осьми десантных операций, погибло не более двадцати кораблей и была обрушена в гиперпространство только одна планета. Словом, редкостная глухомань.
– Что это значит – «от трех до восьми десантных операций»? – непонимающе моргая, спросил Ипат.
– Это значит: о трех операциях в памяти нашего умника имеются достоверные сведения, еще о пяти – косвенные, а то и предположительные; всего же их могло быть и больше, – растолковал ему Ной. Подумал и добавил: – Вообще-то их могло быть гораздо больше…
– Значит, есть смысл искать?
Ной выразительно пожал плечами. Его все это не очень интересовало. Мы не были человеческим муравейником на какой-нибудь густонаселенной планете, где он мог бы применить свои таланты, а дурить головы нам он полагал делом не слишком выгодным. Я же, не дожидаясь приказа, велел «Топинамбуру» проанализировать все звезды внутри туманности на предмет их физических характеристик (во каким словам от него научился!), учесть все исторические сведения, включая косвенные и предположительные, и вывести списком первый десяток звезд, вокруг которых с наибольшей вероятностью могут крутиться обитаемые планеты. По-моему, корабль вздрогнул.
«Это займет не менее трех часов», – уловил я его мыслеответ.
«Только-то? Делай!»
Корабль не любил нудной работы. Эка невидаль! Кто ее любит?! Тоже мне, удивил! «Топинамбур» был еще совсем молод и нетерпелив, а я смотрел на него свысока, как старший и умудренный. Подумаешь, нудная работа! Это не страшно. Я вот даже люблю нудную работу – при условии, что ею занимается кто-нибудь другой.
Спустя три часа он и вправду дал список из десяти звезд и показал их местоположение в туманности. На всякий случай я дал ему задание создать расширенный список уже из ста звезд, но предупредил, что с этим можно не спешить. Все равно нам придется потратить уйму времени, чтобы исследовать первые десять, и скорее всего потратить напрасно.
Естественных гиперканалов в туманности не было. «Топинамбур» создавал малые индуцированные гиперканалы, нырял в них и тут же выныривал, чтобы подкормиться космической пылью. Уж чего-чего, а пыли тут хватало. Корабль без моей подсказки отрастил себе что-то вроде зонтика, чтобы собирать ее. А еще он заявил, что нуждается в зарядке энергией, и мы надолго застряли возле первой же звезды из списка – правда, уже после того, как облетели все ее планеты и не обнаружили там не только цивилизации, но и самой жизни.
«Топинамбур» кормился. Мы убивали время. Даже на звезды нельзя было поглазеть – не было тут видно никаких звезд, кроме единственной, очень близкой и, по правде говоря, страшноватой. Она глядела на нас сквозь пыль багровым, как адское пламя, глазом. Никому не хотелось любоваться ею. Ной развлекался с карточной колодой, Семирамида тренировала голос в звукоизолированной камере, а Ипат целыми днями рассказывал мне о выращивании кенгуроликов, о том, какие им нужны корма, как лечить их в случае болезни да как разнять двух самцов, если подерутся. Скука была смертная.
Иногда я думал о Ларсене. Где он – отстал? Или по-прежнему крадется за нами? Отстал, наверное…
Нам повезло уже на второй звезде.
В списке она стояла только шестой, а оптимальный маршрут и вовсе отбрасывал ее в самый конец первого десятка. А все Семирамида.
Она лишь раз взглянула на оптимальный маршрут и сразу сморщила нос. Взяла и ткнула пальцем в самую дальнюю звезду из этих десяти. Сюда, мол. Да еще ткнула с таким видом, как будто только она здесь что-то понимает, а мы все олухи. Ипат попробовал возразить, да и я тоже, а в итоге обоим пришлось затыкать уши. Самое интересное, что Ной поддержал Семирамиду, сказав, что ему тоже почему-то нравится именно та звезда, а не какая-нибудь другая. Я даже растерялся – не ждал, что он вмешается. В итоге плюнул, взглянул на Ипата (тот только руками развел) и велел «Топинамбуру» рассчитать новый курс.
Звезда как звезда, на вид такое же солнышко, как у нас на Зяби, и планета, в общем, похожа на Зябь. Только без Дурных земель. По-моему, ни одна из галактических войн не прокатилась через эту планету. Везет же людям!
И опять-таки как наша Зябь, эта планета не имела искусственных спутников. «Топинамбур» бы их сразу разглядел и дал нам знать. Вокруг Зяби обращался хотя бы заявочный буй Ларсена – здесь не было и того. Зато корабль уловил повышенный фон радиоизлучения от планеты, а спустя пять секунд, разобравшись в этой радиопутанице, уже транслировал нам программы местных телеканалов. Здесь была жизнь! Цивилизация! Люди! Нам все-таки повезло найти обитаемый мир, не известный никому в империи!
Ной сразу сказал, кому чаще всего везет. Дуракам. Однако был доволен. А уж как мы были рады – никто из нас троих даже не огрызнулся на Ноя, вот как!
Приятные были у них телепередачи: видовые фильмы, репортажи о местном житье-бытье, какие-то художественные постановки. Поначалу мы ничегошеньки не понимали, но дикторши были красивые, люди приветливые, а в фильмах и репортажах никто не бегал по планете с оружием на фоне городских руин и пожаров. Ной заявил, что это скучно, даже зевнул напоказ, но, по-моему, очень заинтересовался. А мне просто понравилось.
