– Прости, – бросил мне Амар и выбежал прочь.
А я замерла, не в силах шелохнуться и выбросить из головы вой гончих псов. Плечи Гупты скорбно поникли.
– Что это такое?
– Я… – начал он, но побледнел и помотал головой. – Не могу сказать, простите.
Я стиснула кулаки:
– Из-за луны?
Гупта кивнул.
– Во дворце охотничьи псы?
Он помолчал и снова кивнул.
По спине пробежал холодок.
– Что они ищут?
– Вы же знаете, что я не могу ответить.
Я опустилась на стул, не обращая внимания на насмешливую улыбку полумесяца за окном. Еще не скоро Акаран откроет мне свои секреты. Придется потерпеть. Я пыталась притвориться, что вой был предупреждением. Что всему есть разумное объяснение. Но никак не могла избавиться от жуткого, сводящего с ума чувства, что он проник в самое мое нутро. И когда я склонила голову над едой, мне на колени упало созвездие.
Тускло-серебристое. И острое, как клыки.
14. Лев в колонне
Три дня я не видела Амара. Его существование выдавала лишь смятая сторона кровати. Поутру всегда холодная на ощупь. Я в одиночестве бродила по коридорам, исследуя залы Акарана, двери в которые мне открывались. Многие были завинчены болтами, но не все. Мысленно же я все время возвращалась к обугленной двери, увешанной цепями, однако, как ни искала, увидеть ее вновь так и не смогла.
В первый день я побывала в комнате, где снизу вверх, слегка закручиваясь в вихри, сыпал снег. Касаясь потолка, он обращался лентами полупрозрачного шелка и вновь стекал на пол, чтобы этот снежно-шелковый круговорот никогда не прекращался. На второй день за дверью с изменчивым изображением песчаных дюн я нашла душный жаркий зал, внутри которого плясали извилистые тени. Заинтригованная, я потянулась к подвижному рисунку, но пальцы погрузились в темноту, мокрую, как чернила. На третий день я наткнулась на дверь с резным узором в виде перьев, и стены комнаты за ней были испещрены нишами, полными яиц. В глубине ниш кто-то нарисовал прекрасных черногрудых перепелов и белоухих фазанов, джунглевых кур и буревестников, ибисов и скоп. Едва я шагнула внутрь, нарисованные птицы склонили головы, защебетали, заквохтали. Яйца пошли светящимися трещинами, и воздух наполнился тихой птичьей трелью.
На четвертый день я обнаружила тусклый белый дворик с единственной огромной колонной посредине. Сверху клубились сумерки, окаймленные обожженной медью и дымной синевой. Странное было место. В воздухе пахло сыростью.
Я провела пальцами по колонне и тут же отшатнулась, когда от них вверх и вниз побежала трещина. Волосы на затылке встали дыбом. Из недр колонны донесся чудовищный рев, и я отскочила подальше.
– Это лишь иллюзия.
Я обернулась на голос. Амар стоял, прислонившись к двери. Выглядел он изможденным – тени впитались в кожу под глазами, волосы растрепались – и все же при виде меня улыбнулся, и я не могла не улыбнуться в ответ. Я только теперь поняла, кто виновник мучившей меня в последние дни вялости. Мне не хватало его присутствия, его слов. Рядом с Амаром я словно оживала.
– Что это? – я указала на рычащую колонну.
Амар опустился в ониксовое кресло, которое достал из воздуха, откинул голову на спинку и вздохнул.
– Все в порядке?
– Скоро будет. – Его улыбка не касалась глаз. – А это… напоминание о том, что смерти не избежать никому. Люблю эту легенду.
Он еще не договорил, а я уже точно знала, кто заперт в колонне, и вдруг со странной болью вспомнила бхаратский гарем.
– Нарасимха, – выдохнула я. – Мне всегда нравилась эта сказка.
Амар удивленно округлил глаза:
– Ты ее знаешь?
Я кивнула. Лишь эту сказку я никогда не рассказывала Гаури – слишком она кровавая. Но почему-то именно она дарила мне утешение и покой. Колонна позади нас задрожала, будто ждала, когда я поведаю ей эту историю. Амар наклонился вперед, широкие плечи напряглись – ну точно хищник в засаде.
– Расскажи.
– Зачем? Мы же оба ее знаем.
– И пусть. Хочу услышать сказку из твоих уст. Расскажи. Комната поддержит ритм.
«Расскажи сказку».
Сердце сжалось.
«Я скучаю по тебе, Гаури».
Вернуться к старым привычкам оказалось довольно легко. Я села на пол, скрестив ноги, и перевела взгляд с колонны на Амара. Глаза его были закрыты, а голова откинута назад, обнажая бронзовое горло. Я начала рассказ, и в небесах воссияли образы. Я поведала Амару о царе демонов, который хотел избежать смерти и потому подвергал себя самым суровым наказаниям и аскезе, пока боги не даровали ему благословение [23].
– Он молился, чтобы смерть не нашла его ни в доме, ни за его пределами. Молился, чтобы смерть не настигла его ни днем, ни ночью, ни в небе, ни на земле. Молился, чтобы ни человек, ни зверь не могли его убить. Молился, чтобы не навредило ему ни одно оружие.
Амар поднял голову и посмотрел на колонну со злой усмешкой:
– И все же смерть смогла к нему подобраться.
Я кивнула:
– Бог явился к нему полульвом, получеловеком, вырвавшись из колонны.
И из нашей колонны вырвалось призрачное существо – львиная грива отбрасывала на мрамор рваную тень, в пасти сверкали клыки.
– Он напал на царя демонов в сумерках…
– …ни днем, ни ночью, – добавил Амар.
– Во внутреннем дворе…
– Ни в доме, ни за его пределами.
– Он убил царя, бросив к себе на колени.
– Ни в небе, ни на земле.
Призрачные фигуры перед нами разыгрывали историю: громадный бог-зверь подхватил неуклюжего человека клыками и перекинул через свое бедро.
– Он разорвал его когтями.
– И это не оружие.
Призрак вскинул над головой мускулистые руки, и из пальцев его вырвались когти. Амар усмехнулся.
– Так смерть забрала царя демонов, – сказала я.
– Да, – закончил он. – Забрала.
Призрачное чудовище вонзило когти в царя демонов. На стены брызнула кровь. Через пару мгновений изображение рассыпалось, бог-зверь вернулся в колонну, и только и успел в трещине мелькнуть его глаз, прежде чем мрамор сомкнулся и поглотил его. Я встала, руки отчего-то тряслись.
– Прекрасно, – промолвил Амар.
– А по-моему, ужасно, – содрогнулась я.
Он покинул кресло и приблизился ко мне.
– Я говорил не об истории.
– О…
– И почему же тебе нравится столь ужасная сказка?
В Бхарате нас учили, что это рассказ о могуществе бога. Но я видела в нем иное: игру с толкованиями, когда нечто страшное и незыблемое можно перевернуть и одолеть. Точно как в звездной комнате, куда Амар водил меня всего несколько дней назад. Сказка об умении смотреть под иным углом.
– Она дарила мне надежду… что, вероятно, есть способ обойти гороскоп. А еще она учит играть со словами, почти как загадка…
Амар посмотрел на меня и рассмеялся.
– Только моя королева может отыскать надежду в кошмаре. – Он взял меня за руку, взгляд его пылал. – Ты – моя надежда, и даже больше.
– А ты тогда кто? Мой кошмар?
– И даже больше.
Мир померк, остались только его глаза. Темные, бархатные. Цвета умбры, какому и тени позавидуют. Амар смотрел на меня с отчаянной надеждой. Почти безумно. Я должна была все прекратить. Должна была отойти подальше. Но вместо этого подалась вперед, и из горла его вырвалось тихое рычание, похожее на стон поражения. Амар впился пальцами мне в спину, а губами – в губы.
Поцелуй вышел яростным и жгучим. Не теплым, а как удар молнии. Или, может, его прикосновение высекло все это из меня – яркие искры света и всполохи сумерек во всем их неистовом великолепии. Я потерялась, потянулась к Амару, и мир вокруг нас обернулся пустотой. Казалось, я могу шагнуть в бездну безвременья, а этот миг, будто насаженные на струну мерцающие звездочки, все равно останется нашим.
Мы целовались, пока хватало дыхания. А потом целовались дальше, пока прикосновения друг к другу не заменили нам воздух.
Всю следующую неделю я старательно не смотрела на луну. Даже утопая в счастье, в глубине души я знала, что все это временно и рано или поздно придется оборвать одну из нитей Викрама, но игнорировала эти мысли. Я попала в плен магии Акарана и Амара.
В Акаране не существовало времен года, потому мы искали их по всему дворцу. Амар привел меня в летний зал с бледными, но прекрасными небесами, выцветшими от жары. В углах бушевали ветра, а над нами покачивались на разросшихся стеклянных лозах хрустальные плоды манго. В комнате муссонов мы вылепили из глины крошечных слонов и отправили их трубить хоботами по залитому дождем, бурлящему полу. Амар подул, и над их головами поплыли маленькие короны облаков. В жаре летнего зала я рассказывала ему сказки, а под безжалостными ливнями в комнате муссонов он меня целовал. Рядом с Амаром мир становился легким, пульсирующим, ярким, и я знала, что в нем бесчисленное множество потайных уголков, которые откроются нам один за другим. То была не просто магия – вся жизнь наполнилась движением и звездным светом. И я ею наслаждалась.
Радость омрачала лишь все так же холодная постель. Амар уходил перед ужином и возвращался, когда я спала. Порой усталость до неузнаваемости искажала его прекрасные черты, но он все равно всякий раз улыбался мне при встрече. Порой ночами я слышала гулкий лай гончих, и по коже ползли мурашки, но утром я обо всем забывала, предпочитая негу тягостным мыслям. Порой, оглядываясь, я краем глаза ловила очертания обугленной двери, закованной в цепи, но она всегда тут же исчезала.
И вдруг однажды Амар появился за ужином. Он сидел напротив Гупты, избегая моего взгляда. Луна за окном превратилась в жалкую полоску. Осталось всего два дня.
– Завтра ты должна принять решение, – тихо произнес Амар.
После чего быстро ушел, почти не притронувшись к еде и не сказав больше ни слова. Я слегка встревожилась. А что, если решение будет неправильным?
По дороге из трапезной я впервые за несколько дней услышала нежный зов песни: