Вскарабкавшись на пассажирское сиденье вертоезда, он небрежно развалился там и принялся обмахиваться платочком.
– Ты тоже должен думать! – крикнула Илона. – Все должны думать!
– Могу предложить идею: вернуться в город, расторгнуть наш договор с правительством, получить назад хатонские веревки и повеситься на них, – невозмутимо ответил Ной. – Пищи и воды у нас нет, денег тоже, и я что-то не заметил, чтобы местные власти горели желанием содержать на полном пансионе пятерых нахлебников. Оплачивать наш перелет на какую-нибудь планету империи они тоже не обязаны. Все, тупик.
– А наш договор? – крикнула Семирамида. – Он выгоден Альгамбре!
Ной неприятно рассмеялся, показав мелкие зубы.
– Выгоден он им или нет, они пока и сами не знают. Надо думать, выгоден, только это выяснится не раньше, чем мы тут протянем ноги. – Он потянулся, зевнул и в самом деле вытянул ноги.
Повисло молчание. Ипат тяжело дышал. Цезарь переводил взгляд с него на Ноя и обратно, но ни тот ни другой не спешили подсказать решение.
– Я не хочу помирать в пустыне! – голосом циркулярной пилы, врезающейся в твердый сучок, возвестила Семирамида.
Кому – непонятно. В общем-то все присутствующие и так это знали, более того, могли сказать о себе то же самое. Поэтому никто не возразил. Несчастнее всех выглядел Цезарь, во-первых, понимая, что Ной прав: пилоту не пристало быть таким беспечным, а во-вторых, потому что ничего не шло на ум. Если бы осиротевший экипаж вздумал растерзать его за оплошность, Цезарь при всем своем опыте побегов не двинулся бы с места.
Так и молчали, пока Ной, которому, как видно, надоело париться на припеке, не спросил Цезаря:
– Ты вроде говорил, будто знаешь, почему Альгамбра до сих пор никем не завербована. Верно?
– Ну, – отозвался мальчишка.
– Я слушаю.
Глава 5. Дефектный
Вот что я вам скажу: Альгамбра – дрянная планета, хотя я видел места и похуже. Солнце тут огромное, красное, как раскаленный булыжник, и поначалу втягиваешь голову в плечи, боясь: а ну как этот булыжник упадет прямо тебе на загривок? Тут привыкнуть надо, а пообвыкнешь – так вроде и ничего. Но все равно дрянь.
Власть тут не у архистарейшин, как у нас, не у членов правительства, избираемых за ум и заслуги, как на Даре, и не у «владыки владык» с его бандой жрецов, как на Хатоне. Верховный правитель вроде как существует, только его никто никогда не видел, даром что каждый правительственный указ начинается словами «Именем верховного правителя…». А правительство действительно есть – Ной, разобравшись, сказал, что места в нем передаются по наследству и вообще всем заправляют торговые дома. Альгамбра и живет торговлей. Насчет поторговаться местных хлебом не корми: половина города – один сплошной базар. Крику там!.. Жара, толкотня, нищие, карманники, полиция… Во что люди одеты, это вообще описать нельзя. Даже Ной на базар не сунулся, а уж я и подавно. Ну, понятно, торговые дома из самых крупных, чьи главы сидят в правительстве, и дела ведут крупные, а не мельтешат на городских базарах. У них и грузовые звездолеты есть, только не живые, ну и вольные торговцы прилетают на Альгамбру раз этак в пятьдесят чаще, чем на Зябь, и тоже ведут дела только с торговыми домами.
А может, и не только. Знаю я торговцев, они в любую щель пролезут без мыла. Указы указами, правительство правительством, а если каждый второй туземец может вполне сносно объясниться на общеимперском, это что-нибудь да значит.
Ну вот. Когда «Топинамбур» у нас увели и мы остались без корабля, я – чуть только понял, что слезами горю не поможешь, – подумал как раз о вольных торговцах. Ясно было, что за нашу доставку на Зябь они заломят столько, сколько и в дурном сне не приснится, – но если не это, тогда что нам остается? Нищенствовать на базаре? Воровать? Ной еще мог бы, да и я тоже, хотя с местными нам тягаться трудно, а Ипат с Семирамидой тут бесполезны, не говоря уже об Илоне. Дарианка просто умрет от огорчения.
Была у меня одна подленькая мыслишка: договориться с вольными торговцами, чтобы те доставили нас не на Зябь, а на Дар. Зуб даю, Ной подумал об этом еще раньше. Ну что нас ждет на Зяби, кроме Дурных земель, если мы вернемся всего-навсего с двумя вербовками и без корабля? Даже Сысой вряд ли за нас заступится. А дариане помогут, утешат, расплатятся с торговцами за наш перелет и, если их корабль еще на планете, задержат его ради нас, чтобы он повзрослел и отпочковал потомка. Они нам его даром отдадут, или я дариан не знаю!
Подлая штука голова – хоть бей по ней, хоть примочки ставь, все равно под черепом заведутся подленькие мыслишки. Я решил, что Дар мы оставим на самый крайний случай, когда либо всем помереть, либо нам с Ипатом сгореть от стыда. Стыдиться все же полегче.
Ну, словом, я сидел и изобретал для Ларсена всевозможные казни, одна позорнее и мучительнее другой, и думать забыл обо всем прочем. Ной мне напомнил. У жуликов и без того голова хорошо работает, а уж когда их прижмет, никому за их соображалкой не угнаться. Ной спросил меня, по какой причине Альгамбра до сих пор не в имперской пирамиде и почему я об этом знаю, а он нет.