Мы вышли на низкую орбиту и давай наматывать круги, наблюдая внизу моря, океаны, горы, реки и города, а уже спустя несколько часов начали принимать местные телепередачи с новостями о нас. Дикторы и дикторши говорили на ужасно искаженном староимперском, так что «Топинамбур», раньше нас разобравшийся в местном наречии, давал перевод. Новости были отрадные: нас не боялись, нас приветствовали!
Кого? Каких-то типов, явившихся неизвестно откуда? Людей ли еще? А если нелюдей, то каких? Мы не проронили в эфире ни полслова, а нас уже считали дорогими гостями!
– А не Земля ли это? – Ипат внезапно аж вскинулся. – Может, она и есть? Смотри, какой мир! Земля Изначальная, а?
– А почему не сразу рай? – хмыкнул Ной.
– Как почему? – Ипат не понял издевки. – Потому что мы пока еще живые…
– Тьфу на вас, – заявила Семирамида, а я тем временем приказал кораблю засунуть мне в мозги все, что он знал о местоположении прародины человечества, и вот что выяснил. Во-первых, Земля Изначальная не была легендой, она действительно существовала. С этим я не спорил. Во-вторых, «Топинамбур» не имел представления, где ее искать в Галактике, а раз не знал он, то об этом не могло быть данных и в имперских архивах, исключая, может быть, секретные. В-третьих, сам «Топинамбур» считал, что, вероятнее всего, Земля Изначальная была полностью уничтожена во время Второй Галактической войны, когда едва-едва не наступил конец всему человечеству.
Я тоже так думал. Далеко ходить не надо – в нашей системе тоже имеется порванная на куски планета, бывший газовый гигант. Теперь вместо него три планеты поменьше и куча осколков. И никто толком не помнит, когда, из-за чего и по чьей вине так случилось. Да и кто станет помнить о том, что было невесть сколько тысячелетий назад? Кому это надо?
С орбиты мы могли бы сосчитать моря и континенты, да только никаких сведений о географии Земли в памяти «Топинамбура» не нашлось. Ипат стоял на своем и продолжал спорить до тех пор, пока сам же из туземных телепередач не убедился в своей ошибке.
Планета называлась Дар.
– Удар? – переспросил Ной, не расслышав.
– Нет. Просто Дар.
– Кому дар? Почему? За что?
Мне и самому не терпелось услышать ответы. А пришлось потерпеть: наши решили пока не вступать в разговор с планетой. И что же вы думаете? Напрашиваться нам и не пришлось. Всего лишь спустя сутки после нашего появления после кратких дебатов в местном правительстве к нам обратились на радиоволне, пригласив совершить посадку!
– Ловушка, – уверенно заявил Ной.
– Это почему? – удивился Ипат.
– Потому что они делают вид, что нисколько не опасаются нас, – объяснил ему Ной, как маленькому.
– А если и правда не опасаются? – Ипат поначалу даже не рассердился на снисходительный тон нашего спеца по переговорам. – Людоеды мы, что ли? Чего им нас опасаться?
Ной вздохнул и головой покачал.
– Когда ты уходишь из дому – дверь запираешь?
С минуту Ипат соображал, при чем тут дверь.
– Конечно, запираю. Чтобы ветром не мотало.
– А если бы на Зяби вообще не было ветра?
Ипат поморгал, силясь представить себе такое.
– Что значит «если бы не было»? – пробубнил он. – Ветер есть. То там он есть, то здесь. А если его сейчас, допустим, нет, так ведь вскорости он и задуть может. Это каждому понятно.
На физиономии Ноя было написано: ну за что мне такие муки?
– Хорошо, – сказал он. – А загон со своими кенгуроликами ты запираешь?
– Само собой, – снисходительно объяснил Ипат. – Если не запирать, разбегутся ведь. Они побегать любят. Попрыгать то есть. Лови их потом.
– Это единственная причина?
– Чего? – Ипат поскреб в затылке. – Ну да. А какая еще?
– Воры – вот какая! – Ной настолько вышел из себя, что крикнул: – Тебя что, ни разу не обкрадывали?
– Не-а.
– А твоих односельчан?
Ипат задумался.
– Ну… бывало, – признал он нехотя. – У тетки Миронии как-то раз новую борону скрали. Потравы еще бывают. Ребятишки по чужим садам иной раз лазают. Но чтобы от воров беречься… нет, у нас такого отродясь не было!
Ему-то беречься от воров нечего, что с деревенского бобыля возьмешь. Не та пожива, чтобы ради нее рисковать. Ной только рукой на него махнул.
– Ясно… Тебе не понять. Семирамида, а ты что скажешь?
– Музыка у них интересная, – заявила певица. – Кое-что я бы переняла. Вот это, например: тиру-ра-ти-ти-ра-ра…
Кому что. Напевая, она витала мыслью неизвестно где и дальнейшего разговора, по-моему, не слышала. Не то быть бы еще одной визгливой истерике.
– Ну а ты? – Ной обратился ко мне. – Они – ладно, что с них взять. Деревенщина. У одного руки в навозе, у другой навоз в голове, а ты-то что скажешь? Тебя их гостеприимство не настораживает?
Меня оно еще как настораживало. Когда мне было лет семь, я сдуру доверился в одном селе местному старосте, который нашел меня на улице и обещал накормить. Накормить-то он накормил, зато потом отвел в полицию, а та сдала меня в приют. Наверное, староста хотел как лучше, да только мне с того не легче. С тех пор я и усвоил: видишь благодетеля – беги от него со всех ног.