Амар.
Он стоял, протянув руки. На лицо его набежала тень радости, но в тот же миг исчезла, и теперь выражение колебалось между растерянностью и злостью.
– Пусть говорит, – велел Амар. – Говори, что думаешь, садхви. Ты под моей защитой.
Нритти опустила клинок на пару волосков, но смотрела при этом не на меня, а на Амара. Под ребрами встрепенулась надежда. Нритти взирала на него, как на ручного тигра, вдруг без позволения вспоровшего другому зверю горло. Она взирала на Амара со страхом, и надежда бурным потоком хлынула по моим венам. Никакой плен не укротит дикого тигра. И Амар ничем не отличался. Он был диким. Он был моим.
Оправившись от затянувшегося молчания, Нритти низко поклонилась:
– Как пожелает мой господин. Но если мы не хотим отступать от плана, нам нужна душа. И что может быть лучше души, предложенной добровольно? – Она указала на мальчика на краю помоста, упиравшегося подбородком в прижатые к груди колени и смотревшего на Нритти как на свое единственное спасение. – Взгляни на него, он жаждет смерти. Я должна выполнить его просьбу.
– Ваши чары лишили его воли, – выпалила я, не сумев сдержаться.
Неверный шаг. Камала придвинулась ближе и, ткнувшись носом мне в плечо, раздула ноздри. Защитница. Мне захотелось ее обнять. Рядом ахнула чурел, и разбежались в стороны ракшасы, будто мои слова и их подвергли опасности.
Толпа вокруг рассмеялась, но как-то натужно, принужденно. Нритти склонилась ко мне:
– Мы все равно опустошим верхний мир, так не милосерднее ли убить мальчишку? Или хочешь, чтобы он вернулся и обнаружил разрушенный дом? Потому что так все и будет.
Среди руин Ночного базара я слишком остро осознавала собственную смертность. Мое сердцебиение приводило монстров в восторг. Я была едой. Лишившись крови мальчика, они заберут мою.
– Вы непременно станете величайшей правительницей, госпожа. Но в преддверии вашей победы не окажете ли услугу скромной садхви?
Нритти стиснула челюсть и гневно сверкнула глазами, но кивнула.
– Сыграем? – предложила я. – Вы загадаете загадку. Если я отвечу правильно, то заберу мальчика.
– Что ж, сыграем, садхви, – ухмыльнулась она. – Но если ошибешься, то займешь его место.
– Так жаждешь умереть, юная королева? – прошипела мне на ухо Камала.
– При одном условии, – добавила я.
Нритти прищурилась:
– Каком?
Я перевела взгляд с нее на Амара. Все это время он не отводил глаз от моего лица.
– Я прошу личной аудиенции у Дхармараджи.
Он не выказал никаких эмоций, но кивнул, и эта крошечная победа забилась под ребрами, словно второе сердце. Толпа темных тварей вокруг нас отступила в тень. Кто-то облизывался. Кто-то просто глазел.
– Помощи можешь не ждать, – объявила Нритти.
И склонившись, дернула воздух, будто связку невидимых цепей. Из-за тернового трона вывалился Гупта – весь покрытый грязью, с изможденным лицом. Я кинулась к нему, но Нритти ударила пяткой оземь, и стена ветра отбросила меня назад.
– Ну уж нет, – упрекнула она. – Забери пишачу.
Гупта кивнул. Я пыталась поймать его взгляд, но он словно намеренно отводил глаза. Камала заржала и встала на дыбы, стараясь держаться поближе ко мне.
– Мы договорились, – прошептала демоница мне на ухо. Голос ее дрожал. – Не смей умирать, пока я не куснула пару раз твою сочную руку, как ты обещала. Если умрешь, я тебя убью.
Я силилась улыбнуться.
– Значит, ты воспылала ко мне любовью?
– Как можно воспылать любовью к тому или иному блюду, не более.
Камала пыхтела, но на меня не смотрела. Вскоре Гупта утащил ее прочь. Разбитая надежда покрылась корочкой льда. Ветры теребили кончики моих коротких волос, а одеяние садхви от холода не спасало.
– Какой зверь самый неуловимый? – Нритти водила кинжалом меж пальцами, поглаживая лезвие.
Я нахмурилась. Какая ж это загадка – скорее дело вкуса.
– Наша игра так скоро тебя утомила? – спросила Нритти, вырисовывая лезвием маленькие круги на моей коже.
«Медведь? Слишком неуклюж. Тигр? Слишком заметен». Меж лопатками струился пот. Я не знала ответа на этот вопрос. Я вдруг замерла. «Никто не знает ответа…»
– Самого неуловимого никто еще не видел, – произнесла я, прочистив горло.
Улыбка Нритти превратилась в оскал, зато Амар позади нее чуть усмехнулся уголком губ. Камала засмеялась, топая копытами и мотая головой. Но наша игра еще не закончилась.
Нритти шагнула вперед:
– Я ношу одежду, но никогда не вырасту, кто я?
Я сглотнула страх:
– Одно из двух: речь либо обо мне, либо о камне, заросшем мхом.
Амар на помосте издал тихий звук, который я могла бы принять за смешок, если б позволила слабой надежде расцвести.
– Я доволен ее ответами. Отдай мальчика, – лениво махнул он рукой.
Нритти улыбалась так, будто рот ее полон битого стекла, но повеление все же выполнила: подвела ко мне мальчика и убрала руку с его плеча. В комнате воцарилась тишина. Я потянулась к ребенку, но даже коснуться не успела – Нритти вновь схватила его.
