Хенк обернулся, огляделся – никого, кроме него самого, рядом с Чудовищем не было. Его задело за живое.
– Слушай-ка, ты, паук восьминогий! Ты не мог бы обойтись без посредников и обращаться прямо ко мне?! Или у тебя с перепугу мозги отнялись?!
Существо вскарабкалось чуть повыше, затряслось еще сильнее.
– О боже! – воскликнуло оно. – Это страшилище и разговаривать умеет! Неужто в таком жутком обличьи может находиться нечто разумное? Это же просто невыносимо!
Чудовище получше рассмотрело хозяина заросшей комнаты. Это существо и на самом деле имело восемь длинных тонких ножек, выходящих из желтенького кругленького тельца. Было оно не больше покойного котособаченка Пипки. Но в отличие от того принадлежало явно породе хомо мутантус. Тельце увенчивалось вполне благопристойной бородатой головкой с двумя умными серыми глазами, широким расплющенным носом и маленькими ушками, сведенными к маковке. Это был безобидный на вид восьминогий гномик.
Но на туриста он произвел иное впечатление.
– Пристрелить его, что ли? – поинтересовался Хенк.
Чудовище пожало плечами.
Гномик сказал:
– Не надо! Лучше вы отвернитесь! Я не могу на вас смотреть! Меня от вас тошнит!!!
Чудовище затряслось в приступах тяжелого саркастического смеха. Со стороны могло показаться, что оно бьется в предсмертных судорогах и вот-вот переселится в мир иной.
Хенк отвернулся. И в знак того, что презирает гномика со всеми его нелепыми, а может, и расистскими взглядами, сел на мягкий пол и принялся насвистывать веселый мотивчик.
– Ладно, пускай он сидит, – согласился гномик, – только вы не уходите, не оставляйте меня с ним одного, ладно?
– Ладно, – ответило Чудовище.
Оно немного помялось. А потом спросило в лоб:
– Мы вообще-то заблудились, не знаем как выбраться. Не подскажете ли нам?
Гномик спустился ниже. Поудобнее устроился в паутине. Начал немного покачиваться в ней, будто сидел, развалившись, в кресле-качалке.
– Я думал, вы меня пришли убивать, – сказал он печально. – Тут уже многие приходили. И все думали, что это я хранитель склада. Все требовали чего-то такого, чего там нет! Но у меня ничего нету, какой я хранитель. Мы с женой и детишками давно тут живем, мы родились тут. Еще наши прадед с прабабкой переселились в бункера с поверхности. Им не хватило тогда места у краников, не хватило ни работы у труб, ни пойла, ни баланды… Но может, и к лучшему?! Говорят, там, на поверхности страшные дела творятся, верно? Говорят, там одни сплошные выродки остались, что они пожирают друг друга, что они полностью утратили и знание, и навыки, и культуру. Так это?
– Похоже, что именно так, – согласилось Чудовище.
– Вот-вот! То-то я и гляжу, если там все такие – навроде этого чудовища, что вы привели, тогда прощай цивилизация! Нет, куда мы только катимся! Это же ужас какой-то, кошмар!
– У вас нет ничего перекусить? – спросило Чудовище.
Гномик быстро сбегал наверх, сбросил оттуда что-то сухое и гремучее.
Чудовище подняло сброшенное. Это была связка сушеных крысосусликов. Высушены они были с умением, так, что от них почти не несло крысятиной. Чудовище оторвало от связки одного, самого длинного, и бросило его туристу.
Хенк брезгливо поморщился. Отпихнул крысосуслика ногой.
– У каждого свой вкус, – философски заметило Чудовище.
И проглотило в один присест всю связку.
– Спасибо!
– Не за что, – ответил спустившийся гномик. Теперь он был красного цвета.
"Э-э, брат, да ты хамелеон, удивилось Чудовище, с тобой надо ухо востро держать! Да и вообще тут со всеми надо ухо востро держать"!
– Не будь таким подозрительным, малыш! – шепнул в мозгу Отшельник. – Чего тебя из стороны в сторону швыряет!
Гномик принес с собой и кое-что повкуснее – спресованный брикет грибов-лишайников. Чудовище показало Хенку брикет издалека. Тот покачал головой. Ну и ладно, подумало Чудовище, ходи голодным, и с удовольствием проглотило брикет.
– Нам бы дорогу уточнить, – попросило оно очень вежливо.
– Да чего ты! – разнервничался турист. – С ними надо разговаривать с помощью вот этого! – он потряс в поднятой руке пулеметом. – Тогда живо все растолкуют, живо все поймут, и накормят и напоят!
– Заткнись, Хенк! – проворчало Чудовище.
– Ладно, вы поспорьте пока, а я сбегаю наверх, к жене! сказал гномик и исчез.
– Пойдем, – сказал Хенк, – нам нечего делать в этом крысятнике!
– Здесь мне нравится, – не согласилось с ним Чудовище.
– Ты забыл, что за тобой охотятся? – поинтересовался Хенк ехидным голоском. Чудовище засопело.
– Я все помню. Только тут они нас никогда не отыщут! Ну скажи, сколько можно бродить без отдыха?
– Он правильно говорит! – подтвердил спустившийся гномик-паучок.
– Без твоих советов обойдемся, чучело! – нагрубил ему Хенк.
– Я на вас не обижаюсь, – с достоинством ответил гномик. – Вы перерожденец, вы – чудовище! На вас нельзя обижаться!
– На тебя тем более!
– Перестаньте! – утихомирило их Чудовище.
На какое-то время стало тихо, совсем тихо.
