Он подошел, сел, внимательно прочитал договор, убедился, что оба его экземпляра идентичны друг другу, и молча подписал их. Как только договор будет зарегистрирован официальными имперскими властями – а сделать это можно на любой планете, имеющей гиперпространственную связь с империей, – у этих ископаемых не будет иного выбора, кроме как платить вербовщику хороший процент с доходов от каждой вербовки. Не жалкие пять процентов, каковые Ларсен просил в первый свой визит на Зябь, а девять и девять десятых!
На десять процентов архистарейшины все же не согласились. Ларсен ухмыльнулся и уступил. Пускай будет девять и девять. Но с хорошей пеней за каждый день просрочки и удвоенной против обычной неустойкой в случае расторжения договора правительством Зяби. Пусть только попробуют расторгнуть – Ларсен тогда станет де-факто единоличным властителем этой планетки и разгонит Совет к чертям свинячьим!
Впрочем, он и так им станет. Околпачить местных дураков не так уж трудно. Несколько лет работы – и вся планета в долгу перед бывшим вольным вербовщиком, и каждый видит в нем благодетеля, старается угодить… Давно пора иметь в запасе тихое место, где можно с комфортом встретить старость. Почему бы и не Зябь? Наверняка тут отыщется райское местечко, где будет приятно поселиться. Завести поместье в горах или у моря, построить особняк…
Разумеется, ни одна из этих несвоевременных мыслей не отразилась на лице Ларсена. Кто не владеет собой, скажем, дергает кадыком в самый ответственный момент или позволяет шраму, пересекшему лицо, изменить цвет, тот не годится в вербовщики. А уж обрадоваться раньше времени способен только идиот.
Перешли к голосованию. К удивлению Ларсена, оно было поименным.
– Вавила Пузан!
– Что?
– Ты как голосуешь?
– Я-то? Я – за.
– Метробий Ухват?
– За.
– Дормидонт Цыпа?
– За.
– Марцелл Пень-Колода?
– Чего?
– Ты за или против?
– Против чего?
– Забыл уже? Напомните ему кто-нибудь. Демьян Киста!.. Здесь Демьян Киста?
– Ась?
– Ясно: опять забыл слуховую трубку. Евсей Типун!
– За.
– Объясни Демьяну, за что мы голосуем. Эй, не спать! Евсей, дунь Демьяну в ухо. Сципион Хряк?
– За.
– Мирон Ползи-Поползень?
– Против.
– Почему?
– Надоел ты мне, вот почему.
– Ясно, старая клизма. Селиверст Лошак?
– За.
– Марцелл, тебе объяснили? Ты как?
– За.
Ларсен считал голоса. В Совете пятьдесят архистарейшин; простое большинство – двадцать шесть голосов. Вот уже девятнадцать… двадцать…
– Феофилакт Задосвист?
– Чего?
– Ты за или против?
– Я как все.
– Тут нельзя быть как все. От тебя требуется твое собственное мнение.
– Кем требуется?
– Законом, Феофилакт, законом.
– А, ну раз законом, тогда я воздерживаюсь.
– Гликерия Копыто!.. Отсутствует… Эпаминонд Болячка?
– За.
Двадцать один.
– Корнелий Пробка?
– За.
Двадцать два.
Ларсен прикинул: осталось опросить не меньше дюжины присутствующих в зале архистарейшин. Если председатель не оставил на закуску самых несговорчивых, то не менее десяти из этой дюжины проголосуют за ратификацию. И дело сделано!
– Ермил Мозоль?
– За.
– Гермоген Плюшка?
– За.
Двадцать четыре.
– Мелентий Шилобрей?
И стало бы двадцать пять голосов, и остался бы всего-навсего один, но Мелентий Шилобрей, с кряхтеньем привстав с места при помощи соседей, почему-то не сказал «за», хотя уже и рот раскрыл. Вместо «за» он почему-то уставился в ближайшее окно, глаза его выкатились, а рот распахнулся до максимально дозволенных природой пределов. Ровно одну секунду Мелентий Шилобрей пребывал в одеревенелом состоянии, затем выдавил из себя что-то вроде «ы-ы-ы» и с неожиданной для старца прытью ломанулся по проходу прочь, топча чужие ноги. Далеко не убежал – споткнулся о чье-то колено и загремел с невнятным воплем.
В окно лезла лапа. Совершенно бесшумно.
Никто и не подумал о том, куда девалась оконная рама со стеклами. Все смотрели на лапу, бесшумно вползающую в зал сквозь оконный проем. Была она пятипалой, как человеческая пятерня, но жутко синей, каждый гигантский палец оканчивался устрашающим кривым когтем, запястье было толщиной в сорокаведерную бочку, и не было в том запястье, как и в пальцах, ни одной кости, ни одного сустава. Казалось, в окно лезет толстенное щупальце, разветвляющееся на пять более тонких когтистых отростков, сгибающихся как угодно и независимо друг от друга.
Синяя пятерня растопырилась, нацелившись на Ларсена.
Один лишь Мелентий продолжал верещать и дрыгать ногами. Все прочие архистарейшины впали в ступор. И тут Ларсен показал, чем отличается вольный вербовщик от старичья с убогой планеты.
