— Жизнью клянусь.
— Ну и шуточки у вас, доктор Уилер.
— Я не шучу.
Отчаявшись, он свернул на ближайшем правом повороте. Куст на углу был похож на тот, что рос у въезда на территорию больницы.
Похож, но не более того. По мере приближения Мэтт заметил незнакомого «лежачего полицейского» желтого цвета, парковку не с той стороны улицы и, наконец, разбитые окна местного «Севен-Илевен».
Мириам крепко сцепила пораженные артритом руки:
— За перекусом решили заскочить?
Это была не больница, но, по крайней мере, ориентир. Мэтт мысленно представил местоположение супермаркета по отношению к больнице. Все последние годы он ездил сюда не реже двух раз в неделю, но когда попытался вообразить карту… Супермаркет был до больницы? Точно. Близко к ней? Кажется. Да. Но насколько? Кажется, по дороге был еще какой-то магазин. Фотоателье? Он никогда здесь не останавливался и поэтому помнил их весьма смутно.
С черепашьей скоростью он вернулся на Кэмпбелл-роуд и пополз дальше.
Из мрака вылетела ветка в ярд длиной и ударила в левое боковое стекло. Мириам ахнула, но стекло выдержало. Мириам что-то невнятно пробормотала, Мэтт стиснул зубы и поехал дальше.
У очередного поворота направо он притормозил. Переглянулся с Мириам, затем повернул руль. Возможно, больница здесь. Скорее всего. Хорошо, если так.
Подъездная дорожка тянулась, казалось, целую вечность. Мэтт представил, что уехал от «Севен-Илевен» в неопределенность, где были только дождь и ветер, и никаких опознавательных знаков. Он боролся с желанием каждые полминуты смотреть на часы, чтобы понять, насколько они продвинулись. И вдруг отчетливо ощутил спертую атмосферу салона; запах его пота смешался с более легким, кисловатым — Мириам — и духом сырости, исходившим от чехлов и одежды.
Его охватила радость, когда фары выхватили фрагмент кирпичной стены — восточной стены бьюкененской больницы.
Он едва не въехал прямо в служебный вход.
— Слава богу, — выдохнула Мириам.
Мэтт заглушил двигатель, но оставил включенными фары.
— Я открою вам дверь. Подождите. Пойдем вместе.
Он опасался, что ветер был настолько силен, что мог подхватить и унести прочь легкую Мириам, но вслух об этом не сказал.
Мириам кивнула.
Дверцу вырвало из рук, как только он ее открыл. При таком ветре любое действие, даже такое банальное, как открытие дверцы автомобиля, могло стать опасным. Дверь ударилась о стопор и отскочила обратно, ударив Мэтта по ноге. Он быстро отошел и захлопнул ее, но Мириам все равно окатило соленой водой.
Мэтт обошел машину, держась руками за холодный капот. Еще немного, и ветер поднимет и его, Мэтта, — как минимум собьет с ног, если сделать неосторожный шаг. Ветер с дождем ослепляли. Зажмурившись, Мэтт, промокший до нитки, думал, что окружающий мир как бы сократился до элементарных составляющих: ветра, автомобиля, мокрого бетона под ногами. Части сложного уравнения.
Он на ощупь добрался до ручки дверцы Мириам, оперся на ноги, сделал глубокий, насколько позволял ветер, вдох и открыл дверь. Та мгновенно рванулась к стопору, но на этот раз Мэтт был к этому готов и прижал ее всем телом, не позволяя вновь захлопнуться.
Он протянул руку Мириам, но та отстранилась.
Мэтт засунул голову в салон — неважное убежище — и смутно разглядел Мириам в свете потолочных ламп.
— В чем дело?
— Мои дневники! — прошипела она.
«Мать моя женщина», — подумал про себя Мэтт.
— Доктор Уилер! Мы можем бросить то, что в багажнике, но дневники мне нужны!
Дневники были свалены у нее в ногах, по-прежнему завернутые в желтый плащ-дождевик. Мэтт склонился над ней, почувствовав резкий запах мокрой шерстяной юбки — запах мокрой псины. Он связал рукава плаща, соорудив нечто вроде сумки — на это ушло столько времени, что он успел поразмыслить над нелепостью своего положения. Сейчас бы стоять, подставив задницу самому мощному тайфуну в истории Орегона со времен ледникового периода! Дождь заливал машину, Мириам насквозь промокла, но Мэтт перестал за нее переживать. Пусть мокнет, заслужила. Он не мог изгнать из памяти ползущие к берегу ветряные воронки, не мог отделаться от предчувствия, что одна из них подкрадется к нему и забросит в темные небеса.
