Когда Тайлер решил уехать из Вашингтона, они собрали походный набор из переносной плитки, котелков, сковородок и пластиковых приборов. Поднявшись наверх, Мердок включил плитку и начал жарить яичницу. В номере запахло горячим маслом.
Тайлер открыл банку пива и уставился в окно. Мердок заметил, что полковник ведет себя как одержимый.
Он уже давно решил, что у Тайлера шарики за ролики заскакивают, но не придавал этому значения. Кто может поручиться, что он абсолютно нормален? Может, все нормальные люди приняли августовское предложение; осталась только пара психов, разъезжающая по стране, чтобы пострелять по инопланетным машинам — как дети, разрисовывающие окна мылом на Хеллоуин.
Мердок понимал, что Тайлер жил в мире, где беспрекословно уважались приказы и правила, соблюдались границы. Этот мир был хрупок, как скорлупа того яйца, которое Мердок только что разбил. Склеить его вновь было почти невозможно. Разумеется, Тайлеру было тяжело смириться с новой действительностью.
— За всю жизнь мой отец дал мне только один совет. «Какие карты тебе сдали, теми и играй». Кажется, он услышал это в какой-то песне. Или вычитал в «Дорогой Эбби»[30]. И ведь не поспоришь, правда? Полковник, карты у нас ужасные. Но хоронить нас еще рано.
Тайлер отвернулся от окна.
— Мистер Мердок, вы почти не говорили о своем отце.
— О нем особо нечего сказать.
— Чем он занимался?
— Выращивал синсемилью в округе Мендосино. То бишь марихуану, — добавил Мердок в ответ на непонимающий взгляд Тайлера.
— Господи. Серьезно?
— Богом клянусь.
— Он был наркоторговцем?
— Скорее контрабандистом. Что-то в этом духе.
Тайлеру понадобилось время, чтобы впитать информацию.
— Вряд ли он был рад, когда вы пошли в морпехи?
— Не могу сказать, что ему это понравилось. Но он сказал, что я волен прожить свою жизнь, как мне хочется, и совершать свои ошибки. Когда я садился в автобус в Юкайе, он крикнул: «Постарайся не стрелять в людей!»
«И я не стрелял, — подумал Мердок. — если не считать „помощников“».
Но и им, как выяснилось, он не причинил большого вреда.
— Удивительно. — Тайлер покачал головой. — Каких только семей не бывает.
— Вы о своей семье тоже не рассказываете.
— Нет, — ответил Тайлер. — Не рассказываю.
Мердок решил не настаивать.
Он разложил яичницу по тарелкам, но Тайлер отодвинул свою.
— Сэр, скажите честно, с вами все в порядке?
Полковник, сутуло сидевший у окна, выпрямился, почти вытянув руки по швам, и вздернул подбородок.
— Конечно, — ответил он, нахмурившись, словно вопрос показался ему оскорбительным.
Они поели молча, слушая шорох дождя за окном.
Мердок предложил остаться в Лофтусе, пока не пройдет ледяной дождь, и, к его удивлению, Тайлер согласился. Мердоку показалось, что полковник в последнее время становился все более недовольным и одновременно податливым.
Вслух Мердок этого не говорил, но городок показался ему любопытным. Пока они ехали со стрельбой по Югу, у него родился ряд вопросов, ответы на которые он рассчитывал найти здесь.
Во-первых, что именно происходило с жителями придорожных городков? Куда они подевались? Уж точно никуда не уехали: шоссе были пустынными. Но и города — все чаще — тоже.
Тайлеру эти вопросы не нравились, он отказывался их обсуждать, но любопытство Мердока никуда не исчезало.
Утром он оставил приунывшего полковника и отправился на прогулку.
Дождь немного стих, но небо по-прежнему было темным и покрытым тучами. Пока они спали, «помощник» успел собраться в расплывчатое подобие самого себя. Крошечные черные пылинки клубились на его поверхности, словно рой мошкары. Мердок никогда прежде не видел ничего столь необычного, но за последнее время он привык к чудесам. Поглазев немного, он пожал плечами и пошел прочь от разбитых окон.
Вчера он слышал музыку — когда набирал еду в продуктовом магазине, в паре кварталов от гостиницы. Звуки доходили с трудом сквозь шум дождя, и Мердок решил, что ему почудилось, что одиночество и незнакомое место сыграли с ним шутку. Но это точно была музыка, тихая, но отчетливая.
Он встал неподвижно и прислушался.
Вдали лаяла собака. Шумел ветер. Хрустел под ногами гравий, когда он покачивался взад-вперед. Никакой музыки. Жутковато.
На следующем перекрестке он свернул с центральной улицы, решив, что в этот день обязательно кого-нибудь найдет: человека, контактера — не важно. Мердоку хотелось увидеть новое лицо, задать несколько вопросов. Если верить ржавому указателю, он шел по улице Вязов. Во всех подобных городках была улица Вязов или Дубов, а в Джорджии встречались улицы Персиков и Магнолий. Чтобы выяснить, куда все подевались, лучше места не найти. Все жили на улице Вязов. Он решил постучать в дверь ближайшего дома.
Первый дом по улице Вязов представлял собой небольшое бунгало с крошечным двориком. Деревянное крыльцо, на балюстраде — пять керамических горшков с увядшими цветами. Мердок шагнул на просевшее от сырости крыльцо, отодвинул ногой красный игрушечный фургончик, позвонил в звонок и прислушался.