Он понял все в один миг – и бросился к двери в рывке, которому позавидовал бы профессиональный спринтер. Теперь все решали мгновения. Смазав по уху секретаря, пытавшегося преградить ему путь, Ларсен выбежал в коридор – как раз в тот момент, когда в дальнем его конце показался поспешающий трусцой полицейский наряд рыл из пяти. В лихом прыжке Ларсен высадил ногой окно и вместе с его обломками вылетел наружу, разворотив при падении клумбу с какими-то цветочками. Улица. Прохожие замерли, разинув в восторге рты: покоенарушение! Возле здания Совета! Еще двое полицейских ринулись наперерез. Ларсен расшвырял их, как кегли. Где же корабль?!
Бегущего – хватай! Вышел бы хороший лозунг для полицейских и собак, не будь он и без того намертво вбит в их рефлексы. Но собак, к счастью, не попалось ни одной, а ленивые зябианские полицейские не конкурировали с Ларсеном в проворстве. Слыша за собой топот, Ларсен оглянулся лишь один раз, и вовсе не для того, чтобы понять, не настигает ли его погоня. Он желал знать, что делает «Топинамбур».
В том, что зябианским вербовщикам, казалось бы, намертво застрявшим на Альгамбре, каким-то невероятным чудом удалось вырваться оттуда, вернуться на Зябь и переподчинить себе «Топинамбур», Ларсен нисколько не сомневался. Он сразу понял это, чуть только увидел лезущую в окно лапу. Промедлил бы самую малость – и был бы схвачен той лапой.
«Топинамбур» не преследовал его – пока. Это давало надежду.
Где же корабль? Где вызванный мысленным приказом через «сторожок» корабль?!
Рев распоротого воздуха прозвучал музыкой в ушах. Здесь корабль, здесь! Спешит на помощь.
А «Топинамбур» что-то не спешит в погоню…
«Топинамбур» и вправду не спешил ловить Ларсена – он по приказу Цезаря Спицы оказывал неотложную медицинскую помощь сразу пятерым архистарейшинам, задыхавшимся и рвавшим на груди пестрядь костенеющими пальцами, а заодно выращивал с десяток пар чистых подштанников для некоторых других членов Совета. Включая председателя и Мелентия Шилобрея.
Глава 10. Чвак
Ох, и отругал меня Сысой за то, что мы так долго не давали о себе знать! Когда я его нашел, то даже испугался: он и раньше-то смахивал на не слишком свежего покойника, а теперь выглядел так, как будто уже успел перезнакомиться со всеми обитателями того света. Его ругань я пропустил мимо ушей, потому что видно было: оживает архистарейшина. На глазах оживает! Как только я ему рассказал, что мы успешно провели две вербовки и «Топинамбур» снова наш, он даже порозовел и высказал все, что обо мне думает и об Ипате тоже. И о нашей безответственности. Я ему: мол, был уговор лететь и вербовать, а докладывать на Зябь о каждом нашем чихе уговору не было. Мол, связался с покоенарушителями, так уж не жалуйся. Он еще поворчал, побранил меня за то, что я упустил Ларсена, и окончательно ожил. Даже с постели встал без посторонней помощи.
А уж как он громил Совет архистарейшин – любо-дорого было послушать. В зал меня не пустили, но отогнать меня от двери охранник не посмел. В замочную скважину не больно-то много разглядишь, но голос Сысоя я отлично слышал и без скважины. Ох, и гремел тот голос, и вся архикодла сидела пристыженная. Так ей и надо.
Ларсен, конечно, смылся неизвестно куда, только бы от нас подальше, ловить его на Зяби было незачем, что ему теперь у нас делать. О путешествии в Большое Магелланово Облако и встрече со светоносным я ничего рассказывать не стал: мол, сам разобрался с «Блохастиком» и привел его в чувство проповедью о долге. Мое намерение вернуть альгамбрийцам их звездолет Сысой одобрил, хоть и поморщился. Он-то, конечно, архистарейшина и весь из себя добропорядочный, а только я еще не встречал такого добропорядочного, кроме Илоны, чтобы он не пожелал завладеть чужим имуществом, если ему за это ничего не будет. Сысой еще сказал, что не худо бы заставить «Топинамбур» отпочковать еще одного потомка и на всякий случай оставить его на Зяби, но я не согласился. Во-первых, кто будет нянчиться с зародышем и объезжать юный звездолет? Во-вторых, мне надо скорей на Альгамбру – выручать наших. Вряд ли альгамбрийцам понравилось, что я увел их единственный квазиживой корабль, а дефектный он там или нет, никого не касается. Уж альгамбрийцы знали, на ком сорвать злость!
Я так и проделал весь путь до Альгамбры в «Топинамбуре» с пристыкованным к нему «Блохастиком». Корабли срослись вместе, и я при желании мог перейти из одного корабля в другой, не выходя в открытый космос. Нет, в космос-то я разок вышел, просто ради любопытства. Велел «Топинамбуру» нарастить на меня со всех сторон то, что называется скафандром, и вышел. В общем-то ничего интересного. Повисел немного в невесомости и вернулся. То же самое я мог бы проделать и внутри корабля, приказав ему убрать тяготение и стать прозрачным. Так вышло бы даже удобнее, потому что внутри корабля скафандр не нужен.
Возле Альгамбры я призадумался. Сначала хотел было прямо идти вниз сквозь атмосферу и садиться там же, где и в прошлый раз. Потом думаю: э, нет! Сначала выясню, что там внизу и как. Вышел на круговую орбиту и дал позывные. Пяти минут не прошло, как со мной связались. Судя по тону, это была какая-то важная шишка.