– Дочка, – промолвила она, задыхаясь. – Спрятала их от меня, а я так и не нашла.
Я хотела оттереть лицо от пепла, открыть ей, кто я, сказать, что простила, но это было бы ложью. Я не простила матушку Дхину. Я ее пожалела. И мне нравилась наша защита – ее вуаль, мой наряд садхви. Так было лучше для нас обеих.
– Мне пора в гарем. – Она все не отводила взгляда от башмаков, благоговейно улыбаясь. – Прошло довольно времени. Это все, что от меня требуется? Небольшой пожар?
– Да. Если увидите Гаури, передайте, что я буду ждать у дворцовых врат. Она ведь может выпустить меня с лошадью на дорогу с… северной стороны?
Я посмотрела на Камалу, подтверждая верность направления, и она фыркнула. Матушка Дхина все еще любовалась обувью и водила пальцами по шелковым швам, сияющим точно солнечные лучи на воде.
– Ты не садхви, не воровка, не совсем шарлатанка, – промолвила она. – Кто же ты?
Если бы я могла, то сказала бы ей. Но в силу обстоятельств я дала единственно верный ответ:
– Я ходячий мертвец.
Камала все била копытом землю.
– Ну пусти, пусти, пусти, – ныла она.
– Нет.
– Я буду хорошей. Если пустишь, то твою кожу я лишь слегка прокушу. И даже кровушки почти не будет. Душой своей клянусь.
– У тебя нет души.
Камала на миг задумалась.
– Ну пусти, пусти, пусти…
– Да нет там тел. Поверь. Она обещала, что никто не пострадает.
– Так дай проверить, – прошептала она. – Позволь убедиться, что мерзкая старуха сдержала слово…
– Нет. Мы ждем Гаури, а затем уезжаем.
– Ты не особо добра.
– Ты не особо терпелива.
Камала фыркнула и обнюхала мои волосы, брызнув на шею чем-то мокрым и вонючим. Я подавила стон. Так хотелось погрузиться в горячую ванну с пеной, а затем рухнуть на подушки, набитые перьями, но вместо этого меня ждала костлявая спина демоницы.
– Посланники Дхармараджи еще на месте?
– Да, да, они беспокойны, как деревья под штормовым ветром.
– Что, по-твоему, это значит?
– Они ждут. Пускают слюни, и капли падают на землю, жирненькие, как новорожденные младенцы, и тяжелые, как вздохи влюбленных мальчишек… о, они просто измываются надо мной.
Над парапетами гарема чернильными коронами клубился дым. Со всех сторон доносились крики, пока не слились в единый удивленный возглас. Ночь томно раскинулась над дворцом, по которому я когда-то бродила. Беззвездная ночь. И даже луна не видела, как я предаю раджу. Я ждала Гаури, с замиранием сердца готовясь к новой встрече, и вот наконец…
Она выехала ко мне на коне цвета мокрой от дождя древесной коры. Все стражники покинули посты и таскали к гарему ведра с водой, чтобы потушить пожар. Железные ворота никто не охранял, но я все равно ждала. Хотела еще раз увидеть сестру. К тому же у меня было то, что принадлежало ей.
Когда Гаури приблизилась, лицо ее сияло. Я забралась на спину Камалы, и мы вместе рванули сквозь ежевичные заросли в лес. И пока мы неслись прочь, появившаяся луна залила округу серебром. Влажные листья целовали кожу, над головами нашими мерцали венцы из звездной пыли. Рядом с Гаури по жилам моим вновь струилась магия, и я верила, что мы и правда можем стать всем, о чем мечтали, – танцующими медведями или морскими драконами-близнецами с хвостами, способными заарканить океан. Но теперь я понимала, что чувствовала это не из-за волшебных сказок из прошлого, а благодаря тому, о чем узнала в Нараке, но чему не нашла названия. Благодаря любви. Немыслимой любви.
Вскоре мы остановились, и Гаури приподнялась в седле и прищурилась, глядя на угасающий пожар, оставивший после себя лишь клубы дыма. Наконец она повернулась ко мне и поджала губы:
– Огонь потушили. Зачем ты ждала? Ты уже выполнила свой долг.
Я кивнула на черные струи, исчезающие в небе:
– Кто-нибудь пострадал?
– Полагаю, лишь пара шелковых нарядов. Матушка Дхина поджигала с умом. И осторожностью. Но как бы я ни была обязана ей, думаю, благодарить следует именно тебя.
– Нет нужды, – улыбнулась я.
– Я должна знать, почему ты помогла.
– Я уже говорила.
– Нет, не говорила, – возразила Гаури, на сей раз очень тихо. – Я узнала твое ожерелье, едва ты ступила за городские стены. Его отдала мне сестра перед своим исчезновением – уверена, тогда ее пленил какой-нибудь глупый раджа.
Глаза ее словно остекленели от невыплаканных слез.
– Ты знаешь, что с ней сталось? Она послала тебя присмотреть за мной?
Глядя на Гаури, я не могла скрыть терзавшую сердце боль.
Она не узнала меня.
Моя сестра понятия не имела, кто я такая, хотя видела ожерелье на моей шее. Правильно я сказала матушке Дхине. Я ходячий мертвец. Призрак девушки, что прощается с местами, где она когда-то жила.
Я сняла ожерелье и, скользнув напоследок пальцами по маленьким жемчужинам, протянула его Гаури.
– Я встретила ее как-то в далеком краю, куда не добраться ни на лошади, ни на лодке, но куда легко попадет любой, – глухо ответила я.
– Как она?
Слезы все-таки вырвались, покатились по ее щекам и по сверкающим доспехам.
В глубине души я мечтала схватить Гаури за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы она меня вспомнила. Но что бы это дало? Потому, как и много дней или лет назад, я рассказала ей сказку. Я приглушила гротеск и подчеркнула все самое прекрасное. Я создала подробности из ничего, выуживая детали из воображения; детали, о которых я сама фантазировала в тот или иной момент.
Как и прежде, я всеми силами постаралась отогнать от сестренки кошмары.
– Она счастлива. Она влюбилась и сбежала, но очень скучает по тебе. Муж ее – добрый человек с широкой улыбкой, он относится к ней как к равной и не делит постель ни с кем, кроме нее.
Гаури рассмеялась, и из глаз ее хлынул новый поток слез.
– Недавно я путешествовала по их землям, и она попросила отнести тебе ожерелье и передать вот что: на Ночном базаре деревья плодоносят съедобными драгоценными камнями, а нагайны с завистью смотрят на чешую друг друга. Она сказала, что любит тебя, без конца о тебе вспоминает и всегда будет тобой гордиться. И попросила беречь себя. Всегда.
Гаури на миг прижала кулон к губам, затем надела ожерелье на шею и, проверив поводья коня, улыбнулась мне:
– Спасибо, садхви. Успехов тебе в этом странствии. Если вновь встретишь мою сестру, передай, пожалуйста, что я люблю ее и часто о ней думаю. Скажи, что я вернусь живой. Ради нее.
Слезы жгли глаза, но я не дала им воли. Я свершила то, ради чего пришла сюда, и была счастлива. Камала крошила землю копытами. Не осталось времени делиться с Гаури новыми историями или объяснять все, что произошло с нашей последней встречи.
– И спасибо за все, что ты сделала для нас сегодня, – продолжила она. – Как я уже сказала, я намерена вернуться живой и тогда позабочусь о том, чтобы люди помнили и прославляли тебя. Как мне отблагодарить тебя? И где искать?
Я улыбнулась:
– А ты не помнишь? Мы всегда можем найти друг друга в одном на двоих созвездии. Созвездии Одинокой звезды.
Глаза Гаури расширились, вновь заблестев слезами. Я вонзила пятки в бока Камалы и, когда мы нырнули в лес, оглянулась всего разок. Гаури улыбалась и махала нам вслед, а потом исчезла за полосой деревьев.
24. Хозяйка леса
Со всех сторон торчали острые как стрелы ветви, преграждая путь. Тьма окутывала блестящие стволы, и тени шевелились как живые – медленно, будто кто голову поворачивал. Лишь по пятнам лунного света можно было понять, где кончаются деревья и начинается небо.
Мы быстро пробирались сквозь заросшие холмы. Я прижималась лицом к спине Камалы, ища успокоения в ее тяжелом дыхании и перекатывающихся мышцах, что с каждым шагом становились все крепче и сильнее. Теперь, когда Бхарата осталась позади, мысли мои вновь затаились точно монстры. Я все думала об Амаре, и боль, куда более реальная, чем жжение от царапин по всему телу, впивалась в кожу и вонзала когти глубоко-глубоко, по самую вечность.
Всякий раз, смеживая веки, я видела мужа рядом – его руки в моих волосах, его губы на моих губах. Но открывая глаза, я видела лишь тьму. Я понятия не имела, где он и что делает. Амар так и стоял пред мысленным взором – такой, каким был в последнюю нашу встречу, – пока глаза его не захватили мой разум целиком, притупив боль и вытащив на поверхность глубоко похороненные воспоминания.
Знакомый мне мир раскинулся вокруг зловещим темным пятном, лишенным солнца. Деревья умирали. Люди чахли. Города рушились. И я знала, что эта нисходящая спираль связана с покачнувшимся равновесием Иномирья. Я должна была туда попасть. Должна была попробовать, даже если в итоге оказалось бы, что все мои шаги не полезнее борьбы сорванного листка со шквальным ветром.
Перед рощей, сгорбившейся над зловонными зарослями, Камала замедлилась и перешла на рысь. В корнях деревьев кишели сотни грибов, бледных, как выцветшие тела, так что поначалу показалось, будто все вокруг покрыто плотью.
– Посланники Дхармараджи здесь?
Демоница ударила землю копытом:
– Да, о да. Чуешь их, возможная королева?
– Нет.
– Ты просто не стараешься! – попрекнула она. – Ты должна отпустить себя. Должна позволить себе быть мертвой. Представь, что ты их помощь и прощение, представь их жажду крови, их глаза…
Я зажмурилась, силясь успокоиться, и попыталась найти прореху в затопившей мир тишине, уголок, где шум столь осязаем, что его можно взять и накинуть на плечи словно плащ. Я представляла себя бледными грибами, сосущими жизненные соки паразитами… представляла себя желанной, неприрученной нитью; тем, что нужно поймать и вернуть… за чем нужно охотиться…
…и тогда я услышала их, увидела, почуяла. Отпечатки их лап – сочные кровавые следы на земле – вспыхнули, точно пятна света, и я наклонилась к Камале:
– Иди по следу.
Демоница фыркнула, засмеялась; тело ее разбухло подо мной, вены вздулись, наполнившись жизнью, точно сапфировые ручейки водой; густая грива замерцала матовым инеем, и я намотала ее на запястье, крепко держась, пока мы мчались сквозь плотные ряди деревьев.