– Нет, Хенк, что ты ни говори, а часок-другой передохнуть надо. Мы вам не помещаем своим присутствием? – поинтересовалось Чудовище у паучка.
Тот взобрался повыше.
– Нет, пожалуйста! Но мне бы не хотелось, чтобы это мерзкое идолище, чтобы это двуногое и двурукое отвратительно-пакостное существо задерживалось здесь надолго. Пожалуйста, вы оставайтесь хоть навсегда. Но его мы терпеть больше двух часов не будем, предупреждаю!
Хенк погрозил гномику пальцем. Но пререкаться с ним не стал.
– Вот и лады! – проговорило Чудовище, – Тогда мы приляжем. Спасибо вам!
– Пожалуйста! Проходите вон в тот уголок. Там вам помягче будет! – гномик широко и благостно улыбнулся.
Чудовище и Хенк прошли в указанное место. Опустились на мягкий, пушистый пол. Дрема уже завладевала ими. И не странно – после стольких-то передряг и треволнений, после стольких нагрузок – и физических и нервных.
– Спите спокойно, тут вы в полной безопасности, – сказал гномик. И поднялся к себе наверх.
Гурыня заснул за рулем. Проснулся от резкого удара – головой он ткнулся прямо в пульт управления. Но машина не остановилась. Она неслась стрелой по бесконечной трубе. Только потряхивало да покачивало.
– Ты чего? – поинтересовался Бага Скорпион.
– Я те щя задам, падла! – разозлился Гурыня. – Чего! Чего?! Ты на кого тянешь, поскребыш?!
Скорпион затрясся.
– Я тока спросил, понимаешь! А ты окрысился сразу!
– Я тя спрошу, падла! По башке твоей лысой, скорпионьей! Ты у меня, падла, научишься старших уважать!
Лопоухий Дюк и Плешак Громбыла спали на своих сиденьях. Они вымотались за бесконечный день, к тому же, их сильно укачало.
– Дрыхнут, суслики? – поинтересовался Гурыня, вытягивая шею.
– Дрыхнут! – бодро доложил Бага.
– Ну и пускай! Привала делать не будем! А ты, падла, чтоб в оба глядел! Ежели пропустишь врага, я тя собственными обрубками придушу! – для наглядности Пак потряс правым обрубком, блеснули его черные вселяющие страх в непривычные души костяшки. – Нам с тобой зевать некогда! А то все, падла, прозеваем!
– Есть! – ответил Бага.
Гурыня успокоился. Он уже забыл про досадное недоразумение, обрел душевное равновесие.
– Тут главное чего? – спросил на Багу.
– Где? – поинтересовался Бага туповато.
– Да не где, падла, а что? Понял?! Отвечай, тут главное чего?!
– Не зевать! – ответил Бага.
– Дурак! Это и так ясно! – Гурыня начинал снова злиться. – Тут главное – скорость! Понял, падла?! Штурм и натиск! Вот так! Усек?!
– Так точно! – заверил Бага.
– Во-о, умнеешь прям на глазах!
– Рад стараться!
Гурыня повернул к Баге маленькую змеиную головку.
– А ты мене нравишься, малыш! – сказал он как-то по-отечески. – Я думаю, ты верно понимаешь службу.
– Так точно! Стараемся! – отчеканил Бага.
Гурыня засопел. Чуть ли не впервые в жизни на его щеку стала наворачиваться слезинка. Но… так и не навернулась.
– Какие будут вопросы? – как бы в поощрение поинтересовался он дружелюбно и снисходительно.
Бага замялся, побаиваясь неосторожным словом снова вызвать неудовольствие начальства. Но потом осмелел.
– Скоко нам еще трястись-то?! – спросил, заранее ожидая затрещины и прикрывая глазенки.
– Не волнуйся, малыш! – ответил Гурыня уверенно. – У мене, падла, все рассчитано. Точно в назначенный час прибудем к цели! Ты мене, падла, главное врага не прозевай! Вот что! А за старания я тебе… я тебя, Бага, к награде представлю! – и немного помолчав, подумав, что представлять-то некуда и некому, добавил: – И сам награжу!
– Премного благодарен! – почти заорал на всю машину Бага Скорпион. Так, что Дюк с Громбылой с перепугу проснулись.
Машину трясло, бросало из стороны в сторону. Но Гурыня ходу не сбавлял.
Орали, входя все в больший раж, притопывая ногами в такт, размахивая руками. И громче всех орал Хреноредьев.
И-ех, едрена громыхала!
У-ох, хорошо в трубе шагать!
Пак с Бубой Чокнутым подхватывали лужеными глотками, с залихватским прикриком, с лихим посвистом:
Ну-кось, грянем, запевала,
Тра-та-та-та-та-та мать!!!
Инвалид выводил чисто, высоко, по-соловьиному. А подхватывал со всеми вместе – басисто и разухабисто. Получалось, откровенно говоря, здорово. Знали бы раньше в поселке про такие таланты, быть бы там своему хору. Может, и совсем иначе бы пошли тогда дела.
Мы туристов не боимся!
И-ех, едрит-переедрит!
Ежли разом разозлимся,
Ни один не устоит!!!
Буба Чокнутый старался перекричать всех. А то, понимаешь, забыли, что он самый главный! что он избранник народный! Хотя все – и присутствующие и отсутствующие – хорошо помнили, что избрал-то Буба себя сам. Но он избрал, он и внушил себе идею народного избранничества, он и уверовался в ней глубоко-глубоко, так, что не разуверишь. А стало быть, во всем надо было первым выходить.