— Но вы же справитесь?
— Да, черт побери, конечно. Сэр, мне не терпится покончить с этим.
И вот они припарковались на солнечной дороге на краю пастбища, где жевали травку голштинские, а может, гернзейские коровы. Тайлер не разбирался в породах, знал только, что эти — молочные. В высокой траве стрекотали цикады, на горизонте маячили облачка. Воздух был прохладным. До ноября оставался один день.
— Появится с минуты на минуту, сэр, — поделился своими расчетами Мердок.
Тайлер пристально вглядывался в точку несколькими тысячами ярдов севернее, где шоссе переваливало через невысокий холм. «Помощник» должен был появиться из-за холма. В зоне досягаемости. Но сейчас там не двигалось ничего, даже машин не было. Дорогами в эти дни почти никто не пользовался.
Мердок открыл банку «Доктора Пеппера», отчего Тайлер едва не подскочил.
— Господи Иисусе!
— Простите, сэр.
У Тайлера пересохло во рту. Он завидовал Мердоку, который мог попивать свежую газировку из холодильника. А от него требовалась готовность к стрельбе. Мердок, решил Тайлер, мстит за то, что у него отняли первый выстрел по «помощнику».
«Вот незадача, — подумал Тайлер. — Но газировка подождет».
— Сэр, кажется, я вижу цель.
Тайлер встал на платформу для стрельбы и приготовился.
Ракетная установка производилась компанией «Хьюз», с которой Тайлер вел дела. Орудие было достойно всяческих похвал. Ракеты направлялись с помощью сигналов, передаваемых по тонким проводам. Сложно до умопомрачения, но вполне надежно. Установка предназначалась для пробивания тяжелой брони и могла вывести из строя, а проще говоря, взорвать, к чертям, даже самый защищенный танк.
Через оптический прицел с тринадцатикратным увеличением Тайлер впервые как следует рассмотрел «помощника».
«Помощник» напоминал непроницаемо черный шарик на конусе. Инопланетяне, похоже, любили евклидовы формы. Он поднимался по пологому холму, развивая скорость гораздо ниже разрешенной. Горячие испарения асфальта несколько искажали картину.
Коровы забеспокоились и повернули головы, будто почувствовали его приближение.
Тайлер вдруг занервничал, словно оказался в боевых условиях, но не позволил нервам нарушить отработанный порядок действий. Он держал «помощника» под прицелом, пока тот переваливал через холм. Полковнику было нужно, чтобы между ним и целью не обнаружилось никаких помех.
— Сэр, — обеспокоенно заметил Мердок, — мы здесь уязвимы для ответного огня.
— Успокойтесь, мистер Мердок.
— Сэр? — окликнул тот после долгой паузы.
Тайлер нажал на пуск.
В мгновение ока установка выполнила множество сложных задач. Нажатие пусковой кнопки запустило двигатель ракеты, который вытолкнул ее из пускового контейнера. Все топливо было израсходовано прежде, чем ракета покинула пусковую трубу, что защитило Тайлера, Мердока и машину от обратного пламени. Звук был оглушительным. Мердок сравнил его с грохотом гладильного пресса Сатаны.
Когда ракета оказалась в воздухе, включился маршевый двигатель, раскрылись четыре крыла. Ракета развила скорость девятьсот футов в секунду.
Тайлер не сводил глаз с «помощника». За ракетой тянулись два тонких провода, соединенные с пусковой установкой. Чтобы направлять ее, Тайлер использовал прицел и джойстик. Очень похоже на компьютерную игру, что поражало его. Он направил ракету по траектории, казавшейся неимоверно длинной, хотя это было не так. «Помощник» постоянно находился в перекрестье прицела. Все как по учебнику.
Ракета вошла в зону видимости цели на скорости двести с лишним миль в час.
В ее головной части располагался дистанционный контактный датчик, настроенный на срабатывание в пятнадцати дюймах от цели.
Спустя долю секунды боевая часть ракеты взорвалась. Взрыв был невероятным. У Тайлера зазвенело в ушах.
— Срань господня! — воскликнул Мердок.
Коровы и цикады умолкли.
Когда-то Тайлер видел фильм «Война миров», вольную трактовку одноименной книги Уэллса.
Марсиане высадились в Калифорнии и начали строить чудовищные убийственные машины.
Привычное оружие против них не действовало. Отчаявшись, военно-воздушные силы сбросили атомную бомбу.
Взрыв. Грибовидное облако. Взволнованные наблюдатели ждут, пока прояснится видимость. Огненная буря стихает, оседает пыль… марсианская машина стоит как ни в чем не бывало.
Тайлер прислонился к горячему корпусу пусковой установки, глядя туда, где взорвалась ракета.
Восточный ветер лениво разгонял клубы дыма… От машины не осталось ничего.
Инстинкт подсказывал Тайлеру, что нужно поскорее убираться, но Мердок не удержался и подъехал к месту взрыва.
Он остановился в нескольких футах от опаленного дорожного полотна.
От «помощника» осталась лишь мелкая, похожая на сажу черная пыль, густым слоем усеявшая шоссе.
— Отличный выстрел, — сказал Мердок.
— Спасибо.
— Полковник, пожалуй, вы правы. Пора сматываться.
— Сматываемся, — ответил Тайлер.
Это было только начало. Маленький шаг. Однако, по мнению Тайлера, человечество одержало первую победу после длительного унижения. Он сидел с закрытыми глазами, пока Мердок гнал «хаммер» сквозь прохладный октябрьский воздух.
«Какая чудесная осень, — думал Тайлер. — Прекрасная пора».
Вскоре цикады застрекотали вновь.
Глава 17. Два орла
Типичная для северо-запада осенняя погода пришла с моря третьего октября и, как довольный гость, устроилась на побережье Орегона. Небо потемнело, установилась туманная морось, сумерки начинались уже после обеда, а к ужину наступала ночь.
Мэтт опасался, что вся зима будет такой и они не увидят солнца до самого апреля. Он обрадовался, когда вышло иначе. За пять дней до Хеллоуина тучи разошлись. Последний пузырь теплого воздуха примчался через океан с Гавайев и задержался над Бьюкененом. На сосновых иголках высохла роса, трава задумалась, не начать ли расти вновь.
За завтраком Мэтт вспомнил, что ему сказала Синди Ри.
«Поговорите с дочерью».
Конечно, она была права.
После Контакта он почти не общался с Рэйчел. Почти все время был занят — то в больнице, в одиночку управляясь с палатой реанимации, то в Комитете.
Но даже когда они оставались наедине этими долгими вечерами, когда солнце меркло, уступая место бледному сиянию Артефакта, когда дождь нашептывал что-то крыше… даже тогда он не находил слов.
Не мог заговорить о главном.
Он слишком хорошо видел происходящие с ней перемены. Работу неоцитов в ее голове.
Они ее переделывали. Отнимали у него.
Заговорить об этом означало впустить в свою жизнь еще больше горя, а этого Мэтт позволить не мог. Он и так достаточно горевал. Хватит. Он устал горевать.
Но, пожалуй, время пришло.
Рэйчел сидела за кухонным столом, ела овсянку и читала библиотечную книгу. Она подперла книгу коробкой от овсяных хлопьев и придерживала ее левой рукой. «Идиот» Достоевского. Мэтту показалось, что Рэйчел слишком быстро листает страницы, но он решил об этом не задумываться. На ней была синяя ночная рубашка, волосы растрепались. Когда Мэтт вошел на кухню, Рэйчел посмотрела на него одновременно с надеждой и опаской.
Он подошел к столу и начал готовить кофе. Его руки почти не дрожали.
— Рэйч, ты сегодня свободна?
— Да, — ответила она.
— Хочешь прокатиться? В парк Олд-Куорри или еще куда-нибудь? Пока погода хорошая.
— Давно там не были, — заметила Рэйчел.
— Есть настроение съездить?
Она кивнула.
Рэйчел догадалась, что отец хочет поговорить, понять, что произошло на самом деле, и знала, что для него это тяжело. Она хотела помочь, но не знала как.
Они поехали в парк Олд-Куорри. Дорога поднималась по склону горы Бьюкенен, и Рэйчел видела внизу город — сверкающий, отшлифованный дождем, как драгоценный камень. Целлюлозно-бумажная фабрика Дансмьюира больше не дымила. Перестала дымить пару недель назад.
Машина свернула на проселочную дорогу вдоль водохранилища, и Рэйчел вдруг поняла, куда они едут.
— Старый дом!
Отец кивнул.
Они всегда называли это место просто Старым домом. В этом доме вырос ее папа. Давным-давно, еще до смерти мамы, они регулярно ездили туда… пару раз в год, когда у папы было настроение. Проезжали мимо Старого дома, и папа рассказывал о том, каким Бьюкенен был в прошлом. Рэйчел представляла его десятилетним ребенком. Вот он в джинсах и замусоленной футболке срезает путь до школы через площадку энергетической компании. Вот он идет гулять к скалам в теплую, как в этот день, субботу, запасшись бутербродами с арахисовой пастой. Как непривычно было представлять его таким!
Улица, на которой он вырос, называлась Флорал-драйв. Громкое название для построенных десяти домов-коробок в глухом тупике пятидесятых годов постройки, из задних окон которых с трудом можно было разглядеть залив. Папа притормозил, и Рэйчел узнала Старый дом. Он был ничем не примечателен. Дранка на крыше, алюминиевый сайдинг, выкрашенный коричневой краской. К воротному столбу были прибиты вычурные латунные цифры, указывавшие номер: 612. Папа не знал, кто теперь здесь жил. Чужие люди. Сам он покинул этот дом еще двадцать лет назад.
Других машин на дороге не было. Он притормозил и оставил свою на холостом ходу.
— Здесь умер мой дедушка, — сказал Мэтт, глядя на дом, а не на Рэйчел. — Мне было десять. Он жил с нами последние три недели своей жизни. Умер от рака костей перед самым Рождеством. Он любил поболтать и до последнего сохранял здравый рассудок. Я сидел с ним, чтобы ему было с кем поговорить. Подумать только, он родился за год до наступления нового века. В девятьсот девятнадцатом, когда Сиэтл сотрясали рабочие волнения, ему было двадцать лет. Он часто рассказывал о тех временах. Сиэтл был индустриальной столицей северо-запада, но в Бьюкенене тоже начались проблемы с работой. Тогда здесь занимались исключительно лесозаготовкой. Были два-три бара, гостиница, городская ратуша, порт… по выходным лесорубы напивались, а с п