«Скоро рассвет, давай немного поспим».
«Последний вопрос: какое место в Нью-Йорке тебе нравится больше всех?»
«Театр».
Покрутив эту мысль в голове, я положила телефон на тумбочку и закрыла глаза.
Глава 14. Ты выйдешь за меня?
Любовь не может доставлять лишь удовольствие, боль тоже часть любви. Поэтому нам лучше разобраться в себе и больше ценить маленькие радости.
Я видела хороший сон, но внезапный резкий звук разбудил меня. В растерянности я плотно зажала уши в надежде снова уснуть, но знакомая музыка точно нежной рукой настойчиво не отпускала меня в царство снов. Вдруг меня осенило, что это моя любимая песня, «Летняя ночь, звезды и море»[84]. Я стянула одеяло с головы и прислушалась. В исполнении на фортепиано она звучала совсем не так, как на гуцине: исчезла та воздушность и спокойствие, зато появилось больше радости и легкости. Словно прекрасные эльфы танцевали на морской глади под звездным небом и восхваляли красоту моря.
Ишэн умеет играть на фортепиано, но это точно не он. Цзюйлань! Наверняка он не хотел, чтобы следующей ночью меня снова мучила бессонница, поэтому решил разбудить музыкой. Я поспешно накинула рубашку поверх майки и выбежала из спальни босиком, встала у перил на втором этаже и посмотрела вниз: купаясь в солнечных лучах, Цзюйлань в белой рубашке сидел за черным фортепиано. В утреннем свете его фигура выглядела совершенной, словно у греческой статуи. Изящные пальцы ловко перебирали клавиши, а мелодия лилась подобно чистому горному ручью.
Я молча наблюдала за ним, прислонившись к перилам. Это была самая прекрасная картина, которую мог явить мир. Когда песня закончилась, Цзюйлань поднял голову и посмотрел на меня. Надеюсь, в моих глазах он увидел всю бурю эмоций, охвативших меня.
– Пойдем завтракать, – позвал он.
– Сейчас умоюсь и спущусь.
После завтрака я уточнила у Лянлян планы на сегодня. Я рассчитывала встретиться с ее начальником, но она сказала, что он очень занят. Вместо него пришли два юриста, и я подписала контракт, попивая кофе, приготовленный Цзюйланем. Компания продаст две мои окаменелости по доверенности, забрав тридцать процентов от стоимости.
После ухода юристов первым делом я спросила Лянлян:
– Твой начальник разозлился, что я вчера не пришла встретиться с ним, и поэтому не хочет меня видеть?
– Нет, не разозлился. А насчет того, что он не хочет видеть тебя… – Девушка прислонилась к барной стойке и беспомощно развела руками. – Порой очень сложно понять, что у старика на уме.
– Это не повлияет на продажу окаменелостей?
– Ни в коем случае! Просто надо понимать, что быстро их не купят. Боюсь, нам придется остаться еще на несколько дней. Ты не против?
– Хорошо! Раз уж так складывается…
Изначально я спешила, чтобы поскорее вернуться к Цзюйланю, поэтому не строила никаких планов. Но теперь, когда он сам приехал в Нью-Йорк, можно как следует поразвлечься! После двадцати мучительных часов перелета я ведь могу позволить себе получить удовольствие?
Следующие четыре дня я все еще старалась привыкнуть к другому часовому поясу и, следуя указаниям путеводителя, побывала в Центральном парке, Метрополитен-музее, увидела статую Свободы, Эмпайр-стейт-билдинг, Таймс-сквер, Уолл-стрит…
Статуя Свободы была завершена в 1886 году, а музей построили в 1970-м, уже после того, как Цзюйлань покинул Соединенные Штаты. Так что, можно сказать, он был здесь впервые, как и я. Когда мы вместе фотографировались на фоне достопримечательностей, меня переполняло счастье, ведь это были наши первые общие снимки из поездки. С другой стороны, спустя годы будет немного грустно мысленно возвращаться в этот день.
Мы посетили все основные туристические уголки Нью-Йорка, и остался только Бродвей. Ишэн несколько раз спрашивал, не заказать ли ему билеты на мюзикл, но Лянлян и я делали вид, будто нам это неинтересно, так что тот с явной обидой на лице сдался.
По правде говоря, дело было не в отсутствии интереса. Просто мне запомнилось, что Цзюйлань любит театр. Судя по статьям в интернете, первый театр на Бродвее был построен в 1810 году, второй – в 1821-м. Когда Цзюйлань жил в Нью-Йорке, они уже работали, и спектакли оставили у него много хороших воспоминаний. Так что это место произвело на Цзюйланя наибольшее впечатление.
Я проверила: в период с 1838 по 1865 год самый популярный бродвейский мюзикл еще не написали. Тогда был золотой век оперы, и примерно в 1850 году Верди сочинил три классических произведения, которые сохраняют популярность из поколения в поколение во всем мире: «Риголетто», «Трубадур» и «Травиата». Мне кажется, эти три оперы должны довольно часто звучать в театрах, учитывая, как восхищались американцы того времени европейской культурой. Цзюйлань жил в Нью-Йорке и ходил в театр, а значит, наверняка видел их.
Я изучила первые две оперы и вдруг узнала, что по сюжету третьей читала роман и видела фильм. Поэтому выбор пал на нее. Тогда я тихонько обсудила это с Лянлян, надеясь, что она найдет способ попасть на оперу в Парк-театр или на Бродвее, где «Травиату» поставят в духе Верди. Все расходы я предложила взять на себя.
Девушка знала, что я не из тех, кто безрассудно тратит деньги, но удивилась:
– Это будет дорого! Но мы можем немного сэкономить на гонораре исполнителям: в Нью-Йорке много талантливых молодых певцов. Только аренда площадки будет недешевой: обойдется в десятки тысяч долларов.
Вспомнив об обменном курсе один к шести, я стиснула зубы, но морально уже настроилась.
– Можешь вычесть это из денег от продажи окаменелостей. Только Цзюйланю не говори.
Лянлян остановила на мне взгляд и пообещала:
– Я помогу тебе все организовать и гарантирую самую настоящую оперу девятнадцатого века.
– Спасибо!
– Моя бабушка говорила, что любовь – это величайшая сила: она делает эгоистичных людей бескорыстными, трусливых – храбрыми, жадных – щедрыми, изворотливых – простодушными.
Я смутилась от таких слов. На самом деле я не могла смириться с тем, что приятные воспоминания Цзюйланя об этом месте совсем не связаны со мной, поэтому хотя бы таким образом решила исправить это и остаться в его памяти.
Лянлян готовила «Травиату» ко второй половине дня, прямо перед октябрьским полнолунием. Традиции предписывают одеться официально, и Цзюйлань, разумеется, пойдет в простой белой рубашке и черном костюме.
Я же надела платье, которое купила специально для этого случая: длинное, цвета морской волны, элегантное и гладкое, как море летним днем. Увидев его впервые, я подумала, что моему мужчине оно понравится. Когда спускалась по винтовой лестнице к нему, я убедилась, что мое предположение оказалось верным.
Поскольку это был частный театр, кроме нас четверых, других зрителей не было. Мы с Цзюйланем сели посередине, а Лянлян и Ишэн – через два ряда перед нами.
Свет постепенно гас, пара докторов впереди зашептались между собой, а мы сидели молча. Мне казалось, что мой спутник словно был не в духе. Он задумчиво осматривал пустые места вокруг нас. Я вмиг запаниковала. Неужели все зря?
Занавес медленно поднялся. Декорации выглядели в духе эпохи, играла классическая музыка девятнадцатого века. Первый акт: перед нами парижские апартаменты. Мужчины из высшего общества собрались в доме самой красивой куртизанки Парижа. Маргарите был представлен главный герой, Альфред, который страстно признается ей в любви, но девушка его отвергает.
Глядя на одетых в громоздкие наряды мужчин и женщин, я смутно припомнила, что роман «Травиата» был опубликован в 1848 году, а оперу по нему поставили в 1853-м.
Я хотела вместе с Цзюйланем посмотреть эту старую историю любви, но не подумала, что он мог ходить на ту же оперу с другой. Возможно, мне и удалось с помощью денег попасть в давно ушедшее время и связать прошлое с настоящим, однако о ком сейчас вспоминает Цзюйлань?
Сто лет назад не стало человека, с которым он смотрел «Травиату», а через несколько десятков лет исчезну и я. Найдется ли еще через сто лет очередная девушка, что попытается вернуть прошлое в настоящее?
Бессмысленно об этом думать. Поскольку я живу в настоящем, прошлое и будущее мне недоступны. Но мне вдруг стало так грустно, и я так позавидовала прошлому и будущему…
Цзюйлань постепенно пришел в норму и, заметив мое странное состояние, тихо спросил:
– Что случилось?
Я уставилась на сцену и покачала головой, не зная, что сказать.
– Тебе не нравится? – Он взял меня за руку.
– Просто хочу увидеть то, что видел ты когда-то. – Я попыталась улыбнуться. – Ведь в то время опера наверняка была популярна.
Тут он понял, почему в зале сидело всего четверо зрителей:
– Ты организовала это специально для меня?
Слова вновь были излишни, и я просто кивнула. Мужчина взял меня за руку потянул за собой:
– Уходим!
Я так растерялась, что даже не попрощалась с Ишэном и Лянлян.
После того как мы покинули закрытый и темный зал и отпала необходимость погружаться в любовь к прошлому, мое настроение значительно улучшилось.
Цзюйлань снял тонкое кашемировое пальто и накинул мне на плечи. Его тело уникально и не боится холода, поэтому он легко уступил свое пальто мне. От его одежды пахло удивительной свежестью. Я улыбнулась и укуталась в него поплотнее, а в голове вдруг промелькнула мысль, что сто лет назад кто-то другой прятался в его пальто от сурового осеннего ветра. Думает ли мой спутник сейчас о ней?
Он вел меня к ближайшему парку, избегая людных улиц, где было полно туристов. Чем дальше мы уходили, тем шикарнее открывался вид. В октябре наступает золотая осень, и улицы Нью-Йорка окрашиваются в яркие, насыщенные цвета, превращаясь в картины, написанные маслом. По ясному небу проносились белые облака, высокие деревья переливались благородными золотыми или ослепительно-красными красками, землю укрывал тонкий слой из опавших разноцветных листьев, отчего создавалось ощущение, будто мы движемся по роскошной парче.