— Да я рад бы… — Сворг запнулся, увидев меня. — Кир… Вот, сам видишь. Оружия не хватает.
Я молча подошёл к стойке, активировал криптор и выложил на него содержимое одного из отделений. Несколько десятков армейских карабинов «Найторакс», пара десятков тяжёлых револьверов «Головорез», несколько ящиков с патронами.
— Хватит? — спросил я, глядя на ошеломлённого Сворга и неверящих своим глазам женщин. — Раздай им. И покажи, как пользоваться. Пусть лучше будут вооружены, чем станут лёгкой добычей. Нам могут скоро потребоваться все без исключения, кто способен держать оружие.
Женщины ахнули, бросились к оружию, их глаза горели благодарностью и решимостью. Сворг только покачал головой, но спорить не стал.
— Спасибо, генерал, — пробормотала Мэйра, сжимая в руках тяжёлый карабин. — Мы… мы не подведём, генерал.
Я кивнул ей, внутренне поморщившись от обращения. Многие из-за газетчиков, ради красного словца придумавших мне звучное прозвище, на полном серьёзе считали, что это моё звание.
После ужина направился к лестнице, ведущей на второй этаж, в мою комнату. Нужно было хоть немного отдохнуть и покормить своих мохнатых проглотов.
Поднявшись к себе, я застал своих питомцев в игривом настроении. Три пушистых комка, уже заметно подросших, возились на полу, рыча и покусывая друг друга. Увидев меня, они радостно заурчали и бросились к ногам, требуя ласки и еды. Я призвал из Руны пайки из и налил им свежей воды. Пока они с аппетитом чавкали, я присел на кровать, чувствуя, как накатывает усталость.
Но не успел я закрыть глаза, как дверь без стука отворилась, и на пороге появился Драк.
305
Атаман замер, увидев медвежат, его единственный глаз расширился от удивления.
— Редбьёрны… — прошептал он. — Настоящие… Где ты их взял, Кир?
Малыши, почувствовав чужака, зарычали, в их представлении, наверное, грозно, на деле же выглядело это комично. Медвежата поднимали шерсть на загривках, широко расставляя толстые лапки. Я привык к их игривой агрессии, но Драк вздрогнул, отступая на шаг.
— Спокойно, малышня, — осадил их я, поглаживая их. — Это свой. Драк, рад бы с тобой поболтать о фауне Пустоши, но я дико устал и хотел бы поспать хоть пару часов. Что-то срочное?
— Да, — кивнул Драк, отрывая взгляд от медвежат. Его лицо снова стало серьёзным. — Разведка вернулась. Шрам доложил. Всё плохо, Кир. Очень плохо.
Я напрягся.
— Насколько плохо?
— Их много. Очень много. Несколько тысяч. Может, три, может, пять. Шрам говорит, что конца колонне не видно. Идут быстро, организованно. Будут здесь завтра.
Холодок пробежал по спине. Несколько тысяч… Похоже, что нас ждёт полноценная война. Шансов у нас даже с укреплениями немного.
— Твою мать… — пробормотал я. — Завтра…
— Вот видишь, Кир, — Драк шагнул в комнату, понизив голос. — Я же говорил, надо было эвакуировать жителей и самим уходить. Песчанников слишком много. Даже с твоими… строителями и оружием, мы не продержимся. Будет бойня. Оставаться в Посёлке Старателей — чистое самоубийство. Может, пока не поздно…
Я внимательно посмотрел на него и одноглазый осёкся, заметив это. На лице Атамана читались страх и сомнения. Он был бандитом, привыкшим брать своё и выживать любой ценой. Героическая смерть в бою — это не его кредо.
— Я дал слово, Драк, — сказал я твёрдо, хотя внутри всё сжималось от дурного предчувствия. — Пообещал этим людям, что буду защищать их. И я не могу нарушить своё слово.
Драк помолчал, глядя на меня изучающе.
— Я тоже дал слово, — сказал он наконец глухо. — Своим парням. Обещал, что не поведу их на верную смерть.
Он развернулся и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.
Я остался один, если не считать урчащих медвежат. Слова Драка посеяли в моей душе семена сомнения. Могу ли я доверять ему? Не ударит ли он в спину в самый критический момент, пытаясь спасти свою шкуру и своих людей? В конце концов, они банда разбойников, а не отряд камикадзе. Вскоре я выбросил это из головы, решив, что за Драком и его людьми нужно будет присматривать. Особенно когда начнётся бой.
Был длинный день. Усталость взяла своё сразу, как только я сбросил сапоги и принял горизонтальное положение. Сам не заметил, как провалился в крепкий сон без сновидений. Словно провалился в черноту, из которой меня выдернул тихий, но настойчивый скрип дверных петель. Глаза распахнулись мгновенно, рефлексы тела среагировали раньше мозга — рука сама рванулась под подушку, пальцы стиснули холодную рифлёную рукоять «Головореза». Я оставил дверь незапертой после ухода Драка, вымотанный до предела просто забыл об этом и теперь проклинал свою беспечность.
В тусклом свете, пробивавшемся сквозь щели в ставнях, я разглядел тёмный силуэт, скользнувший в комнату. Тонкий, почти невесомый. Сердце колотилось о рёбра, как пойманная птица. Спросонья на адреналине, я чуть было не нажал на спуск. Инстинкт выживания кричал: «Стреляй!»
Но я остановил палец за мгновение до рокового выстрела, хотя выбрал уже весь свободный ход спускового крючка. Что-то неуловимо знакомое в движениях фигуры, в её хрупкости. Это был не враг. Не убийца кравшийся с ножом в темноте. Убийцы так не двигаются, они не несут с собой этот едва уловимый аромат диких цветов пустоши?
