И только к концу второго дня я разобрался, в чем тут дело, просматривая один исторический фильм о совсем уж давних временах. Между Первой и Второй Галактическими войнами стороны-противники старались как можно шире раскидать свои базы и колонии по Галактике. Для освоения новых планет они использовали не людей, а клонов («Топинамбур» объяснил мне, что это такое) с улучшенными параметрами. В смысле, агрессивность у них изъять, а сочувствия к ближнему и всякой прочей патоки, наоборот, добавить. Заодно добавили и гостеприимства, а то ведь явятся люди на планету, куда сто лет назад они забросили автоматический корабль с клонами, – а потомки тех клонов людям и вломят как следует: куда, мол, приперлись? На готовенькое? Нам пахать, а вам пользоваться? А ну, брысь отсюда!..
Словом, я уяснил себе, что дариане – далекие потомки таких вот клонов-первопроходцев. Только к ним за все это время так никто и не прилетел – потому, наверное, что началась война и воюющим стало не до отдаленных колоний. Ну, колонисты-клоны, людей не дождавшись, взяли, да и построили на Даре что-то вроде рая. Да еще нисколько не сомневались, что так и должно быть.
Удивительнее всего то, что понятие о деньгах у них все-таки было. По-моему, они без него вполне обошлись бы. Но чем бы они тогда платили Зяби дань? Натуральным продуктом? Тысяча «Топинамбуров» не свезла бы этакий груз.
На третий день заявились Ипат с Семирамидой. Сладкоголосая сияла и чуть ли не мурлыкала, зато Ипат был озабочен не меньше, чем на Зяби сразу после оглашения приговора, и почти так же пришиблен. Только и бурчал себе что-то под нос: бур-бур-бур, бур-бур-бур, а что бурчал – не разберешь. Я сразу понял, что что-то не так.
Ничего я им не сказал, приготовился слушать. Семирамида послала мне воздушный поцелуй и сразу устремилась в душ, а Ипат побурчал еще немного и затих. Сел и в стенку уставился. Я не выдержал и осторожненько спросил:
– Ну, как дела?
Он вскинул голову, уставился на меня, и вижу: ничего не понимает. Пришлось повторить:
– Как дела с вербовкой, спрашиваю.
– А? Что ты сказал? С вербовкой? С вербовкой дела не надо лучше. – Он достал кипу бумаг и протянул мне. – Стандартный договор. Подписи, печати. Ты это… прикажи кораблю почковаться. Ему ведь можно уже?..
– Можно, если осторожно.
– Ну и прикажи.
– Так это здорово! – говорю. – У Зяби есть первый вассал! А где Ной?
Тут Ипат вздохнул и такую рожу скорчил, что стало ясно: ему не до радости.
– Ной? – пробурчал он. – В нем-то все дело. Пропал Ной.
– Как пропал? – спрашиваю, а сам уже начинаю догадываться, как такие типы на таких планетах пропадают.
– Сбежал он, вот как! – рявкнул Ипат, потеряв терпение. – Понятно тебе теперь?
Глава 5. Илона, дочь клона
Чего тут было не понять. Жулик есть жулик. Кто сызмальства убежден, что только так и стоит жить, того только могила исправит. Дариане для него вроде сметаны для кота. Кот один, а сметаны сколько хочешь. Коту – счастье, если только не лопнет с пережору.
Дариан было жалко. Ипат мне потом признался, что он и без того краснел от стыда, заключая договор с правительством Дара. Кто мы, а кто они? Им для нас, дорогих гостей, ничего не жаль, а мы получаемся вроде обманщиков. И без того как-то нехорошо на душе, а тут еще Ной Заноза с его чутьем на олухов, которых можно облапошить. А раз можно, значит и нужно. Что после этого дариане о нас подумают?
Тут я понял, что ничего плохого они о нас не подумают! Ну не умеют они думать о людях плохо, хоть кол им на голове теши. Ну ладно – а мы-то сами? На Семирамиду мне начхать, но вот мы с Ипатом – что мы-то сами о себе подумаем, а заодно и о Зяби?
Стыдоба, одно слово.
Ипат бы, наверное, пристал ко мне, чтобы я заставил «Топинамбур» соорудить какой-нибудь выпивки, да и напился бы в стельку от стыда, а я бы даже не возражал. Но только надо было что-то делать, чтобы Ипату захотелось всего лишь напиться, а не отравиться до смерти. Проще говоря, надо было найти Ноя и доставить его на борт.
– Где вы его потеряли? – спрашиваю.
Ипат сам не знал. Помнил только, что на переговорах Ной был, да что там был – он и вел эти переговоры, на банкете в честь подписания договора он тоже присутствовал и произносил такие тосты, что все кричали «ура», а вот потом… Ипат никак не мог вспомнить, был Ной рядом с ним во время фейерверка или нет, а когда я стал уговаривать его напрячь память, он начал рычать и назвал меня щенком и молокососом. Аж красными пятнами весь пошел. Ну понятно: он там не за Ноем следил, а таращился в небо на фейерверк, разиня. Вот и переживает теперь, на мне отыгрывается.
Дал я ему время успокоиться, а потом и говорю:
– Надо его найти.
– Ага, найти! Как ты его найдешь? Иди ищи…
– Нам вместе надо его искать.
Ипат опять стал браниться, но уже скисал. В смысле – стал мало-помалу прислушиваться ко мне. Я-то был прав, а он нет. Он подписывал договор с дарианами, его показывали по телевидению, и любой дарианин знает Ипата в лицо, а меня местные вообще не видели. Ему легче просить о помощи.