А дело было так. Три дня наши вели переговоры с правительственными чиновниками, то есть вел-то их главным образом Ной, а остальные так, присутствовали. Присутствовал и я, пока не надоело. Когда у меня устала челюсть сдерживать зевоту, я отпросился погулять по этому ихнему Дворцу коммерции и предпринимательства. Меня и отпустили – гуляй себе, – к тому же в начале переговоров Ной представил меня всего лишь как второго пилота. Я хотел было возмутиться, да сообразил: в глазах альгамбрийцев я и впрямь на первого пилота не тяну. Ну и, стало быть, незачем создавать у них впечатление, что мы несерьезные люди.
Никто меня не сопровождал, гуляй себе, только не во всякую дверь пускают. Всевозможного народу множество, но в это здание можно втиснуть еще двадцать раз по столько. Коридоры сплошь красивым камнем отделаны, залы огромные, кабинеты, закоулки какие-то, статуи в нишах, храм каких-то местных святых, музей альгамбрийской торговли, и чего в нем только нет. Но мне не музей был нужен.
Прошел я по всем надземным этажам, а потом спустился в подвальный, там обстановка куда как скромнее, а народу почти вовсе нет. Я уж хотел идти назад, но тут вижу: водопроводчики устраняют протечку. Один – старый дядя, а другой – парнишка моих примерно лет, сразу ясно, что подсобник. Дядя взглянул на меня без любопытства, отвернулся к трубе, боднул воздух башкой, чтобы маска со лба на глаза съехала, и давай варить. Ага, думаю, плазменная сварка. Что-то похожее я видел на Даре. У нас на Зяби даже газовую сварку не в каждой механической мастерской найдешь, а тут – красота! Искр почти нет, и пламя не сказать чтобы слишком яркое, глаза почти терпят, надо лишь чуть прижмуриться. Вварил дядя в трубу заплатку, что-то буркнул парнишке на местном языке и ушел куда-то. Может, за заплатками, а может, у него в аппарате плазма кончилась. И если вы думаете, что я упустил случай поболтать с пареньком и выяснить, как тут у них на Альгамбре устроена жизнь, то мне обидно: за дурака вы, что ли, меня держите?
– Привет! – говорю ему на общеимперском.
Он ответил, правда, с жутким акцентом, но я кое-как понял, что он тоже меня приветствует, а не советует поскорее убраться на все четыре. И тут же спрашивает:
– Ты инопланетник? – Как будто ему и без того это не ясно.
– Это ты, – говорю ему, – инопланетник, а я зябианин, понятно?
– Ага, – говорит и головой кивает, – значит, инопланетник.
Минут десять мы с ним выясняли, кто из нас инопланетник, а кто нет, чуть не подрались – и подрались бы, наверное, если бы я понимал каждое слово из того, что он мне лопотал. А потом уселись рядышком на ящик с инструментом и постановили говорить медленно и с расстановкой, чтобы понять хоть что-нибудь. Парнишке тоже хотелось поболтать, сразу было видно, что сварщик ему достался неразговорчивый.
И начал я, конечно, с ерунды, чтобы парень не заподозрил, что я не просто болтаю, а сведения из него тяну. Между прочим говорю:
– У нас такую протечку и чинить бы не стали: подумаешь – капает! Да еще в подвале. Тут ниже нас только фундамент, да?
Мальчишка почему-то прыснул в кулак и сообщил шепотом:
– Не, там еще один этаж, только туда нельзя.
– Почему нельзя? – спрашиваю.
– Тебе, – говорит, – нельзя, а мне можно. – Наклонился к моему уху и прошептал: – Туда мало кого пускают. Там у нас верховный правитель, он посетителей не любит и протечек тоже…
И снова прыснул, а потом захихикал.
Ну, я, понятно, давай расспрашивать. Любопытно же. Что за правитель, который живет двумя этажами ниже уровня земли? Зачем это ему? Не мог построить себе дворец или хотя бы снять домишко в пригороде? А если он посетителей не любит, то что ему стоило окружить свой дом высокой стеной и поставить стражу? Правитель же! О сырости вообще молчу: Альгамбра – планета сухая, вроде Хатона. Какое место ни выбери, все равно оно будет суше, чем подвал.
Что-то тут не так, думаю. Хотел нажать, но помедлил ровно одну секунду и сделал лучше. Отодвинулся от паренька, выпрямился, чтобы посмотреть на него сверху вниз с этаким прищуром, да и заявил:
– Ври больше.
И через полчаса узнал все. К каждому механизму свой подход нужен, а человек – тот же механизм, только он этого не понимает, потому что слишком заносится. Выложил мне мой новый приятель все про верховного правителя Альгамбры, а я только рот зажимал обеими руками, чтобы не захохотать на весь подвал.
Примерно век назад, когда вовсю строились верхние этажи имперской пирамиды, какой-то вербовщик заглянул и на Альгамбру. Был он вроде Ларсена, такой же неукротимый в смысле набить свой карман за чей угодно счет. Беда того вербовщика состояла в том, что его звездолет уже отпочковал десять потомков, а может, и все одиннадцать, то есть был, если очень повезет, способен всего лишь на одно – последнее – почкование. Знать не знаю, какие правители правили в ту пору Альгамброй, но уж точно похитрее наших архистарейшин. Они заключили с вербовщиком договор с условием: он вс