, радио, коммунистическую литературу – да и любые вещи, изготовленные в коммунистической зоне. Также – семьи виновных (невзирая на возраст и пол). Иногда – еще и старосту деревни (отчего знал и не донес?). Бывало, что и кого-то из самых уважаемых жителей. Расстреливали тут же лишь явных вьетконговцев, ну и конечно, тех, кто пытался бежать или сопротивляться. А большинство арестованных увозили – и я без понятия, куда их девали дальше: наверное, передавали местным макакам, за исключением тех, кого контрразведка оставляла себе. «Сад грез», «Небесные чертоги», «Райский остров» – отчего-то у местных принято давать такие цветистые названия подобию нацистских концлагерей. Так сами виноваты, коммуняки – не захотели жить по нашей свободе и демократии, получите теперь наш рай на вашей земле!
Но нет – что там происходит? Сначала черные парни Трэгга разделили толпу желтомордых (три-четыре сотни, если не полтысячи голов) натрое. Вот первую треть отгоняют чуть в сторону, заставляют всех сесть на корточки, а сами строем дисциплинированно отходят на десяток шагов, вскидывают свои М14 – и очередями по толпе! Крики, визг, вой – кончились быстро. Ай да капитан – видел я до того, как в такой же партизанской деревне каждого десятого расстреляли, ну а Трэгг, значит, каждого третьего приговорил?
Я, знаете, не зверь и не маньяк. Но если мне умники, политики и попы говорят, что коммунист это не человек, то что вы от меня хотите? Из-за коммуняк я торчу в этой проклятой стране уже скоро два года, вместо того, чтобы дома пить виски и щупать девок – и должен бояться пули из-за каждого дерева и мины под каждым кустом, и ловушки на каждой тропе, ну а про здешний мерзкий климат вообще промолчу! Никто из наших парней давно уже не верит красивым словам, что «мы несем вьетнамцам свободу» – ну разве что в смысле «убей, чтобы не дать им дальше грешить», хе-хе! Если вьетконговцы не хотят принимать нашу свободу и демократию – так пусть они сдохнут все, и я тогда наконец вернусь домой. И самки с детенышами – слышал, что они тут тоже стреляют в нас, ну а если нет, так наверняка шпионят.
Смотрю, а парни Трэгга ко второй партии вьетнамцев подошли – и их туда же! Тут оставшиеся желтомордики повскакивали и бежать – от деревни, в поле, прямо на нас! Ну мы тут тоже стволы вскинули и врезали – никто не ушел! Попытка к бегству – за это по всем правилам пуля положена.
А солдаты Трэгга на нас, едва только морды не бьют! Эй, что такое? Мы же побег пресекли!
Сам капитан подошел, своих усмирил. Наорал на них еще – чего рот раззявили, теперь и будет у вас меньше счет! Я не понял тогда, мне уже после разъяснили. Оказывается, Трэгг своим головорезам пообещал награду – всему взводу, который убьет коммунистов больше других, он за свой счет устраивает самый роскошный пир с бабами и бухлом в это Рождество, ну а когда мы вернемся домой, то троим, наиболее преуспевшим, он как Санта-Клаус исполнит любое желание: оплатит поступление в колледж, даст денег открыть собственный бизнес, подарит тачку самой последней модели или хоть выдаст мешок наркоты – каждый выберет сам! Хорошо же быть сыном миллиардера! Ну а я, выходит, третьему взводу эту бухгалтерию испортил…
А после он предложил мне и еще кому-то из моих «лесных чертей» сфотографироваться «для истории». На фоне кучи вьетконговских трупов, сам Трэгг картинно поставил ногу на мертвое тело, а кто-то из его парней держал в руке отрезанную голову. И я согласился, как идиот!
Понял, что я идиот – увидев это фото в местной газетенке (да, в Сайгоне есть даже собственная пресса!). И моя физиономия была вполне различима – а этот листок и красные читают, ведь их шпионы здесь повсюду! И если я теперь в лесу вьетконговцам попадусь, что со мной сделают, фантазии не хватит представить!
Решил поговорить с Трэггом – благо на одной базе сидим. Что раз он так меня подставил, то неплохо бы как-то компенсировать. Самое лучшее, это перевести меня домой, хотя бы инструктором в учебный лагерь – от нового пополнения слышал про такие. Где-то во Флориде – «вьетнамская деревня», все как в натуре, только в роли жителей переодетые солдаты из нашего персонала, со спрятанным оружием, дома как огневые точки, и везде подземные ходы, а наших парней учат такое коварство распознавать и вычищать. Есть где-то еще такие же «африканская», «мексиканская» и даже русская деревня Krasnoe Sobakino. Учат, значит, наших парней, как нести свободу и демократию по всему миру! А кому в этих лагерях обучать, как не таким, как я? Разве я свой долг Америке уже не отдал – не заслужил, чтобы меня на такую работу направили, непыльную, безопасную и хорошо оплачиваемую?