– Иные повороты судьбы никто не может изменить, – устало промолвил Амар. – Наше царство наделено великой силой, но некоторые жизни предопределены. Мы можем лишь управлять кусочками, в коих нет однозначности. К счастью, судьба почти всегда оставляет пространство для маневра.
Пламя, объявшее деревню, почти обжигало лицо, и я отвернулась.
– Уведи меня отсюда, – попросила хрипло.
Горло сдавило. Вот что значит стеречь границу между мирами. Жестокая обязанность. Мне на глаза опустился плащ Амара. Я глубоко вздохнула, позволив темному шелку лишить меня зрения.
А когда открыла глаза, мы уже стояли в тронном зале. Амар медленно убрал плащ, коснувшись пальцами кожи так легко, что, вероятно, даже ненамеренно. От знакомого тепла желудок перевернулся, и я отступила.
Рядом дремал гобелен. И несмотря на прекраснейшие картины неба, моря и земли, взгляд мой так и тянулся к рваному шву, напоминающему рану.
– Как это произошло? – спросила я, указывая на него.
Амар долго молчал, отказываясь даже посмотреть в ту сторону, но наконец сдался:
– Порой значительное травмирующее событие в мире может оставить шрам. Надеюсь, больше такого не случится. – Голос его был напряжен и тих, как будто гобелен и вправду спал, и Амар не мог вынести даже мысли о том, что он пробудится. – Но хватит об этом. У мальчика должна остаться только одна нить, и лишь тебе решать, какая.
– Попадая в Иномирье, его мать умирает?
Я представила, как Дхармараджа, повелитель закона в загробном мире, подлетает к матери мальчика на коне, размахивая арканом, хватает ее душу и утаскивает в свое мрачное царство, где ей предстоит дожидаться реинкарнации.
Губы Амара сжались в тонкую линию.
– Никто не умирает. Смерть – это просто другое состояние жизни.
– Как зовут мальчика?
– Почему ты спрашиваешь?
– А почему не должна? У каждой нити свой цвет, и каждый цвет принадлежит кому-то. Если я вынуждена принять такое решение, то не хочу, чтобы на моей совести был безымянный мальчик.
– Не проще ли оставить жертву безликой?
Я вздрогнула:
– Он не жертва.
– Как еще назвать того, кто угодил под влияние судьбы?
– Человек, – с горечью ответила я.
– А как же чувство вины? Зачем навлекать на себя страдания?
– Вина учит нас ответственности.
Амар улыбнулась, и я почувствовала, что прошла какую-то проверку.
– Его зовут Викрам.
Я мысленно повторила имя.
– Не обязательно принимать решение прямо сейчас. К такому нужно привыкнуть. Но если настанет час и ты не сможешь…
– Нет, – поспешно выпалила я.
Разве не этого я желала всю свою жизнь – шанса доказать, что достойна власти? Теперь не время отступать.
– Я смогу.
– Я никогда в тебе не сомневался.
Мой гнев утих.
– Вчера я сказал, что буду испытывать тебя. – Амар развел руками. – Считай это нашим первым уроком.
11. Цветение мрамора
Он прошагал в центр зала и провел ладонью над мраморной плиткой. Воздух вокруг него замерцал. Комната наполнилась чарами. Пол задрожал, и в следующий миг ввысь выстрелил темный столб с нежным мраморным бутоном на вершине, похожим на нераспустившийся цветок. Амар уперся в него рукой, выжидающе постукивая по камню пальцами.
– Править Акараном странная задача. Во многом это напоминает развенчивание иллюзий. Нужно определить, что из увиденного мираж, и отделить реальность от ее последствий. Скажи, моя королева, ты готова поиграть с судьбой?
Свет в комнате потускнел так, что мерцающие нити гобелена едва ли не воссияли.
– Без этого никак? – спросила я, обведя рукой полумрак.
– Здесь ты научишься ценить тени. Лучше привыкай к этому сейчас. Темнота – это не просто отсутствие света. Думай о ней как о пространстве для твоих мыслей.
– Мои мысли предпочитают пространство, залитое солнцем.
– Тогда твои мысли нуждаются в воспитании. Позволь их просветить.
Амар ударил ладонью по каменному цветку. Задрожав, мраморные лепестки раскрылись. В центре притаилась мраморная птица. Амар стукнул костяшками по птице, и она встрепенулась, покачнула мраморными крыльями и, повернув голову, уставилась на меня. Когти ее обвивала крошечная цепь, прижимая лапки к плите.
– Как ты… – начала я, протягивая к ожившему чуду палец, как вдруг ощутила в другой руке внезапную тяжесть.
Опустив взгляд, я увидела в своей ладони длинный меч. Тело сковало холодом.
– Ну же, – скучающим тоном протянул Амар, кивая на каменную птицу. – Это лишь мраморная иллюзия. Используй меч.
– И что с ним делать?
– А для чего, по-твоему, нужны мечи? – сухо спросил он.
Взгляд заметался между птицей и оружием. Слова Амара звучали как приговор. Несмотря на каменную суть птицы, происходящее казалось жутко неправильным. Она ведь выглядела такой живой.
– Что на сей раз проверяешь?
– Скоро узнаем. Теперь же поступай, как пожелаешь. – Амар распростер руки, голос его проникал в уши зловещим урчанием. – Что случилось, моя королева? Столь неистовая речь, а теперь ты ударилась в милосердие из-за каменной птички?