И засмеялась, запрокинув голову:
– Я сказала, что отдам мальчишку. Но не сказала, надолго ли.
Она повернулась и направилась к Амару, и в этот миг я увидела, что к ее шароварам прикреплен не только кинжал – в петле на бедре висел аркан Дхармараджи. Нритти крепко его сжала.
– Нам нужна душа, мой господин. Ты сам сказал. Если я сделаю, как ты просишь, то пусть садхви займет место мальчика. Душа за душу.
Теперь Амар не смеялся. Мышцы его шеи напряглись, отчетливо заиграли желваки. Но он промолчал. Нритти так сжимала аркан, что костяшки ее пальцев побелели. Она контролировала Амара. Я с трудом сдержала рычание.
Нритти торжествующе обернулась ко мне:
– Нет добровольной жертвы – нет уговора.
Камала заржала, вырываясь из хватки Гупты. Я потупила взор, стук сердца отдавался в ушах, и тут я увидела свои сандалии – грязные, стоптанные, расползшиеся по швам, – и ухмыльнулась. «Не волнуйся, Камала, – пронеслась мысль. – Я не умру».
– Пожертвую все, что имею, – сказала я, глядя только на Амара. Затем сорвала сандалию и бросила ее к ногам Нритти: – Вот, добровольно, не душа, так хоть подметка.
Камала разразилась хохотом, и эхо безумного смеха, отскочив от стен, рассеялось средь темных тварей Иномирья. Они так и стояли неподвижно, раззявив рты, только глаза и метались от меня к Нритти и обратно. Ответить она не успела, прерванная громким лязгом.
Амар быстрым движением поднял сандалию и оттащил меня от Нритти, железной хваткой вцепившись в руку. Но я чувствовала, как… его трясет. Чувствовала кожей.
– Меня устраивает обмен. Отпусти мальчика, – произнес Амар бесстрастно. – А вот ее ждет темница в недрах Нараки. – Он повернулся к Нритти: – Она оскорбила твою честь, такое нельзя оставлять безнаказанным.
Кровь отхлынула от моего лица. Чешуйчатые и шершавые руки стянули меня с помоста. Я пиналась и брыкалась, пытаясь освободиться, но монстры держали крепче иных оков. Амар молча наблюдал за всем с тернового трона, сидевшая рядом Нритти лучилась самодовольством.
Монстры Иномирья бросили меня за железную дверь, утопающую в узловатом стволе огромного баньяна. В следующий миг царящий снаружи гул оборвался, и наступила тишина. Стены темницы мягко озаряли светящиеся мотыльки. Я задрожала от страха, осознав, что меня убьют…
И огляделась в поисках спасения. За спиной обнаружилось большое обсидиановое зеркало вроде того, что я видела в комнате с древом воспоминаний. В отражении переливались каменные коридоры Нараки.
– Ты не садхви, – раздался голос.
Вскинув голову, я ошеломленно уставилась на возникшего прямо передо мной Амара. Он помог мне встать на ноги, и я отвела глаза, не в силах смотреть на него. От непривычно равнодушного выражения на его лице сердце рвалось на части.
Амар вцепился в мой подбородок, заставляя поднять взгляд.
– Не надо лгать мне. Кто ты такая?
Слезы обожгли глаза, и я дала ответ настолько правдивый, что он эхом отозвался в каждом уголке моей души:
– Не знаю.
Амар выпустил мой подбородок, но не отступил.
– Ты хотела поговорить со мной наедине. Почему?
«Потому что люблю тебя». Но сейчас не это было главным. В любой миг сюда могла ворваться Нритти. Ей только и надо стиснуть в руке аркан, и Амар окажется бессилен. Может, я и не могла спасти нас или наши чувства. Но могла спасти его. И Гаури.
– Ты должен вернуть свой аркан, – сказала я тихо, но настойчиво и покосилась на дверь. Сердце стучало все яростней. – Нритти управляет тобой. Я тебя знаю. Ты бы никогда не затащил тысячу детей в чертоги мертвых и не выпустил бы чудовищ в мир людей. Сила в равновесии, помнишь?
Амар отступил на шаг, лицо его побледнело, черные глаза сузились до щелочек.
– Я не просил мудрых советов, фальшивая садхви. Ты меня не знаешь.
Сердце разрывалось от боли. Кажется, я наконец поняла, каково быть призраком. Это когда говоришь, а рот полнится потерями. Это когда цепляешься за эхо и молишься, чтобы слова еще хоть что-то значили.
– Я знаю твою душу. – Голос мой надломился. – Все остальное – лишь украшение.
– Ты странно на меня влияешь… почему? – тихо спросил Амар. – Рядом с тобой я вспоминаю то, о чем забыл.
Я опустила руки. Где-то среди болтавшихся на мне желтых лохмотьев скрывался укромный уголок ткани, а в нем – порванный браслет из волос. Я достала его из кармана, сотрясаясь всем телом, до самых костей.
Потянувшись, Амар обхватил ладонью мой затылок. Я вздрогнула. Я и забыла, сколь холодны его руки – будто душа зимы запуталась в этих пальцах. Амар впился в меня взглядом, и в нем отразилась вся безвозвратность смерти… ярости и ужаса, сошедшихся в вечном бою. Амар изучал меня, и я точно знала, что он ищет…
Себя.
Я скрутила оборванные концы браслета вместе, почти касаясь сплетенными локонами его кожи. У меня не было ни ожиданий, ни планов, ни стратегий. Я шла вслепую, цепляясь за угасающую надежду, ибо только она у меня и осталась.