аться они не могли и просто сидели, сотрясаемые нервными судорогами, пока стресс не начал медленно отпускать их.
К счастью, молодой здоровый организм способен быстро справиться с последствиями непродолжительного, пусть и сильного, психологического напряжения и снова вернуться в нормальное состояние. Так и Юля с Дашей уже через час после возвращения в отель смогли справиться с эмоциями и спуститься к ужину в ресторан. На следующий день они, как ни в чём не бывало, поднялись спозаранку и, собравшись, сели в автобус и поехали обратно в Россию.
Поздним вечером того же дня Юля и Даша выгружались вместе со всей туристической группой из автобуса на автовокзале. Из поездки Юлю встречал отец. Он приехал на их семейном автомобиле, чтобы помочь дочери с багажом и чтобы ей не пришлось ночью добираться из города до деревни одной. Попрощавшись с Дашей, которую должен был забрать с вокзала Максим, Юля покатила свой чемодан к парковке, где её уже дожидалась машина.
Дороги морозной зимней ночью были почти пусты, поэтому путь занял меньше получаса, и в начале двенадцатого Юля с отцом уже были дома. За всё время поездки Кирилл Владимирович, не видевший дочь пять дней, не произнёс ни слова. Сосредоточенно глядя на покрытое снегом полотно шоссе, он стойко хранил молчание, даже не поинтересовавшись у Юли, понравилось ли ей в Германии. Юлю подобное поведение родителя ничуть не удивило, да и не расстроило, поскольку она уже давно привыкла к безучастности отца к её делам. К тому же, она очень устала после длительной тряски в автобусе и хотела только поскорее оказаться у себя в комнате.
Дома, разобрав вещи и приняв душ, Юля смогла, наконец, уединиться в своей спальне и подумать о том, что с ней произошло сутки назад. Вытянувшись на кровати и глядя в потолок, казавшийся тёмно-серым в полумраке комнаты, она мысленно вернулась к тому вечеру, когда им с Дашей пришлось чуть ли не ползком выбираться из берлинских подворотен. Вчера она была не в состоянии как следует проанализировать всю ситуацию, особенно то обстоятельство, что они с Дашей спаслись благодаря своевременной помощи Нараяна, телепатически говорившего Юле, что делать. Прошлым вечером разум её был слишком взбудоражен пережитым страхом, чтобы суметь понять, насколько это всё-таки было странно. Подумать только, она совершенно отчётливо слышала в своей голове голос инопланетянина, находившегося в сотнях световых лет от Земли, который подсказывал ей, как убежать от банды немецкой шпаны! И мало того, что она слышала его так хорошо, словно он стоял рядом, так Нараян ещё и прекрасно ориентировался в закоулках берлинских дворов, будто сам жил там и, к тому же, был прекрасно осведомлён о передвижениях их преследователей.
Взволнованная своими мыслями, Юля не заметила, как поднялась с кровати и стала кругами ходить по комнате, скрестив руки на груди. Она снова и снова перебирала в голове события прошлого вечера, которые с каждой минутной представлялись ей все более сверхъестественными. И опять неприятным холодком где-то в глубине её сознания зародился страх, но на этот раз это был страх перед неизведанным, которому она прежде считала себя неподвластной. Страх этот возник потому, что она впервые лицом к лицу столкнулась с чем-то по-настоящему необычным, выходящим за рамки повседневности, за границы, если так можно выразиться, допустимого. Одно дело совершать мысленные полёты к другим планетам, во время которых можно общаться с инопланетянами, встречаться с ними во сне, и совсем другое слышать у себя в голове голос инопланетянина, находясь посреди европейской столицы, когда ты даже не думаешь спать.
Вслед за страхом к Юле пришло неприятное чувство нереальности произошедшего, словно её разум раздвоился, и она одновременно наблюдала сон и явь. Во сне был голос Нараяна, проникший сквозь космическое пространство в её сознание, а наяву освещённые фонарями безлюдные улицы Берлина с гнавшимися за ней и Дашей монстрами. А между этими двумя состояниями ума связующей нитью горела отчаянная мольба о спасении, направленная к последнему оплоту надежды, о котором вспоминает каждый человек в моменты, когда ему не на что больше рассчитывать – к небесам…. То, что считается иррациональным и невозможным в обыденности, резко становиться реальным и объективно существующим в моменты сильнейшего душеного напряжения.
Постепенно ощущение нереальности пережитого и суеверного страха перед сверхъестественным сменилось пониманием того, что с ней произошло. Юля осознала, что привыкнув за последнее время мысленно общаться с Нараяном, в ситуации острой необходимости она инстинктивно обратила зов о помощи именно к нему, и он ответил. Отсюда следовал вывод, что для действительно сильной мысли расстояние не имеет значения; значит, тот, к кому она обращена, услышит её, как бы далеко не находился. А то, что Нараян так много знал о географии Берлина и мог отследить перемещения банды, объясняется возможностями его высокоразвитого разума.
Разложив всё по полочкам, Юля немного успокоилась, но оставался ещё один вопрос. Своей последней фразой, в которой он упомянул её негативные предчувствия относительно поездки в Германию и Дашиного предложения сократить путь до отеля, Нараян недвусмысленно намекнул на то, что она заранее знала, что её ждёт… Неужели, так оно и было, и она, Юля, действительно предвидела опасность, но проигнорировала собственные ощущения? Неужели она могла предотвратить ту жуткую прогулку по Берлину, если бы просто была внимательнее и осторожнее? А потом, когда она как слепая полезла прямо в пекло, Нараяну пришлось вытаскивать её из беды. Ответ был очевиден, и он заставил Юлю устыдиться своей глупости и небрежности, которые могла дорого обойтись не только ей, но и её подруге.
«Впредь надо вести себя умнее и осмотрительнее, – подумала про себя Юля. – Лезть туда, действительно, было глупо».
Не успела Юля подумать это, как случилось нечто, заставившее её замереть на месте от неожиданности и испуга. В сознании её вновь возник голос Нараяна, хотя она даже не пыталась связаться с ним сейчас, отправив свою мысль за пределы Земли. А вместе с голосом пришло и мощное, почти физическое ощущения его присутствия.
«Тебе нужно лишь быть внимательнее, и чувства сами начнут подсказывать, что следует делать, а что нет», – сказал Нараян.
Стараясь унять нахлынувшие эмоции, Юля сделал несколько шагов по комнате в сторону закрытого шторами окна и, прислонившись к прохладной шершавой стене, собралась с духом и мысленно произнесла:
«Как я могу слышать тебя сейчас, ведь я даже не звала тебя?»
«Как выразились бы в вашем мире, мы с тобой «на одной волне», поэтому ты теперь всегда сможешь связаться со мой, если разум твой будет достаточно ясен».
«Я рада этому, но… Это так странно, хоть и здорово. Раньше я и представить себе не могла, что подобное возможно…У меня такое чувство, словно весь привычный мне мир в одночасье утратил прочность и зашатался, как картонный домик на ветру. Ведь этот наш разговор… Если расскажу кому, что наяву слышу голос инопланетянина, меня сочтут сумасшедшей, ведь голоса у нас слышат только душевнобольные».
«Не только, как ты сама убедилась. А о нашем разговоре никому не рассказывай, многие люди, и правда, не поверят тебе, потому что им подобное просто не знакомо. Я не буду больше смущать тебя неожиданными появлениями в твоём сознании, но помни, «необычные» явления только начали происходить в твоей жизни. Как я уже сказал, будь внимательнее, и ты откроешь много нового».
«Звучит пугающе, что это значит?», – спросила Юля, взволнованная туманными словами Нараяна.
«Скоро увидишь, но пугаться не нужно – границы обычного условны».
С этими словами ощущение присутствия Нараяна покинуло Юлю, и она осталась одна в своей затемнённой спальне. Разум её внезапно опустел, и в нём воцарилась приятная звенящая тишина, ни одной мысли и никакого страха в нём не осталось. На автомате Юля добралась до постели и, забравшись в неё, сразу провалилась в сон без сновидений.
Всё началось с самого утра. Едва успев проснуться, ещё лежа в постели с закрытыми глазами и чувствуя, как пробивающиеся через шторы на окнах солнечные лучи скользят по её лицу, Юля поняла, что вокруг неё или в ней самой что-то изменилось. Самая не зная зачем, она стала прислушиваться к сонной тишине позднего утра, царившей в комнате. Слух её ощупывал пространство спальни точно луч сонара, волнами расходясь от её ушей, он скользил по стенам, потолку и полу, захватывал мельчайшие детали обстановки, прикасался к находившимся в комнате предметам, создавая в сознании Юли её трёхмерную модель. Несмотря на то, что глаза её по-прежнему были плотно закрыты, она видела свою спальню со всеми предметами мебели, стоявшими в ней так, будто смотрела на них при ярком свете и чувствовала так, словно прикасалась к ним. Но эти переживания продолжалось лишь мгновение, потому что потрясённая реалистичностью возникшей в её голове картины, Юля открыла глаза и, сев в кровати, стала испуганным взглядом осматривать комнату. Физическое движение сейчас же развеяло наваждение и вернуло всё чувства девушки в норму.
Немного успокоившись и убедив себя, что, скорее всего, ей просто почудилось спросоня, Юля встала с постели и, подойдя к окну, распахнула шторы. За окном повсюду лежали сугробы свежевыпавшего снега: и во дворе их дома, и за забором на улице, и, насколько было видно со второго этажа, на лужайках соседских домов за высокими оградами. Видневшийся вдалеке за границей коттеджного посёлка лес был весь окутан белой дымкой от лежавшего на нём снежного покрова – похоже, циклон, несколько дней назад засыпавший снегом Европу, добрался и до их городка. Но, как это часто бывает в местности, где жила Юля, природные катаклизмы, со всей силой бушевавшие на соседних территориях, этот регион задевали лишь краем. Вот и теперь от снежного циклона, оккупировавшего Германию на два дня, не осталось и следа над домом Юли уже после первой ночи снегопада, и утро седьмого января выдалось ослепительно ясным и солнечным.