– А мы, сир? – спросил я.
– А мы совершим визит на Землю Изначальную. Разве факт ее обнаружения может пройти мимо нашего внимания?
«Ага, – подумал я, – он все-таки поверил Ною… А не простак ли он?»
– Да, но кто покушался на вас… и на нас… сир? – выдавила из себя Илона.
– Торгово-промышленно-финансовые кланы, разумеется, – весело сказал император. – Мой прадед лишил их всевластия, создав имперскую пирамиду. Все это время они надеялись на реванш, на то, что император вновь станет куклой в их руках. Лишить их надежды могло только одно: вербовка Сурраха Землей Изначальной.
– Как это? – моргнул Ипат, только теперь выпустив из рук дубину.
– Элементарно. Суррах в случае его вербовки остается на первом уровне пирамиды, но этот уровень уже не высший. Выше Сурраха, на нулевом уровне, – Земля Изначальная. Не важно, что она также остается и на восьмом уровне… Важно, что Суррах станет вассальной планетой, а это значит, что на него распространятся некоторые имперские законы – те самые законы, жесткие и, по мнению многих, несправедливые, к принятию которых наши противники в свое время сами приложили руку… А ведь штаб-квартиры наиболее могущественных торговых кланов находятся на Суррахе, и уж мы позаботимся о том, чтобы они там и остались!
До меня, кажется, начало доходить. До Семирамиды, по-моему, тоже. Один лишь Ипат пока что ничегошеньки не понимал, но как раз это для него нормально. Тут Илона и выдала:
– Но, сир… Вы твердо убеждены в том, что Зябь – это Земля Изначальная?
Ной, Семирамида и я дружно зашипели на нее, а император звучно расхохотался.
– Милая леди, мы убедились в этом, когда произошло покушение. Программа агрессивного поведения биороботов в Земном зале была введена заранее, возможно, десятки лет назад. Она получила команду на активацию в тот момент, когда прозвучала гипотеза о тождестве Зяби с Землей Изначальной. Ведь проверить эту гипотезу очень легко. Наши противники знали, что гипотеза верна. Они пытались помешать вам выиграть гонку, но не преуспели. Не сумев или не решившись устранить вас после гонки, они решили выждать, надеясь, что все обойдется. Не обошлось. И тогда они, запаниковав, запустили программу как самый простой способ решить свои проблемы. – Император улыбнулся Илоне. – Поэтому мы склонны считать, что Зябь – это Земля Изначальная, и мы будем так считать, пока нам не докажут обратное…
Эпилог
Человек рождается, не зная своего имени, и это считается нормальным, поскольку случается с каждым без исключения. Амнезия у взрослого бывает куда реже. И уж совсем уникальный случай, когда народ целой планеты живет себе и не особенно тужит, не зная, как следует по-настоящему называть ту планету, по которой он топчется. Наверное, во всей Вселенной одни лишь зябиане еще не знали, что обитают на Земле Изначальной.
Казалось, Зябь жила по-прежнему, как и подобает жить отсталому изолированному мирку, не жалующему перемен и суеты: тихо, сонно, степенно. В положенное время пожелтел лист, был собран урожай, с каждым днем солнце взбиралось в небо по все более пологой дуге и все меньше задерживалось в небе, как будто ослабла пружина у некой катапульты. Бродячие слоны выглядели озябшими. Скунсоежи и змеиные многоножки залегли в спячку. Миновала осень, самая обыкновенная, с дождями, листопадом и хрустящими поутру лужицами. Осень как осень.
Но так только казалось. Висели над остывающей землей утренние туманы, но висело и ожидание каких-то событий, грозных или нет – неясно, но уж точно неминуемых. Ни один торговец – разносчик галактических сплетен – не посетил Зябь во второй половине года, не было пока ничего слышно и о посланцах Рагабара, так откуда же взялось это пренеприятнейшее сосание под ложечкой, эта странная для любого зябианина неуверенность в спокойном завтра?
Неужто от проекта «Небо»? Весной и в начале лета Зябь и впрямь будоражили всевозможные слухи, а многие видели и летающую по небу несуразную штуковину, затем полеты прекратились, и в начале осени Совет архистарейшин выпустил краткое сообщение о том, что проект развивается успешно. Об этом немного посудачили и вроде бы успокоились.
Однако кто же не знает: нет в словаре более зыбкого и неверного словца, чем «вроде». Внешнее спокойствие поддерживалось скорее по привычке.
Множились и ползли слухи о грозных знамениях.
На излете осени в небе явилась комета с девятью хвостами и много где тряслась земля. Близ села Плюхи с огнем и грохотом упал с неба черный камень размером с человеческую голову, а по виду – точь-в-точь клубень топинамбура.
Говорили, будто из Дурных земель вышло нечто несуразное о пятнадцати парах ног и, добравшись до речки Вшивки, издохло прямо в русле, отчего случилось наводнение, затопившее городок Семиямье.
Утверждали, будто в Кривомымринском уезде, помещавшемся, как известно, очень далеко от Дурных земель, появился бодучий слон размером с овцекозла, трубящий как пожарная команда, а это не к добру.
Клялись и призывали в свидетели Девятого пророка, что в селе Малые Бяки молния в виде шара, искрясь и шипя, гонялась за полицейским, после чего взорвалась, оглушив последнего и убив наповал девятнадцать зевак.
Во время ежегодного обряда посечения паровоза некий Мардарий Косопуз в порыве религиозного усердия придумал наказать проклятый механизм не кнутом, а оглоблей и на замахе ненароком оглушил местного старейшину Онисима Жвачку. Местный суд отказался вынести вердикт и направил дело в суд архистарейшин, а тот уже третий месяц не мог ничего решить.
В небе наблюдались ложные солнца и светящиеся столбы. В окрестностях Земноводска выпал черный снег. В самих Пупырях на водосточной трубе здания Совета наросла гигантская корявая сосулька, как две капли воды похожая на архистарейшину Гликерию Копыто.
Оживились кликуши и предсказатели разной ерунды, каковая непременно случится в будущем. Многие, впав в соблазн, шептались о неминуемом гладе, наступлении великого мора и страшных чудесах. В селе Развесистом – и это было задокументировано – местный дурачок по имени Терентий Мухоед кричал с колокольни храма, к вящему смущению паствы, будто видел Антипророка в кровавом одеянии, предрекал скорый конец всему сущему, пытался бить головой в рельс звонницы, но после первого же удара сомлел и в беспамятстве сверзился с колокольни на головы любопытствующих.
Сысой Кляча за эту осень совсем высох. Как ни хотелось ему вдоволь покуражиться на Совете над затхлыми старцами, едва-едва не погубившими великое начинание, – ан расхотелось вдруг. Сам тому удивился, но вдруг понял: до сих пор старость только играла с ним, а теперь взялась за тщедушное тельце всерьез, выпила последние силы, выстудила кровь. Сысой лежал на перине под тремя одеялами, натянув все три до самого носа, глядел в потолок. В жарко натопленном доме билась об оконное стекло остервенелая муха. Внук Агафон грохотал поленьями, ковырял кочергой в печи, пытался смешить деда прибаутками. Куда там!.. Дед просто ждал… чего-нибудь. То ли смерти, то ли возвращения «Топинамбура».
Домашний котовыхухоль Надоеда, любимец младшей правнучки, вскарабкивался на кровать, драл когтями наружное одеяло, щекотал усами нос архистарейшины. Сысой улыбался, но такой улыбкой, с которой хорошо и с пользой пожившие люди без особых сожалений отходят в лучший мир. И очень может быть, что Сысой, задремав с той же улыбкой на бескровных губах, однажды не проснулся бы, если бы однажды Агафон не ворвался в спальню с очумелыми глазами и разинутым ртом.
Споткнувшись о котовыхухоля, он с шумом грохнулся на пол, но тотчас вскочил и, забыв почесать ушибы, выпалил, задыхаясь:
– Там… корабль… приземлился…
Лицо Сысоя дрогнуло, и впервые за несколько дней в его выцветших глазах обозначился интерес к происходящему вовне.
– «Топинамбур»? Гости с Рагабара?
– Не! – Агафон дышал, как паровая машина. – Огромный корабль! Во-от такой! – Он замахал руками, тщась показать невообразимые размеры корабля. – Это… это император!
– Кто? – не понял Сысой.
– Император! – вновь выдохнул Агафон, и, подтверждая его слова, отвратно заорал котовыхухоль. – Его корабль! Говорят, половину поля занял!
– Тебе-то откуда знать, что он императорский? – насмешливо проскрипел Сысой.
– Так это… люди же говорят! Совет уже делегацию направил. Хотели вроде пятерых, а потом все туда помчали, не удержались… За тобой машину прислали, фельдшера, носилки… Едем, а?
Случилось чудо, да и как ему не случиться в такой день: иссохшей лапкой Сысой откинул по очереди все три одеяла, мановением той же лапки отстранил внука и, покряхтев, встал с постели без его помощи. Какие еще носилки?! Он сам!.. Сам!
Единственная уступка: позволил помочь себе одеться как подобает архистарейшине. Потом он шел к машине, шел нетвердо, но грозно зыркал на Агафона, когда тот пытался поддержать деда. Посох?.. Ну ладно, пусть будет посох. Подай его сюда и отвали в сторону, бестолковый. Не видишь: дед ожил! Дед дожил!..
Он еще сам не понимал, до чего он дожил. Знал только одно: случилось нечто небывалое. Если бы просто вернулся «Топинамбур», выполнив свою миссию, это уже было бы славным итогом последнего и важнейшего дела в жизни Сысоя. А тут – сам император!
Ясно, что он прибыл не карать, – в противном случае послал бы чиновника. Для того и нужны подчиненные, чтобы прибирать за большим начальством, а снимать сливки оно любит само. Кто-нибудь вроде Эпаминонда Болячки или Гликерии Копыто может думать иначе, но лишь покажет этим, что ум человеческий помимо прочего годится также и для того, чтобы рано или поздно из него выжить. Ох, хоть бы дураки не успели натворить бед!..
Опасения были напрасны: на поле космодрома действительно возвышалась несусветная громадина чужого биозвездолета, и полицейские, согнанные сюда, наверное, со всех Пупырей, растянувшись длинной цепью, не допускали на поле собравшуюся и с каждой минутой прибывающую толпу. А возле корабля стояла кучка людей, судя по одеждам – нездешних. Дальнозоркие глаза Сысоя отметили: ни один из архистарейшин не осмелился приблизиться к гостям. Ага!..