Итак, эти слова наконец сказаны вслух.
Что ж, он подозревал это с самого начала. Однако есть разница – держать что-то в мыслях, а потом услышать подтверждение, тогда мысль становится реальной, как высаженное в почву дерево.
– И император согласился?
Сень не был трусом. Он встретился глазами с Дайянем. И ответил:
– Согласился. В обмен он потребовал от варваров, чтобы его отца и брата держали на севере вечно, какие бы официальные требования освободить их он ни предъявлял.
Дайянь закрыл глаза. Позади него раздался громкий треск, снаружи, в мире.
– Зачем вы рассказываете мне эти вещи?
– Потому что вы были благородным слугой Катая, – сказал Хан Сень. – И потому что я это знаю.
Дайянь рассмеялся, слегка задыхаясь.
– Я сознаю, – прибавил Сень, – это, возможно, звучит странно, учитывая то, где мы находимся.
– Действительно, – согласился Дайянь. – Вы не боитесь оставаться со мной наедине?
– Что вы мне причините вред? Попытаетесь убежать? – первый министр покачал головой. – Если бы вы хотели, вы могли бы уже собрать здесь свою армию, которая угрожала бы нам восстанием, если вас не освободят.
«Свою армию».
– Как бы я послал им сообщение?
– Это нетрудно. Я совершенно уверен, что вы приказали им оставаться на месте. Они, возможно, не хотели этого, но ваши солдаты выполняют ваши приказы.
Дайянь посмотрел на него при свете единственной лампы.
– Императору, – произнес он, – повезло с первым министром.
Сень пожал плечами.
– Надеюсь, что повезло Катаю.
Дайянь все еще смотрел на него через стол.
– Трудно было быть сыном вашего отца?
Неожиданный вопрос для собеседника, увидел он.
– Учиться так думать?
Дайянь кивнул.
– Возможно. Это просто входит в природу риска. Как солдату необходимо быть готовым ринуться в бой, полагаю.
Дайянь опять кивнул. И тихо произнес:
– То, что вы сейчас сказали, наводит на мысль, что, по вашему мнению, я никому не смогу рассказать о том, что услышал.
Молчание. Первый министр сделал глоток из своей чашки. И сказал непринужденно, будто говорил о погоде или зимних ценах на рис:
– Мой отец постепенно выработал в нас обоих иммунитет к наиболее распространенным ядам, в дозах, которые убили бы другого человека.
Дайянь смотрел на него. Кивнул головой.
– Я это знал.
Очередь Сеня удивленно уставиться на него.
– Знали? Откуда…?
– Ван Фуинь. Он даже умнее, чем вы думаете. Было бы мудро использовать его как можно больше. Вам следует вызвать его сюда, – он не потянулся за своим вином. – Вы хотите, чтобы я облегчил вам задачу?
Более продолжительное молчание. Затем Хан Сень произнес:
– Командующий, они вломились в комнату моего отца и его жизнь закончилась. Они изуродовали его тело и бросили его диким зверям. Они не знали, что придут люди и похоронят его. Не так он должен был окончить свои дни. Поэтому, поймите, пожалуйста, ничто из этого не будет для меня легким.
Через несколько мгновений он прибавил, глядя мимо Дайяня на оконную решетку:
– Со мной нет солдат, стражников снаружи я отпустил на праздник, а обе двери открыты – эта и та, что ведет наружу.
И теперь Дайянь был поражен. Люди способны поражать (и женщины тоже), каким бы подготовленным ты себя ни считал, как бы ни был уверен, что знаешь этот мир.
– Почему? – спросил он.
Хан Сень смотрел на него через стол. «Он еще молодой человек, – подумал Дайянь. – Его отец умер слепым и одиноким». Сень сказал:
– Мне в голову пришла одна мысль, когда вы стояли здесь перед императором.
Дайянь ждал.
– Я думаю, в тот день вы решили, что вам необходимо будет умереть.
– Зачем мне это надо? – он чувствовал себя смущенным, разоблаченным.
– Потому что вы пришли к выводу, Жэнь Дайянь, что Катаю необходимо иметь пример военачальника, верность которого заставила его скорее умереть, чем пойти против государства.
И эти слова он тоже никогда не ожидал услышать произнесенными вслух ни одним человеком. Он даже не сформулировал эту мысль в уме (или в сердце) с такой четкостью. Очень трудно слышать ее сейчас, в этом мире, выраженную словами.
– Я был бы очень самонадеянным человеком.
Сень покачал головой.
– Возможно. Или просто вы поняли, почему страна пала, почему мы оказались столь неподготовленными, почему так легко потерпели поражение. Скажите мне, – спросил он, – трудно было выполнить этот приказ вернуться?
Странно, сейчас ему стало трудно дышать. Он чувствовал, что его мысли слишком открыты для этого человека.
– Я говорил императору, – ответил он. – У нас был способ проникнуть в город. Мы бы открыли ворота изнутри и ворвались в него. Ханьцзинь – не место для всадников. Они были обречены на гибель в городе.
– Но вы все равно вернулись. Зная это?
Еще один звук выстрела снаружи. Он сидел спиной к окну, но увидел, как его собеседник взглянул туда, и комната у него за спиной на короткое мгновение озарилась светом.
– Я дал клятву верности Катаю и Трону Дракона. Какая это была бы верность, если бы я…
– Если бы вы стали еще одним предостережением на следующие четыреста лет о том, что военачальникам никогда нельзя доверять, что они всегда стремятся к власти? И захватывают ее при помощи своих солдат.
После короткой паузы Дайянь кивнул головой.
– Да, отчасти поэтому. Но также… долг? Просто долг.
Первый министр посмотрел на него.
Дайянь отвернулся.
– Я не император. Конечно, нет. Я не хотел им быть. Если бы я отказался выполнить приказ, это был бы мятеж, – он посмотрел на собеседника, положил ладони своих покрытых шрамами рук на стол.
– И поэтому вы вернулись, понимая, что ваша собственная жизнь…
– Нет. Не в этом дело. Я не такой герой. Я не знал того, что вы мне только что рассказали. Никто не знал этих условий мирного договора.
– Думаю, вы знали, – мрачно возразил Хан Сень. – Думаю, что вы каким-то образом знали и вернулись, несмотря на это. Чтобы создать блестящий пример солдатской верности.
Дайянь покачал головой.
– Поверьте мне, у меня нет желания умереть.
– Я вам верю. Но я также верю, что вы чувствуете… тяжесть долга. Ваше собственное слово. Я уже сказал: вы благородный слуга Катая.
– Поэтому вы принесли мне яд? – ему следовало рассмеяться или, по крайней мере, улыбнуться, но он не смог.
– И я оставил за собой две открытые двери.
– Окажите мне любезность, объясните.
Сень все-таки улыбнулся.
– Вы еще более официальны, чем я.
– Меня учил отец.
– И меня тоже.
Они посмотрели друг на друга. Сень сказал:
– Если бы вышли отсюда сегодня и уехали куда-нибудь, сменили имя, жили в безвестности, скрывшись от людей и от внимания летописцев, мне было бы приятно сознавать, что я не виновен в вашей смерти, Жэнь Дайянь.
Он заморгал от изумления. Сердце его забилось быстрее.
– В безвестности? Каким образом?
Лицо Хан Сеня было напряженным. Это было видно даже при свете одной мигающей лампы.
– Измените цвет волос, отрастите бороду. Станьте священником Пути, носите их одежду. Выращивайте чай в Сэчэне. Я даже знать не хочу.
– Я буду мертв для всех, кого знаю?
– Для всех. Все должно быть так, будто вы покинули наш мир. Наше время. Если вы дадите мне слово.
– А если меня каким-то образом обнаружат? Если какой-нибудь солдат узнает мой голос? Или разбойник, которого я когда-то знал? Если кто-нибудь случайно увидит мою спину? Если распространится слух, и люди начнут стекаться ко мне? Если кто-то объявит, что Жэнь Дайянь жив, на юге, когда вы намного повысите налоги, объявите новую монополию государства, сделаете что-то такое, что вызовет сильное недовольство народа?
Сень, в свою очередь, на короткое мгновение прикрыл глаза. И ответил:
– Мы всегда делаем что-то такое, что вызывает недовольство народа. Полагаю, я готов пойти на такой риск.
– Почему? Это глупо! Ваш отец…
– Мой отец? Он бы уже заставил вас признаться под пытками. За то, что я здесь сказал, он бы донес на меня императору и смотрел, как меня казнят.
– Император. Вы скажете императору… что?
– Что вас убили здесь сегодня ночью, а труп сожгли, чтобы его нельзя было предать земле и оказывать ему почести.
– Сожгли за измену Катаю?
Сень покачал головой.
– Я перебрал всех судей. Ни один человек не хочет вынести такой приговор, Жэнь Дайянь.
– Всегда найдется кто-нибудь, кого можно подкупить.
– Всегда. Но вы имеете слишком большое значение. Мне нужен судья, пользующийся репутацией честного человека. Это самое начало династии. Такие вещи важны.
– Но если я исчезну, в глазах всего мира вы убьете благородного главнокомандующего армий Катая?
– Героического командующего. Да. Представляю себе, как император будет публично горевать, сердиться и возложит вину…
– На своего первого министра?
– Более вероятно, на предательство здешних охранников.
– Потому что вы ему нужны?
– Да. Нужен.
– Вам придется найти охранников-предателей и казнить их.
– Это несложно, командующий. Вероятно, это произойдет также и в другом случае.
– Если я умру в этой комнате?
Первый министр кивнул головой.
– Кто-то всегда должен быть виновным, – помолчав еще мгновение, он встал, и Дайянь тоже. Сень посмотрел на стол, на чашки с вином. Сказал:
– Мне сказали, что это безболезненно. И будет быстрее, если выпить две чашки.
Он повернулся, не ожидая ответа. У двери он снял свою верхнюю одежду, подбитую мехом, с капюшоном, и бросил ее на лежанку.
Он поколебался, потом обернулся в последний раз.
– Вот что еще я считаю. Если бы мы с ними сражались, была бы кровь и война, голод и пожары. На протяжении многих поколений. Этот мир, эта необходимость отдать так много, тяжелы, как смерть, но дети и старики не погибают. Наша жизнь принадлежит не только нам.
Он вышел из камеры.