Я крепче стиснула рукоять. Птица вприпрыжку расхаживала по постаменту. По венам хлынуло тепло, и, даже не чувствуя веса меча в своей руке, я подняла его над головой и опустила. Металл обрушился на камень, и к горлу подкатил комок желчи. Содрогаясь, я выронила меч. Смотреть на останки птицы не было сил, но я заставила себя взглянуть краем глаза – осколки мрамора напоминали осколки костей.
– Вот, – выдавила я. – Я прошла твое испытание.
Амар мгновение изучал меня меня, скрестив руки на груди и поджав губы.
– Нет. Ты его провалила. Ты пожертвовала невинностью.
В животе вскипала тошнота.
– Но ты сказал, что это иллюзия.
– Так и есть. – Амар поднял кусочек каменной птицы. – Всего лишь камень.
Затем щелкнул пальцами, и она вновь появилась в центре цветка – живая и невредимая. Крылья ее подрагивали, сердитый взгляд был устремлен на меня.
– Под невинностью я подразумевал не птицу, а чувство, – сказал Амар, отряхивая пыль с ладони. – Сберечь, защитить – невинное желание. А ты поддалась высокомерию компромисса.
– Высокомерию? – Лицо мое пылало. – Я показала силу. Показала, какой могу быть…
– Беспощадной и легкомысленной? – перебил Амар, обнажив зубы в лисьем оскале. – Убей, если должна. Обвяжись поясом из отрубленных голов, если хочешь. Я бы взял тебя на руки, будь ты хоть в крови, хоть в рубинах… но думай, прежде чем делать. Импульсивность крайне опасна.
– Ты не оставил мне выбора…
– Я лишь велел использовать меч. Это ты решила, будто есть только один вариант.
– Когда я уточнила, что мне с ним делать, ты… ты спросил, для чего, по-моему, нужны мечи, – тихо закончила я.
Он не давал конкретных указаний.
Амар поднял оружие с пола и направил клинок на мрамор:
– Мечом можно также и освобождать. Ты могла перерубить цепь вокруг птичьей лапки и отпустить ее. Да, как орудие убийства он тоже годится, но ведь не обязательно убивать птицу. Разве не милосерднее было бы направить меч против угнетателя?
– То есть заколоть тебя?
– Почему нет? Все зависит от толкования. И так ты и будешь править, – подытожил он, протягивая мне рукоять меча. – Поразмысли над тем, что увидела сегодня. Но не позволяй мне на тебя влиять. Твоя воля только твоя.
Я уставилась на сверкающий даже в темноте клинок.
– Могу пообещать, что не забуду этого.
Помолчав, Амар заговорил очень тихо:
– Память – штука загадочная. Я бы на твоем месте поостерегся давать обещания, которые не сможешь сдержать.
Я направилась к двери, но он остановил меня, качнув головой:
– Через минуту явится Гупта и проводит тебя. – Затем расправил манжеты своего шервани. – У меня тоже есть обязанности, так что вынужден откланяться.
– Куда? – выпалила я, не сдержавшись.
Амар замер и шагнул ко мне. Тьма, плавная и тяжелая, обволакивала комнату, но я разглядела в тени капюшона ленивую кошачью улыбку.
– Будешь скучать по мне?
– Я спросила из любопытства, и только, – откликнулась я, но сама себе не поверила.
– Даже если так, нет большего соблазна, чем остаться рядом с тобой.
Дверь распахнулась, и в комнату ворвался хор голосов – серебристых и невнятных, словно шепот сквозь стиснутые зубы. Амар помедлил секунду, открыл рот, будто собираясь что-то сказать…
А потом сложил руки вместе и подул на них. Когда он раскрыл ладони, в воздух оттуда поднялся нераспустившийся цветок и поплыл через зал. Сияние его прогнало тени.
– Я никогда не брошу тебя в темноте.
С этими словами Амар ушел.
Дождавшись, когда дверь за ним закроется, и рухнув на трон, я спрятала лицо в ладонях и надавила на глаза. Когда Амар обещал мне власть тысячи королей, я совсем не на такое рассчитывала. Это неправильно. Мне предлагали менять судьбы людей, словно это искривившиеся конструкции, а не жизни, полные мечтаний, причуд и амбиций. Мои размышления прервал стук в дверь.
– Готовы переодеться к ужину? – спросил Гупта.
Я хмуро уставилась в окна тронного зала. Я была уверена, что, когда вошла сюда, снаружи царил солнечный день, теперь же прозрачные, как кожа призраков, облака ползли по багряному небу.
– Да, – ответила я, все еще пытаясь разобраться с потерянным временем.
По дороге из тронного зала обратно в мои покои Гупта не проронил ни слова, но в молчании его не было чопорности или неловкости. Он улыбался сам себе, а порой, перехватывая мой взгляд, буквально сиял.
– Я подожду вас здесь.
– Нет нужды, я помню путь в обеденный зал.
Гупта покачал головой:
– Я настаиваю.
– Ну если настаиваете, – немного раздраженно протянула я и скрылась в комнате.
В глаза сразу бросилось новое сари, изящно сложенное на кровати, – ярды серо-голубого шелка, усыпанного жемчугом. Я быстро переоделась, вернулась к Гупте, и мы направились в обеденный зал. Зеркала-порталы вдоль коридор