– Ты слушала «Симфонию»! – выдохнула женщина, и мгновенно помолодевшее её лицо озарилось прозрением, – Но как? Ни один оркестр никогда не исполнял её…
– Современные технологии творят чудеса, – улыбнулась Юля, но в следующую секунду выражение лица девушки изменилось, отразив её недоумение. – Откуда вызнаете о «Симфонии»? Вы не…, – Юля замолчала, недоговорив, и воззрилась на старую художницу так, словно увидела призрак.
Повисло звенящее молчание, которое первой нарушила старшая собеседница. Присев на кровать, она вздохнула и, прикрыв глаза, словно на неё неожиданно навалилась усталость, тихо проговорила:
– Как давно это было, но и сейчас я помню ту бесконечную ночь, когда я записывала «Симфонию тысячи искр»… – Она повела головой из стороны в сторону, точно отгоняя нахлынувшие воспоминания. Затем, подняв взгляд на девушку, произнесла уже более живым тоном, – с десяток лет назад, а может, и того раньше, я потеряла несколько страниц из моего старого дневника, положила куда-то, когда он развалился, а куда – забыла. А несколько месяцев назад одна моя подруга принесла мне книгу, которую я некогда дала ей на время, и которую она, как ей казалось, случайно потеряла. Представляешь, в той книге лежал конверт, а в нем – недостающие страницы моего дневника, среди которых были и ноты «Симфонии».
– Значит, это был ваш дневник…, – произнесла Юля вслух свои мысли. Кусочки запутанной мозаики, наконец, сложились в почти законченную картину в её голове, осталось собрать лишь несколько фрагментов. – Простите, я прочитала те страницы и сделала с них копии для себя, а ещё… Ещё я нашла способ озвучить найденные мною ноты…
Юля рассказала хозяйке дневника, несколько листов из которого изменили её жизнь, обо всё, что произошло с ней с тех пор, как она нашла их. Никому другому, даже Юре, принимавшему непосредственное участие в тех событиях, она не смогла бы так откровенно поведать свою историю. Только этой женщине, стоявшей в её начале, могла Юля довериться полностью и уже без страха.
Когда повествование закончилось, за окном уже темнели глубокие сумерки. Ни разу за всё время рассказа седовласая женщина не прервала Юлю, но серьёзно, с глубочайшим вниманием слушала всё, что девушка ей говорила. По завершении исповеди своей юной гостьи она молча поднялась с постели и ненадолго вышла из комнаты. Вернулась она с тремя тяжёлыми холстами в руках.
– Недавно я решила, наконец, нарисовать это, так как боялась, что скоро зрение изменит мне, и я уже не смогу взяться за кисть.
Говоря это, она расставляла картины на кровати, прислоняя их к стене. Потом женщина подошла к двери комнаты и, щелкнув выключателем, зажгла свет в свисавшей с потолка люстре с расписным тканевым плафоном. Приглушенный электрический свет выхватил из отступившего за окно полумрака три написанных маслом пейзажа: на крайнем справа зеленели, как застывшие в полёте волны, покрытые густой травой холмы; со второго – крайнего слева – глядели царственно-недоступные голубые горы с белыми снежными шапками на вершинах; а на третьем – в центре – пёстрым ковром лежала «Равнина Многоцветия» со спиральной «Башней Эволюции» в самом центре. И повсюду над холмами, горами и равниной, раскинулось прозрачное хрустально-синее небо с горящими на нём дневными звездами.
– Эту серию я назвала «Сны о звёздах», – сказал художница спустя несколько минут, когда Юля оторвалась от завороженного рассматривания её работ, – хотя видела эти места не только во сне… Я бы хотела услышать «Симфонию», как удалось её озвучить с помощью современных технологий.
– Я привезла её с собой. Завтра я, если хотите, принесу вам компьютер, и вы сможете её послушать, – сказала Юля.
Женщина кивнула, тогда Юля набралась решимости и задала свой главный вопрос:
– Можно мне спросить вас о Нём? – голос девушки был едва громче шепота, так как она понимала, что, произнося эти слова, пересекает невидимую грань, отделяющую самую сокровенную область души другого человека. Но ей пришлось сделать это, ведь другую такую собеседницу она может уже и не встретить.
Прежде, чем ответить, женщина долго, изучающее смотрела на Юлю, но по её лицу девушка не могла понять, какую реакцию вызвал её вопрос и последует ли на него ответ. Наконец, когда Юле уже стало казаться, что ей уже ничего не скажут и сейчас просто выставят из дома, женщина заговорила, но в голосе её чувствовалось сдерживаемое чувство:
– Чтобы ты могла составить впечатление о Нём и о том, что он значит для меня, прежде тебе стоит узнать, в каких условиях происходило наше общение… Из отрывков моего дневника тебе известно, что впервые мы встретились незадолго до того, как произошло величайшее событие в новейшей истории – первый полёт человека в космос. В то время в СССР, как и во всём мире, царила трудно представимая в наши дни атмосфера повального, я бы даже сказала, яростного увлечения космосом. Он был повсюду: на словах, в новостях, в мыслях – оплот и цель всех светлейших и высочайших желаний и устремлений человечества, почти что новая религия. Нет, даже не религия, а вера и величайшая мечта человечества. Конечно, речь шла и о престиже страны, но этот аспект не шёл ни в какое сравнение с тем, что в действительности означал первый полёт – революцию, прорыв в совершенно новую, неизведанную и бесконечно прекрасную эпоху… – рассказчица прервалась ненадолго, погрузившись в воспоминания своей юности. Глаза её сияли, от переполнявшего душу торжества став похожими на звёздные очи инопланетян, но скоро огонь в них угас, и следующую фразу женщина произнесла с отстраненной ясностью в голосе, словно констатировала научный факт, – да, в тот период жизнь имела смысл. Но я отвлеклась, – сказала она дальше. – Так вот, полёты на орбиту стали объективной реальностью, путешествия к другим планетам и звёздным системам, по общенародному мнению, были лишь вопросом времени. Безумно популярна была научная фантастика, описывавшая освоение ближнего и дальнего космоса, сверхскоростные звёздолёты и тому подобное. В том числе описывались и контакты с внеземными цивилизациями… В науке, естественно, если возможность встречи с жителями других миров и допускалась, то лишь как элемент весьма и весьма отдалённого будущего. Сама мысль об общении с инопланетянами, происходившем в то время, неважно в какой форме, была, как минимум, антинаучна, а как максимум, противоречила установленной общественно-политической идеологии. Если говорить проще, то при всём доминировании космологических идей в обществе любого, кто заявил бы о том, что он контактировал с инопланетянами, в лучшем случае, отправили бы в сумасшедший дом… Вот в такой двоякой обстановке, я познакомилась с Ним. Как именно это произошло, ты знаешь – мне помогла природная чувствительность и гибкость моего сознания, а также благоприятное стечение обстоятельств, забросившее мой разум на другую планету. Очень долго, уже после того, как я освоилась с нашими встречами и путешествиями по чужим солнечными системам, я никак не могла до конца поверить, что это действительно со мной происходит, какая-то часть меня постоянно боялась, что это лишь мои галлюцинации… К сожалению, страх – это инфекция, которая, если её во время не уничтожить, может перерасти в серьёзную болезнь, способную отравить всю жизнь. Увы, но и я попала в его ловушку, и однажды – примерно через год после моего первого звёздного полёта – у меня случился кризис. Не имея возможности ни с кем поделиться, не располагая никакой информацией о том, что я переживала, я поддалась малодушию и позволила костному материализму взять верх и закрыть мне путь в небо. Шесть долгих месяцев я не покидала Землю, убедив себя, что просто придумала Его и, сама того не замечая, повергла свой дух в бездну уныния, потеряв самого близкого друга. В моей жизни наступила долгая, беззвёздная ночь… – Женщина умолкла, снова уйдя в свои мысли и глядя в потемневшее окно комнаты.
– Неужели так всё и закончилось? – через несколько минут решилась нарушить молчание Юля.
– Нет, – ответила рассказчица и вновь улыбнулась, – Он спас меня.
– Как?
Женщина отвела взгляд и загадочно посмотрела в окно, за прозрачными занавесками накрытое тёмно-синей шалью поздних летних сумерек. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем она из неподвижного печально-торжественного изваяния снова превратилась в живого человека, и, осторожно поднявшись с постели, по-прежнему во власти воспоминаний давнего прошлого, коротко произнесла: «Идём», – и направилась прочь из дома. Немного удивленная таким поворотом, Юля последовала за ней, не забыв по пути выключить свет в комнате, и погрузилась в насыщенный ароматами трав и стрекотанием кузнечиков деревенский вечер.
Для своих лет старушка была удивительно прыткой и быстрой. Не успев покинуть крыльцо дома, она уже была метрах в пятидесяти от него, всё дальше углубляясь в заросли высокой травы, идя напрямик через поле в сторону древней церквушки на окраине посёлка. Юле ничего не оставалось, кроме как, следуя за ней энергичной рысью, тоже нырнуть в выглядевший от недостатка света чёрным полуметровый травяной массив. Спустя некоторое время девушке не без труда удалось-таки догнать неизвестно куда спешившую старушку, которая к тому времени уже успела дойти до церковной звонницы и миновать её, погружаясь в стремительно надвигавшуюся ночь. Однако, поравнявшись с ней, Юля не решилась ни о чём спрашивать, хотя и испытывала определённое беспокойство, маршируя по непаханой равнине в сторону маячившего вдалеке леса. Девушка просто положилась на благосклонность судьбы, сведшей её с этой необычной женщиной.
Наконец, прошагав не меньше километра, они остановились посреди поля на участке с относительно низкорослой травой, причём определить на глаз, почему именно её высота здесь заметно отличалась от высоты в другой части луга, не представлялось возможным. Но Юля отметила эту странность лишь краем ума, обратив основное внимание на широкий, вольготный простор укрытой бархатной полутьмой равнины, раскинувшейся вокруг, и на первые яркие звёзды – вестники грядущего сверкающего великолепия – в высоком безупречно ясном небе, отливавшем всеми оттенками синевы с оранжево-зелёной окантовкой на западе. Как легко и свободно дышалось на этом открытом всем ветрам поле под распускавшимися звёздными цветами на опьянительно бездонном небосклоне! На миг Юля даже позабыла, зачем пришла сюда, но провожатая её не забыла. Остановившись на краю своеобразной проплешины в море наполненных стрекотом насекомых зарослей, старшая из двух забредших сюда спутниц негромко заговорила, обращаясь скорее к себе, чем к стоявшей в паре шагов от неё девушке: