– А разве звездолет меня послушает? – Ной пропустил выпад мимо ушей. – Тут уж либо ты, либо наш малец…
– Это кто малец? – возмущенным дискантом выкрикнул Цезарь.
– Спокойно! – повысил голос Ипат. – Цезарь! Ты слышал?
– Ага.
– А раз «ага», так делай!
Цезарь встрепенулся.
– Ты только поосторожнее, – тревожным голосом попросила Илона. – Вдруг что не так… А он живой. Пусть странный, но все же человек…
– Да ладно, ладно, – отмахнулся Цезарь. – Я осторожно. Не маленький. С паутины начну.
По его приказу внутри прозрачного стакана вырос манипулятор. Ловко схватив зажимом край паутинного кокона, он потянул на себя – и паутина эластично потянулась за ним. Рваться она не собиралась. Еще усилие – и сам кокон поехал по полу за манипулятором, а паутина не порвалась. Цезарь хмыкнул, поскреб в нечесаной голове и вырастил на конце манипулятора ножницы. С их помощью, да и то не сразу, удалось взять образец, тотчас всосанный манипулятором.
– Анализируй, – велел «Топинамбуру» Цезарь.
Никто не ждал, что корабль задумается на целую минуту. Однако это произошло.
– Ты заснул, что ли? – не выдержал Цезарь.
– Понятие сна мне чуждо, – отвечал корабль. – Даю предварительные характеристики образца. Прочность на разрыв превышает прочность моноуглеродной нити и сравнима с прочностью лучших образцов материалов, применяемых в империи. Усталостные напряжения ликвидируются самим материалом. Электропроводность нулевая. Теплопроводность крайне низкая. Термостойкость высокая. Химическая стойкость чрезвычайно высокая. Устойчивость к альфа-, бета- и гамма-излучению, а также к релятивистским протонам чрезвычайно высокая. Устойчивость к релятивистским гиперонам…
– Стой! – закричал Цезарь. – Понес!.. Погнал!.. Вывод, вывод давай!
– Данный материал не представлен на рынках империи и не имеет известных мне аналогов, – сообщил корабль. – Его коммерческую ценность полагаю высокой.
– Сам-то сможешь синтезировать такое? – спросил Цезарь.
Несколько секунд корабль молчал.
– Могу, – ответил он наконец. – Однако процесс будет чрезвычайно энергоемким и экономически сомнительным.
Члены экипажа переглянулись. Глаза Ипата расширились. Илона сияла. Ной ухмылялся.
– Веревки, – сказал Ипат. – Мы можем брать с них дань веревками и торговать ими. Хвала Девятому пророку! Пока местные освоят космические полеты и кое-чему научатся, сто лет пройдет! И все это время Зябь будет единственным поставщиком лучших в империи веревок!
– Веревок, канатов, сверхпрочных нитей, специальных тканей, электроизоляции, – продолжил Цезарь и не утерпел – метнул победный взгляд на Ноя. – Никакой работорговли не нужно. Видали, какие дома в городе? Кубы, пирамиды, а между ними что? Да вы чего, правда никто не заметил?.. Я думал – просто навесы из тряпок, а это навесы из паутины! Не-ет, эта планета мне нравится! Ипат!..
– Будем вербовать, – решил Ипат.
Глава 11. Операция на средоточии
Ной потом сказал, что, наверное, на планете водятся – или водились когда-то – свирепые хищники, не брезговавшие человечьим мясом, а может, внезапно становилось то очень холодно, то очень жарко, не знаю уж, от какой причины, – вот предки нынешних синемордых и модифицировали себя, чтобы чуть что – и в паутинный кокон. А в нем ни жары тебе, ни холода, и никакой хищник такой кокон не вскроет, из него даже видеть можно, что вокруг делается, потому что третий глаз у туземцев, тот, что на лбу, наверное, чувствителен к тепловому излучению. Может, была и какая-нибудь другая причина, только мне это все равно. Главное, паутина у них классная, хоть и лезет из носу, как сопли.
По моему приказу «Топинамбур» все-таки добыл туземца из кокона, хоть Илона и возражала. А я так решил: нечего ему сидеть там невесть сколько времени, страдая от голода и жажды, пока уж совсем не станет невтерпеж. Даже манипулятор корабля, и тот не сразу разрезал кокон, пришлось ему потрудиться. Будь у меня такая защита во время скитаний по Зяби, я бы горя не знал. Даже убегать бы не стал от фермеров и владельцев самодвижущихся повозок – закутался в паутину, и пускай все, кому интересно, лупят кокон хоть плетьми, хоть дрекольем, пока не устанут.
Туземец, конечно, попытался вновь вытянуть из хобота нить, а только ничего у него не вышло: то ли манипулятор его напугал, то ли паутинные сопли в носу кончились. Тогда он попробовал упасть в обморок, но манипулятор и этого ему не позволил: подхватил и встряхнул. Гляжу – затосковал туземец, к смерти приготовился, как давеча, когда ему чуть голову не оттяпали. Ничего не делает, просто стоит и хобот повесил.
Тут мы заспорили, как с ним разговаривать и кто должен это делать. Мне что-то не захотелось, Ипату тоже, Семирамида к нам вообще не вышла, зато хотелось Илоне и Ною. Только подход у них был разный: Илона желала рассказать туземцу все как есть, а Ной твердил, что это самый верный способ провалить все начинание.
– Почему?! – наскакивала раскрасневшаяся Илона.
– Да что такого ты расскажешь ему, чтобы он понял? – глумился Ной. – О множественности обитаемых миров? О том, что мы тоже люди? Вот спасибо! Людей они укорачивают на голову, сама видела.
– Они разумные существа, как и мы, и они тоже имеют право…
– Право чего? Право ни бельмеса не понять, кроме того, что мы не боги? Нет, ты как знаешь, а я уж лучше останусь божеством! Тогда они меня хотя бы выслушают…
– Пусть командир решает! – заявила наконец Илона, порядком выдохшись.
Ипату очень не хотелось решать. Мне было ясно видно: крестьянским-то своим умом он понимал, что в этом споре прав Ной, а огорчать Илону для него было как ржавой пилой по сердцу. Тогда он сделал вид, что вообще тут ни при чем.
– Цезарь, а ты что скажешь?
Ну вот, снова я. Как будто командир «Топинамбура» и начальник экспедиции я, а не он!
– Ной прав, – говорю. – Извини, Илона.
Тут ей следовало додумать самой: она с Дара, а дариане – прекрасные люди, лучших людей, чем они, по-моему, вообще не бывает, и не облапошит их только глупый, ну или такой, как Ипат. Ной Заноза – обратная картина, жулик он, и наш штатный переговорщик тоже он! Как только Ипат сказал, что будем вербовать, я сразу подумал, что все наши старые мысли о том, кто должен быть переговорщиком, – побоку. Переговоры здесь должен вести только Ной. Все-таки тут не развитая цивилизация со всякими там штуками, в которых мы ни бельмеса, тут все просто и не очень-то ему интересно. Значит, не сбежит. С другой стороны, если он хочет оправдаться перед нами, то вот ему шанс. А если он опять захочет обжулить кого-нибудь в свой карман, то мы тут как тут, а у Ипата кулак тяжелый.
Илона все равно надулась. И зря, по-моему. Но мне все равно ее жалко стало.
– Эй, шкет, – сказал мне Ной. – Прикажи кораблю переводить и дай туземцу мое изображение.
«Шкета» я проглотил, но решил про себя, что это словечко я ему еще припомню.
– Прямо твое и давать? – спросил я. – Подправить ничего не надо?
– Существенный момент, – признал Ной. – С вами тут всякую квалификацию потеряешь. Организуй-ка мне сияние вокруг головы.
Ну, сделал я ему сияние – большущее, разноцветное и такое, что глазам больно. Ной глянул в зеркало и остался доволен. После этого я велел «Топинамбуру» транслировать туземцу в стакан только Ноя, а нас туземцу не показывать и голоса наши заглушить. И пусть туземец видит, что губы Ноя шевелятся в такт синхронному переводу. Для звездолета это плевое дело, он рад стараться.
Да еще я сделал так, чтобы мы Ноя слышали, а он нас нет. Нечего ему на нас отвлекаться.
Туземец как увидел Ноя, так на колени и брякнулся. Он бы и ничком упал, да только стакан для этого был маловат. А Ной приосанился, строго поглядел на туземца и завыл утробным голосом:
– Кто ты, предназначенный в жертву, в которой не было нужды?
Задрожал туземец, залопотал что-то. Я велел «Топинамбуру» записывать все, что он скажет, и потом перевести, чтобы Ной все-таки не надул нас, – а пока решил обойтись без перевода. Так даже интереснее.
Беседа длилась с полчаса. Ной был строг, потом вроде смягчился, и тогда туземец перестал дрожать. Вижу: Ной делает мне знаки пальцами. Сначала я не понимал, в чем дело, но вскоре догадался: беседа окончена, пора делать его невидимым для нашего гостя. Ну, я и сделал. И нимб Ною убрал. А туземцу, чтобы не скучал, вывел на стенки стакана разные переливающиеся узоры, пусть смотрит.
– Ну? – спросил Ипат, чуть только Ной отдышался и, как говорят эти кривляки актеры, вышел из образа.
– Надо его отпустить, – сказал Ной. – Принарядить и отпустить, пусть жрецы ахнут.
– Ясно, надо. А еще что?
– Еще? Еще он принимает нас не за самих богов, а за их посланцев. Говорит, что самих богов смертному видеть нельзя, а посланцев можно. Раз он меня видел, значит, я посланец, и все мы тоже. Всё спрашивал, чей я посланец, – Селены, Парсека или, может, самого Эрта? Где он имена-то такие взял…
Послав мысленный запрос «Топинамбуру», я уже через секунду узнал где и нашим сообщил:
– Эрт – предположительно – название Земли Изначальной на одном из древнейших наречий. Парсек – единица измерения космических расстояний. Ну, вы знаете. По идее, тут он должен быть богом дальних странствий, покровителем путешественников. А Селена то же самое что Луна. У Земли Изначальной была своя луна, примерно как у нас на Зяби когда-то. А у этой планеты луны нет.
Последнее они и без меня знали.
– Это что же получается? – вскричала Илона. – Местные знают, где искать Землю Изначальную?!
– Вот уж вряд ли, – хмыкнул Ной. – Ни черта они не знают. Жрецы давно забыли, а эти, которые в штанах, – просто двуногий скот… Ладно, слушайте дальше. «Топинамбур» прав: белые балахоны – жрецы, желтые – аристократия. Между ними нет приязни, то и дело собачатся. Сейчас верховодят жрецы, только это, наверное, ненадолго. Я предлагаю договариваться с аристократами: мы им – убедительную победу над жрецами, они нам – присоединение к пирамиде…