Все это я Ипату и выложил. Гляжу – доходит.
– Ну ладно… – пробурчал он, уже сдаваясь. – А Семирамиду куда? Здесь оставим?
Из душевой кабины доносились шум воды и пение. Ох, как мне не хотелось оставлять нашу сладкоголосую одну в звездолете! А брать с собой это сокровище на поиски Ноя – себе дороже. Мало того что пользы от нее никакой, так еще, чего доброго, закатит истерику или вцепится кому-нибудь в рожу – глядишь, местное правительство возьмет, да и аннулирует договор.
– Оставим, – согласился я, хорошенько почесав в затылке. – Взаперти. Она отсюда не выйдет. И в корабль никто не войдет, за это я ручаюсь.
– Почему это она не сможет выйти?
– Потому что я наложу запрет. Пилот – я, и корабль подчиняется мне.
– А я кто?! – возмутился Ипат. Ну совсем как ребенок, даром что здоровый мужик.
– А ты – наш командир и руководитель. – Я еще подумал чуток, пока он морщил лоб, собираясь ответить, и нашелся: – Ты видел когда-нибудь, как у нас на Зяби везут куда-нибудь на механической повозке какого-нибудь чина или, скажем, архистарейшину? Видел?
– Ну, видел…
– Так, по-твоему, архистарейшина сам управляет повозкой? У него на то водитель есть. Вот я и есть водитель, а ты – архистарейшина. Станет тебе архистарейшина рулить или, там, копаться в механизмах, ха!
Ипат насупился, но был заметно польщен.
– Я не архистарейшина…
– Это ты скромничаешь, – заявил я. – Ты больше, чем какой-то архистарейшина. От тебя, если хочешь знать, зависит в сто раз больше, чем от него.
– Я преступник…
– А одно другому не мешает.
– Как так не мешает?
– А так. Копни-ка каждого второго из наших чинов – они-то кто, по-твоему? Только ты попался, а они нет.
На том и порешили. Ипат все-таки велел мне сделать так, чтобы «Топинамбур» впускал и выпускал не только меня с теми, кого я хочу провести с собой, но и каждого из нас по отдельности. Я так и сделал, но добавил, чтобы Ноя без меня корабль не впускал ни за что, ни под каким предлогом, даже если его приведет Ипат. Да еще я разрешил кораблю крутить какие угодно местные телепередачи, чтобы Семирамида не скучала, а если ей захочется помузицировать – вырастить для ее забавы любой музыкальный инструмент, какой она захочет, и предложить те, каких нет у нас на Зяби. Пускай развлекается в этих пределах.
Семирамида было раскапризничалась, но, судя по всему, притворно. Ей понравился успех, которым она пользовалась на Даре. Хотя, по-моему, привези с другой планеты кота и ущеми ему хвост дверью – дариане и его пение вполне одобрили бы. Просто потому, что кот инопланетный. Да еще перед выходом я проверил, готов ли уже «Топинамбур» к первому почкованию, убедился, что готов, и велел начинать, только без спешки.
Да, я забыл сказать, что и сам взял у «Топинамбура» урок дарианского языка, пока сидел и ждал наших. После урока мне стало куда интереснее смотреть местное телевидение. А тот убивающий всякую заразу кисель, сквозь который нам с Ипатом пришлось продираться, чтобы выйти наружу, все-таки гадость. Во-первых, воняет не по-нашему, а во вторых, на ощупь липкий, как грязь. Я даже ощупал себя, оказавшись на площади. Думал, сам стану вроде липучки для мух, – однако нет, ничего такого. Неправильный кисель, не клейкий, но за это ему только спасибо.
Огляделся. Сто раз видел эту площадь, но одно дело видеть, и совсем другое – топтаться по ней. Выложена она плитами, не знаю из чего сделанными, красивыми на вид и чуть-чуть упругими. Вокруг, значит, дома стоят, если не считать всяких улиц и бульваров, впадающих в площадь со всех сторон, как каналы в озеро. Воздух хороший, дышать приятно, а только сразу чувствуется: не наш воздух, не зябианский. Лучше он нашего или хуже, я так и не понял, да особо и не старался, одно скажу: чужой.
Пешеходы идут – на нас смотрят и улыбаются. Одеты не по-нашему. Иные кивают нам прямо-таки ласково, но никто к нам не пристает и не останавливается поглазеть и пальцами не тычет, хоть мы для местных и диковина. Самобеглых повозок не видно – наверное, на этой площади быть им не разрешено. Мусора нигде нет, всюду чистота. Не очень-то это по мне, но я вот что решил: пусть местные живут как хотят, мне тут не жить. Отыщем Ноя, притащим его в корабль за шкирку, отпочкует корабль первого своего потомка – и отчалим. Нам еще четыре планеты вербовать.
Ипат потоптался, подышал у меня над ухом, да возьми и брякни:
– Куда пойдем?
Это он меня спрашивает! Ну чисто младенец, ей-ей. Ничего я ему не ответил, но на лице выразил. Гляжу – сердиться стал наш фермер.
– Я говорю, где тут полиция у этих клоунов?..
– У клонов, – поправил я. – Ты смотри не оговорись при них. Да и на что нам полиция?
– Как на что? Искать Ноя! Объясним им, кто он такой, полиция объявит розыск…
– Ага, объясним! Сами признаемся, что один из нас жулик. Выходит, Зябь послала на Дар отпетого мошенника! Какая вера нам после этого будет? И вообще местная полиция – это что-то вроде службы спасения. Зачем ей ловить жуликов, если на Даре их днем с огнем не сыщешь? У нее и навыка такого нет.