Фигурка замерла у моей кровати. Секундная пауза, и она беззвучно опустилась на край матраса. Бледный свет Трона Вечности упал на её лицо, и я узнал Мико. Растрёпанные тёмные волосы, большие, широко распахнутые глаза, в которых плескались отчаяние и какая-то странная, лихорадочная решимость. На щеке всё ещё багровел синяк — память о встрече с песчаниками. Так что да, выглядела она весьма комично.
Её холодная рука легла мне на грудь, поверх тонкой рубахи. Я вздрогнул от неожиданного прикосновения.
— Мико? — голос прозвучал хрипло, я откашлялся. — Что ты здесь делаешь? Время позднее… или уже раннее?
Она не ответила сразу, только смотрела на меня своим бездонным взглядом. Её рука чуть дрожала, но не убиралась.
— Я… я пришла… — начала она тихо, её голос был едва слышен на фоне сопения медвежат в углу. — Я хочу подарить тебе… свою первую ночь, Кир.
Я опешил. Мозг, ещё туманный после сна, пытался переварить услышанное. Первая ночь? Сейчас? Перед лицом неминуемой бойни?
— Мико, ты… ты в своём уме? — я осторожно убрал её руку со своей груди. — Ты понимаешь, что несёшь? Завтра… завтра здесь будет ад. Мы можем все погибнуть.
— Именно поэтому, — её голос обрёл твёрдость. — Именно поэтому я здесь. Я не хочу умирать… вот так. Не узнав… ничего. Ты спас меня, Кир. Ты… ты не такой, как они. Не такой, как все здесь. Ты хороший. Я видела.
— Хороший? — усмешка изломала моё лицо, я сел на кровати.
Медвежата завозились, но не проснулись. Или проснулись, но решили, что визит ночной гостьи не стоит их внимания.
— Девочка, ты понятия не имеешь, какой я человек. Ты видишь только то, что хочешь видеть. Спасителя. Героя. А я… я просто делаю то, что должен. И часто цена за это бывает слишком высока. Для меня и, особенно, для тех, кто рядом.
— Мне всё равно, — упрямо мотнула она головой, её глаза блеснули в полумраке. — Я знаю, что почувствовала. Страх… он везде был… В воздухе, в стенах, в глазах и сердцах. Но когда ты появился всё поменялось. Ты рядом… он отступает. Хоть немного. Пожалуйста, Кир… Позволь мне хоть на одну ночь забыть об этом. Хочу почувствовать себя… живой. Прежде чем…
Она не договорила, но я понял. Её страх был осязаем, густой. И в этом страхе родилось это отчаянное, безумное желание — ухватиться за жизнь, за её самое простое, самое первобытное проявление.
Я смотрел на неё — хрупкую, испуганную, но упрямо пришедшую ко мне в комнату. Часть меня хотела оттолкнуть её, отослать прочь, защитить от себя самого, от той тьмы, что всегда шла за мной по пятам. Но другая часть… другая часть видела в её глазах отражение собственного одиночества, собственной усталости. И эта часть шептала, что, возможно, именно сейчас, на краю бездны, этот безумный порыв — единственное, что и имеет хоть какой-нибудь смысл.
Тяжёлый вздох вырвался из моей груди. Я протянул руку и притянул её к себе. Она подалась легко, доверчиво, обвив руками мою шею. Её губы нашли мои в темноте — неумелые, но жадные. Мир сузился до этого прикосновения, до запаха её волос, до тепла её тела под тонкой тканью ночной рубашки. Тьма комнаты скрыла слёзы и страхи, оставив лишь наши тела, отчаянно ищущие забвения и тепла в преддверии кровавой зари нового древодня.
Проснулся я резко, будто от толчка. Предрассветный сумрак едва начал светлеть за окном. Мико спала рядом, свернувшись калачиком, её дыхание было ровным. Но во мне уже поселилось знакомое ледяное чувство тревоги — предчувствие боя. Оно всегда приходило перед рассветом, выгоняя из тела сон и покой.
Стараясь не разбудить девушку, я осторожно выбрался из постели. Быстро оделся, проверил верный АКГ-12, закинул за спину плазменную винтовку «Копьё», поправил на поясе кобуру с «Головорезом». Медвежата подняли сонные морды, тихо заурчали. Я бросил им несколько рыбин вяленой уксы.
И спустился, в общий зал кантины. Рассчитывал на ранний завтрак, на чашку горячего, обжигающего эфоко, чтобы взбодрить кровь. Но зал был пуст и тих, если не считать Сворга.
Владелец кантины, обычно суетливый и ворчливый, сидел за одним из дальних столов спиной к входу. Его широкие плечи были напряжены. Я подошёл ближе и увидел, чем он занят. Сворг сосредоточенно, с какой-то мрачной любовью, чистил промасленной тряпкой… крупнокалиберный пулемёт. Старый, потёртый монстр, с массивным стволом и внушительным коробом. «Град» я узнал сразу. Этот тяжёлый пулемёт производился в Аркадоне, как турельная установка для многочисленных боевых паромобилей. Использовал мощные длинные патроны, обеспечивающие высокую начальную скорость пули, что облегчало пробивание брони. Питался он из вставляемого сверху коробчатого магазина, из которого патроны поступают в оружие под действием силы тяжести. Подобная конструкция хоть и упрощала производство оружия, но имело ряд недостатков. Первый недостаток — малый боезапас, что несколько нивелируется сниженным темпом стрельбы (который, в свою очередь, вместе с часто требуемой перезарядкой, не давал перегреваться стволу). Второй недостаток — повышенный шанс перекоса