— То, что я видела в комнате наверху северной башни, было не так страшно. — Миссис Бетани нахмурилась, и я поняла, что от такого объяснения толку мало. — Там стало холодно, и появилось изображение изо льда — мужское лицо, а не слова. И он со мной заговорил. Сказал: «Прекрати».
— «Прекрати»? — Отец стоял с одной стороны от стула, на котором я расположилась, мама сидела с другой. Это они убедили меня прийти сюда на совещание и, похоже, испугались видения на балу больше, чем я, а это о многом говорило. Папа так сильно стискивал спинку стула, что я видела, как напряглись мускулы у него на руке. — Что это значит — «прекрати»?
— Не знаю, — ответила я. — Честное слово, понятия не имею.
Миссис Бетани задумчиво поднесла ручку к губам.
— Вроде бы вы там, наверху, ничего особенного не делали, просто дожидались мистера Мора. Верно?
Видимо, настало время сказать правду. Очевидно, от этого зависела безопасность остальных.
— Там, наверху, я читала кое-какие документы.
— Документы? — Миссис Бетани прищурилась.
— Ну, чтобы убить время. — Достаточно убедительно? Я очень надеялась, что да. — И... мы с Балтазаром ходили туда сегодня вечером.
К счастью, никто не спросил зачем. Думаю, они решили, что это очевидно; или так, или они были не в состоянии мыслить здраво. Мои родители, похоже, нервничали сильнее, чем я думала.
— Какие документы, милая? — Мама положила руку мне на плечо. — Рассказывай все в подробностях. Все, что ты помнишь. Это может быть очень важно.
— Да что тут помнить? Я просмотрела несколько документов, ничего особенного в них нет. Не понимаю, почему призраки из-за этого разозлились.
— Вопрос в том, что заставило их действовать, — процедил папа сквозь стиснутые зубы. — Мы должны это выяснить, и чем скорее, тем лучше.
— Простите, Адриан, но вопрос не в этом. — Миссис Бетани положила ручку. — Вопрос в том, как нам избавиться от призрака. Вы прекрасно знаете, что существует весьма конструктивный способ справиться с этой проблемой.
Мама сильнее сжала мое плечо. Ее рука дрожала. Я с любопытством глянула на нее, но мамино лицо оставалось непроницаемым.
Папа, кажется, вообще не услышал того, что сказала миссис Бетани.
— Призраки ненавидят вампиров. Они враждебны и очень опасны. Вчерашний вечер доказал это, не оставив и тени сомнений.
— Этого я не оспариваю, — подтвердила миссис Бетани. — Я имела в виду только одно: мы по-прежнему должны придерживаться наших собственных целей, а не устраивать истерику из-за призраков.
Слова отца напомнили мне о вопросе, возникшем у меня после того, как я впервые поговорила с Балтазаром о привидениях.
— А почему призраки ненавидят вампиров?
Мама с папой переглянулись, явно не зная, что сказать и говорить ли вообще. Миссис Бетани сложила руки. Ответила мне именно она:
— Никто точно не знает своего происхождения: ни вампиры, ни люди, ни призраки. Мифы весьма отличаются друг от друга, а наука мало что может сказать тем из нас, кто сумел пережить свою смертную жизнь. Но сохранились легенды, в которых содержатся крохи истины.
— Легенды?
— Когда-то существовали только люди, — сказала миссис Бетани. — Очень, очень давно. До появления исторической науки, даже до появления истинного человеческого сознания. Следовательно, это было время до... нравственности. Намерение. Эмоция. Человек жил, как животное, в единении с радостями плоти и не пытаясь понять собственную душу. То, что сегодня человечество называет сверхъестественным — предвидение, чтение мыслей, умение проникнуть в чужой сон, силы, превосходящие возможности плоти, — все это в те времена было частью природного мира, такой же простой и очевидной, как земное притяжение. Но человек эволюционировал. Развивалось сознание. А вместе с сознанием появилась способность грешить.
Я молча уставилась на миссис Бетани. Мне никогда не доводилось слышать ничего подобного, и, судя по напряженному молчанию родителей, им тоже.
Миссис Бетани продолжала, и впервые ее голос не звучал ни холодно, ни презрительно:
— Настал день, когда один человек убил другого: не обдумывая этого заранее, без намерения, даже не понимая, что значит отнять чужую жизнь. Но когда этот удар был нанесен, узы между естественным и сверхъественным мирами порвались. И хотя жизнь первой жертвы завершилась, ее существование не закончилось. Сверхъестественная часть первого убитого раскололась надвое — на тело и на душу. Вампиры — это тело нежити. Призраки — души нежити. Наши силы непохожи. Наши сознания различны. С тех пор и навсегда мы отделены от них и от человечества.
От избытка новой информации голова у меня кружилась.
— И все это правда?
— Доказать этого я не могу, но многие из нас давно в это верят, — призналась миссис Бетани. — И сама я тоже склонна верить.
— Вы хотите сказать, всякий раз, как возникает новый вампир, возникает и привидение?
— Нет. Наше «генеалогическое древо» расщепилось с тем самым первым убийством. Вампиры могут создавать и других себе подобных. Призраки... им приходится быть более изобретательными. — На губах миссис Бетани играла странная улыбка. — И все-таки они тоже могут появляться спонтанно. Определенные виды убийств, в особенности те, что связаны с предательствами и нарушением обещаний, влекут за собой появление привидений. Это редкость, но это случается.