Внутри стояла тишина.
Он откинул дверную занавеску и постучал. Стук только усилил тишину.
— Эй! — крикнул он. — Есть кто дома?
То, что он делал, вдруг показалось ему странным. Он представил себя со стороны — одинокий худой парень в рваной военной форме, длинноволосый, небритый. «Господи, настоящее пугало», — подумал он. Что, если ему откроют? От одного его вида любой бросится наутек.
Но ему не открыли.
Он подергал ручку. Заперто.
Мердок окинул взглядом улицу. Он никогда прежде не вламывался в чужие дома.
«Была не была, — сказал он себе. — Берегитесь, призраки, я иду!»
Он приложился плечом к двери и толкнул. Дверь была старой, рама подгнивала. Защелка с треском и хрустом отошла. Мердок заглянул во тьму.
Кто жил здесь? Судя по игрушечной машинке, семья с детьми. Водянистый дневной свет слабо озарил комнату — пыльную, но прибранную. У стены стоял кирпично-красный диван. Над ним висела картина, изображавшая закат в лесу. Телевизор, магнитофон, пустой аквариум. На полу валялось несколько детских игрушек.
А рядом лежала…
Мердок долго таращился, прежде чем понял, что это такое: человеческая кожа.
Когда его закончило рвать, Мердок подобрал с соседской лужайки длинную ивовую ветку. Ощущение тяжелого дерева в руке придало ему уверенности, ведь у него не было оружия. Но в кого тут стрелять?
На залитой дождем улице не виднелось ни души.
Сжав палку, Мердок заставил себя подняться на крыльцо, подойти к двери, открыть ее и снова войти в устрашающую тьму.
Кожа осталась лежать на полу. Она не шевелилась.
Но это, безусловно, была кожа. Хрупкая, пустая, почти прозрачная оболочка. Определенно человеческая. Бесформенная. Местами она смялась, как гармошка, но одна рука торчала, как тончайший белый папирус; ладонь напоминала пустую перчатку с пятью бледными, тонкими пальцами.
Она напомнила Мердоку сброшенную паучью шкурку, однажды найденную им в пустом шкафу: почти настоящий паук, но невесомый, способный улететь от малейшего дуновения.
Он опустил ветку, едва не коснувшись кожи, и сразу отдернул. Отвращение взяло верх над любопытством.
Мердок перешагнул через зловещий предмет и направился внутрь дома.
Комнат было немного: гостиная, кухня, две спальни, ванная. Мердок осмотрел все, включая электричество там, куда не доставал уличный свет.
Он нашел еще две кожи: одну на кухне, другую, маленькую, из-за чего она казалась еще ужаснее, — в детской.
Выходя из комнаты, он почувствовал, как кружится голова и вдруг понял, что машинально задержал дыхание, будто мог чем-то заразиться. Будто что-то могло высосать из него плоть, опустошить, как этих людей.
Он поспешил к выходу, но вдруг остановился.
Развернулся. Покрепче ухватился за палку и наставил узкий конец на первую из найденных кож.
Мердока охватило желание ткнуть ее, не менее сильное, чем желание сбежать. Было в этом что-то детское. Он представил себя ребенком, тычущим палкой в сброшенную шкуру гремучей змеи. Страшно… но интересно. Рассыплется она? Или сомнется? Если рассыплется, то со звуком или без него? Будет ли шелестеть, как пергамент, или шуршать, как высохший на солнце целлофан?
Он дотронулся до кожи палкой.
Когда он перевернул ее, раздался лишь слабый звук… шепот мембраны, как шелест осенней листвы или страниц старой книги.
Мердок почувствовал, что его снова тошнит. Он повернулся и бросился на крыльцо.
Тут он увидел девушку.
— Ну и видок у тебя, — заметила она.
С Мердока было достаточно неожиданностей. Еще одно такое потрясение, и его желудок разорвется. Он оторвался от перил и в бессильном ужасе повернул голову на звук.
Но это оказалась всего лишь девушка. Она стояла на тротуаре и обеспокоенно смотрела на Мердока.
Местная, судя по акценту. В желтой футболке и громадной мужской штормовке. На ногах — синие обтягивающие джинсы и кроссовки. Лет восемнадцать, плюс-минус. Чуть наклонив голову, девушка сочувственно осматривала его.
— Нашел в доме кожу? В первый раз?
Несмотря на растрепанные волосы, она была симпатичной. С лица правильной овальной формы смотрели умные глаза.
Мердок собрал в себе остатки мужественности.
— В первый раз, — признался он. — Господи! А ты уже видела?
— Угу.
— Страшно до чертиков.
Девушка пожала плечами.
Тошнота отступила. Мердок выпрямился и отпустил перила.
— А ты, гм, живешь здесь?
— Нет. Не в этом доме. Тут Богены жили. А я жила через два дома отсюда. — Она показала рукой. — Но съехала. Угадай куда.
Мердоку хотелось сказать: «Девочка, в этом доме три трупа, от которых осталась одна упаковка». В таких обстоятельствах играть в угадайку казалось дурным тоном.
Но перед ним был новый человек, которого он так мечтал встретить, Мердоку не хотелось ее спугнуть.