Он может вернуть этого беглого принца или убить его. Ван’йэнь сказал, что ему все равно. Бай’цзи не видел оснований ехать медленно на обратном пути. Принц сегодня ночью умрет.
Ему также нужно убить того, другого, Жэнь Дайяня. Его брат боялся, что принц может стать символом. Бай’цзи так не думал. Более вероятно, что символом станет воин – человек, который разгромил армию алтаев, который вошел в охраняемый лагерь и убежал вместе с пленником, оставив издевательскую записку, чтобы ее прочли вслух.
Этот человек опасен. Однако у него здесь всего двадцать человек. Всадник, алтайский вождь, или их император всегда может найти применение двум чашам для кумыса – таковы были мысли Бай’цзи.
В ту ночь к северу от реки Вай облачный покров наконец разошелся, и прибывающая луна засияла среди холодного блеска звезд.
Болота меняются каждый год и каждый сезон. Проложенные через них тропы меняются, твердая земля опускается и уходит под воду, островки надежной почвы то исчезают, то появляются. Важно не быть излишне уверенным, особенно в темноте. Не меняется только то, что топи повсюду очень опасны для всадников.
Это были не те болота южнее Великой реки, которые они с Цзыцзи знали, как родной дом, в котором оба выросли. Но долгие годы, проведенные в такой местности, рождают инстинкты и осторожность, которые действуют и в других подобных местах. И они действительно уже бывали здесь, когда подавляли восстание в тот сезон, когда их отправил в эти края Кай Чжэнь. Этим самым ему не дали принять участие в битве с сяолюй за Южную столицу, которую так и не взяли – по крайней мере, катайцы не взяли.
Он принял в свою армию десять тысяч мятежников из этих мест и лежащих южнее, так как эти болота тянулись почти до самой реки Вай. Трое из этих людей были сейчас с ним. Для них эта земля была домом в самом глубинном, самом значительном смысле этого слова: убежищем в час опасности. Местом, куда можно заманить врагов и уничтожить их.
Он сказал, что знает, как оторваться от преследующих их всадников. Но сделал даже больше. Именно поэтому историки – и легенды – включают этот эпизод, эту ночь и ту наблюдающую за всем луну в свои повествования.
Во время преследования убегающего врага на неожиданно встретившихся болотах в темноте возникает много трудностей. Одна из них заключается в том, что если возникает необходимость отступить, бежать по-настоящему или предпринять стратегическое отступление до утра, то большой группе всадников (каждый из которых ведет за собой пару коней) нелегко развернуться и найти дорогу обратно.
Даже самым лучшим наездникам в мире трудно повернуть назад на нетвердой дороге, в засасывающей топи или в неожиданно глубокой воде, на местности, чужой для обитателей пастбищ. Кони начинают паниковать, теряют опору под копытами и падают в густую, липкую грязь. Разные твари в болотной воде жадно хватают их за ноги и кусают, и тогда кони от страха и боли издают пронзительное ржание, встают на дыбы, опрокидывают друг друга – и сбрасывают своих всадников.
И если в них летят быстрые, смертоносные стрелы неизвестно откуда, с высоких холмов, даже если стреляет всего двадцать лучников (каждый из тех, кого привел с собой Цзыцзи, умел пользоваться луком), тогда начинается бойня, погибают люди и кони. А кровь, бьющие воздух копыта и громкий шум на ночных болотах привлекают других голодных тварей, а среди них есть довольно крупные.
И еще люди. На болотах всегда есть разбойники.
Те, кто находился ближе всех к этому месту, очень быстро поняли, что здесь происходит. Конское мясо всегда пригодится человеку в зимнее время, а вместе со многими из них жили дети и жены. У них были камни и тяжелые палки, ножи, старые, ржавые мечи, серпы, даже несколько луков. Мужчины, знающие, куда поставить ногу, могли осторожно и незаметно приблизиться к всадникам и прикончить раненого человека или животное.
Легенды обычно не описывают подробности таких жутких ночей. Как и картину смертоносного болота, утром, под зимним солнцем. Легенды повествуют о храбрости, спасении, славе, мести. О чести. А не о скользких слизнях на безглазом лице мертвого парня из степей, который уже лишился рук и ступней.
Никто из отряда Дайяня не знал, кто из алтаев, посланных в погоню за ними, был вождем, никто бы не узнал младшего брата военачальника, если бы даже увидел его. Все равно к утру его уже невозможно было узнать. Более поздние истории, рассказывающие о единственном сражении между ним и Жэнь Дайянем среди холмов, были всего лишь более поздними историями, и ничем больше.
Горстка алтаев все-таки спаслась – те, кто оказался в тылу своего отряда. Дайянь не отдал приказа пуститься за ними в погоню. Они должны были вернуться с рассказом о том, что может случиться со степными всадниками к югу от Ханьцзиня, иначе их бы убили на обратном пути. Возможно, их убьют их собственные вожди, когда они вернутся, – за то, что потерпели неудачу.
Его это не слишком заботило. Он обеспечил благополучие принца, и Шань, и своих людей. У них пострадавших не было. Ни одного. Он проследил, чтобы подобрали стрелы. Поискал разбойников, которые присоединились к ним в темноте, но они уже растворились в болотах, и он не мог их за это винить. Они вернутся, когда Дайянь и его люди уйдут. Он велел своим солдатам поймать как можно больше уцелевших коней.
Они зажгли факелы. Он осознал, что его люди теперь смотрят на него как-то иначе, с чем-то вроде благоговения, и что в глазах принца Чжицзэна появилось другое выражение.
Он подумал, не поговорить ли с принцем еще раз, воспользоваться ночной победой, чтобы снова настаивать на возможности остановиться в Цзиньсяне, собрать армии, прогнать всадников в степи, отвоевать Ханьцзинь, а потом и север.
Здравый смысл подсказал ему, что время для этого неподходящее. И в этом, как оказалось, он не ошибся. Принцы могут делать совсем другие выводы, чем от них ожидают, даже относительно тех мгновений и людей (и сражений), которые спасли им жизнь, подвели ближе к желанному трону. Чжицзэн ожидал смерти с того времени, когда они узнали, что преследователи их догоняют. Он жил в страхе с того момента, когда они ночью углубились в болото.
В темноте перед восходом солнца они разожгли костры, чтобы согреться, и выставили караульных, опасаясь тигров, рев которых слышали, но которых так и не увидели. Цзыцзи не отпускал шуток насчет тигров в ту ночь.
Они больше не боялись преследователей. Отсюда они поскачут быстро, но без излишней спешки. Они смогут отдыхать и спать.
Дайянь провел последние часы ночи с Шань, на высоком участке земли. Она уснула, прислонившись к его плечу, а он прислонился спиной к искривленному, поросшему мхом дереву. Он понял, что ему теперь все равно, увидят ли их. Она была необходима ему. Впереди у него будет немного таких возможностей.
Перед тем как уснуть, она сказала:
– Будь осторожен с принцем. – Он и сам думал так же.
Он спал недолго, беспокойным сном, проснулся до восхода солнца. Остался на месте, потому что она еще спала. Услышал голоса зимних птиц, когда небо начало светлеть и мир приобрел знакомый облик.
Ханьцзинь принадлежал им, но Вань’йэнь по-прежнему предпочитал ночевать в своей юрте. Он никогда не любил стен и не понимал, как он сможет к ним приспособиться и хочется ли ему этого.
На восходе солнца к нему пришел шаман в безрукавке из лосиной шкуры, с колокольчиками и барабаном у пояса, с раскрашенными глазами и двойными шрамами на лопатках.
– Я видел сон, – сказал он.
Вань’йэнь не любил своего шамана, но это не имело значения. Он устал, еще не совсем проснулся. Он откашлялся и сплюнул на землю рядом с костром. Сегодня утром потеплело. Снег растаял. Он выпадет снова.
– Что я должен знать? – спросил он.
– Твой брат умер прошлой ночью, – без всякого предупреждения. Холодные слова. Он такой, их шаман. – Большая часть его отряда погибла вместе с ним. Там была вода, – прибавил он.
Вань’йэнь не ожидал того чувства, которое охватило его. Раскрашенные глаза какое-то мгновение удерживали его взгляд, потом шаман посмотрел на утреннее небо, где парил орел.
Вань’йэнь постарался не выдать никаких чувств. Шаманам нельзя доверять. Они ходят в другом мире. Между мирами.
Теперь он окончательно проснулся. И складывал числа в уме. Ему хорошо давались числа. И он умел принимать решения.
Он вызвал своих командиров в юрту, и они пришли. Некоторые были пьяны. Они были пьяными с тех пор, как пал город. Назвал тех, кто останется здесь командовать, и отдал приказ относительно Ханьцзиня. Стены должны быть восстановлены, теперь это их город. Он назвал тех, кто поведет повозки и пленных на север. Эти люди обрадовались. Они поедут домой.
Он взял тридцать тысяч всадников и отправился на юг. Послал на запад гонцов к своей армии, все еще осаждавшей Еньлин. Двадцать тысяч из них получили приказ следовать туда же, куда и он. Возможно, он объединит эти две армии. Он решит это потом. Зимой не воюют, это всем известно, но иногда обстоятельства вынуждают тебя идти против старой мудрости.
Сбежавший принц может объединить и поднять Катай. Поэтому ему нужно снова захватить этого человека. Теперь они ведут другую войну, он и этот Жэнь Дайянь. Он поймал себя на том, что вспоминает ночь на северо-востоке, когда его унизили, заставив плясать среди костров.
Вань’йэнь не любил, когда его заставляют плясать.
Эти изнеженные южные люди раньше, чем они хотя бы подумают о нанесении ответного удара, вспомнят о гордости, почувствуют надежду, должны хорошо понимать, с чем они столкнулись. Какую кровавую и широкую полосу смерти могут выкосить в их рядах всадники с Черной реки даже в зимнее время.
Он мог бы назвать это местью за брата, его всадникам это понравилось бы, они бы поняли это. По правде сказать, он собирался сломить Катай с такой жестокостью, чтобы ни один человек даже не подумал поднять меч, палку, лук, не посмел поднять голову в деревне или на ферме, когда мимо проезжает степной всадник.