— Но если вампиры и призраки больше не имеют между собой ничего общего, почему они нас ненавидят?
Она пристально всмотрелась в меня и только потом произнесла:
— Большинство призраков не могут долго поддерживать физическую форму. Должно быть, это сводит их с ума — видеть мир, но быть не в состоянии стать его частью. Подумайте, как бы вы себя чувствовали, мисс Оливьер, если бы оказались в такой ловушке: в бессилии наблюдать за существованием живых мертвецов, которые по-прежнему в состоянии чувствовать, действовать и наслаждаться своей земной жизнью. Подумайте, насколько мы ближе к настоящей жизни. Теперь вам более понятно?
— Да, думаю, теперь понятнее.
— Разумеется, если вы увидите еще что-нибудь, немедленно мне сообщите. Адриан, Селия, благодарю вас за то, что вы так быстро привели ее ко мне.
— И это все? — Мама тряхнула головой. — И мы ничего не можем сделать, чтобы защитить учеников?
— Ученикам всего лишь нужно не проводить слишком много времени в одиночестве. — Миссис Бетани вскинула бровь. — В особенности в уединенных помещениях, далеко от преподавателей, в надежде, что вот-вот придет их возлюбленный.
— В следующий раз я пойду туда только вместе с Балтазаром, — пообещала я.
Миссис Бетани сердито нахмурилась, но родители чуть не прыснули.
Мы шли из каретного сарая, где находился кабинет миссис Бетани, обратно в школу. День был пасмурный, не по сезону холодный, и я пожалела, что не надела более теплую куртку. Папа обнял меня:
— Ты встревожена?
— Нет. А вы?
— Нет, — сказала мама, но, увидев мое лицо, вздохнула. — Ну ладно. Да. Но не по какой-то особой причине, а просто потому, что мы твои родители и любим тебя.
— А что миссис Бетани подразумевала под «конструктивным способом» избавиться от привидения? — полюбопытствовала я.
— Будем надеяться, что эта проклятая штука уже исчезла, — сказал папа. Это как-то мало походило на ответ, но прежде чем я успела задать следующий вопрос, папа заулыбался и помахал рукой. — Смотри, кто там.
К нам навстречу шел Балтазар в длинном пальто и темно-синем шарфе, небрежно намотанном на шею.
— Ну, как прошел допрос инквизиции?
— Ты и сам можешь представить, как весело, — буркнула я.
— Что ж, раз это место населено привидениями, думаю, нам не мешает сменить обстановку. — Балтазар продемонстрировал свою самую обворожительную улыбку. Просто неправдоподобно обворожительную. — Разумеется, с вашего разрешения, мистер Оливьер, миссис Оливьер.
— Что ты имеешь в виду? — спросила мама.
— Если вы не против, то я надеялся время от времени вывозить Бьянку из кампуса. Может, начиная прямо с этих выходных. Мы могли бы съездить в Ривертон или еще куда-нибудь. Она помогла бы мне освоиться в двадцать первом веке. А я могу рассказать ей о том, где бывал и что видел. — Балтазар преподнес все как свежую идею, словно мы с ним не продумывали это в течение нескольких недель. — Я знаю, она еще слишком юна, чтобы ходить на свидания вне кампуса, но до тех пор, пока у нас тут живет призрак, я буду чувствовать себя в большей безопасности где-нибудь в другом месте. Держу пари, и Бьянка тоже.
— Безусловно, — поддержала я. — Совершенно точно.
У родителей не возникло ни малейших подозрений. Если честно, они просто пришли в восторг. Конечно, я знала, что им нравится Балтазар, да и кому бы он не понравился? Но мне казалось, что родители просто из кожи вон лезут, чтобы нас сосватать. Однако до тех пор, пока это было нам на руку, я не собиралась спорить. Папа сначала обратился к Балтазару:
— Ты будешь привозить ее домой вовремя.
— Конечно.
— И будешь сообщать нам, что вы делаете и куда ходите, — добавила мама, слегка подпрыгнув на пятках.
— Всегда, — пообещал Балтазар. — И обязательно спрошу разрешения у миссис Бетани.
— Это я сама улажу, — отозвалась мама. — Она скорее скажет «да», если ее попросим мы.
— Это большая ответственность, — повернулся папа ко мне. — Ты уверена, что готова к ней?
Я могла думать только о том, что совсем скоро снова буду с Лукасом.
— Совершенно, совершенно готова!
Они заулыбались так радостно и доверчиво, что мне опять стало стыдно за свое вранье, но я знала, что должна сделать, и не хотела отступать.
Следствием событий, происшедших на Осеннем балу, был, конечно, общий страх. Ракель трижды начинала паковать свои вещи, чтобы бежать из школы, и каждый раз мне требовалось не меньше получаса, чтобы ее успокоить. Мы целую неделю спали при зажженном свете, и не только мы одни. Теперь ночами дежурило больше учителей. Однажды я видела даже саму миссис Бетани — она целеустремленно шагала по коридору, держа в руке свечу, и выглядела настолько бдительной, что даже страшно делалось. Никто не хотел спускаться в большой зал, чтобы позаниматься или поболтать. Новое сте