Сложив дневники, он распрямился и предложил Мириам руку. На этот раз та взяла ее и, кряхтя, выбралась из машины. Как только она вылезла, Мэтт обхватил ее за талию правой рукой и потянул, отчасти приподняв, к дверям служебного входа. Лишь несколько ступенек. Раз, два, три.
Но больничная дверь не подалась, когда он дернул за ручку. Ветер? Нет, не только ветер.
Он постучал. Дверь была из стекла с проволочным каркасом, в четверть дюйма толщиной. Внутри виднелся тусклый свет, кажется, кто-то шевелился… но сквозь дождь трудно было что-либо разобрать.
Почувствовав панику, которая, как разбойник, подкралась сзади, Мэтт в третий раз дернул за ручку… и дверь распахнулась.
Он быстро втащил Мириам внутрь. Она споткнулась, но устояла и забрала у Мэтта сверток с дневниками.
— Спасибо, — почти беззвучно прошептала она, не глядя на него, и принялась отряхивать воду со свертка. — Это было… мучительно.
Том Киндл захлопнул за ними дверь.
В руке у Киндла был молоток. У стены стоял лист фанеры и две сосновые доски.
Мэтт уселся на пол, чтобы отдышаться. С него ручьями лилась вода.
— Ты собирался заколотить дверь, — сказал он Киндлу.
— Ага.
— А подождать не судьба?
— Это было бы не слишком разумно.
— Ну, спасибо за доверие.
— Я тоже рад тебя видеть, — улыбнулся Киндл.
У лестницы в подвал Мэтта встретила Эбби Кушман, которая вкратце рассказала о приступе Пола Джакопетти.
— Сейчас ему легче, но боль еще не ушла, — добавила она.
— Взгляну на него, когда переоденусь. Окажи любезность, проследи, чтобы Мириам тоже обсохла. Может, у тебя найдется для нее одежда по размеру.
— Хорошо. — Эбби замешкалась. — Мэтт, скажу честно, когда Полу стало плохо, я чуть с катушек не съехала. Даже стыдно стало. Очень.
— Эбби, ты отлично справилась. Без тебя нас бы здесь не было. Но не пытайся разобраться со всем в одиночку. Это никому не под силу.
— Я могла бы справиться еще лучше. Мэтт, я ведь не умею оказывать первую помощь! Дома я разве что смазывала внукам разбитые коленки. Может, ты как-нибудь проведешь для нас краткий курс?
— Обязательно. Нужно было раньше сообразить.
— Нам всем пришлось повозиться. Но, к слову о первой помощи, Бет такая умница! Нет, она не сделала ничего особенного, но убедила мистера Джакопетти вынуть вставные зубы и успокоила его. Похоже, она знала, как себя вести. Будет первой ученицей в классе!
— Я показал ей, как делать искусственное дыхание, и дал учебник по первой помощи.
— Значит, схватила все на лету. Смышленая девушка.
— Может, когда захочет, — ответил Мэтт.
В чистых сухих джинсах Мэтт почувствовал себя на сто процентов лучше, даже несмотря на вой в вентиляционных трубах, о котором предупреждала Эбби.
По его опыту, в плохую погоду всегда становилось теснее. Просторная подвальная столовая сократилась до кружков света около переносных фонарей, перестала быть комнатой, превратившись скорее в пещеру, где людям было тесно.
Он поговорил с Полом Джакопетти, померил ему давление. Слегка повышенное, но не опасное.
— Док… — обратился к нему Джакопетти.
Мэтт расстегнул манжету тонометра и снял ее с бледной руки Джакопетти. Когда пациент зовет тебя «док», будет трудно.
— Что, мистер Джакопетти?
— Мофно мне фстафить фубы обратно?
— Конечно. Бет беспокоилась, что вы можете потерять сознание, но сейчас я не вижу для этого повода.
Мэтт из вежливости отвернулся, пока Джакопетти вставлял протезы.
— Все говорят, у меня стенокардия, — сказал тот. — Не инфаркт, а стенокардия. Но чем это лучше? Ощущения-то как при инфаркте.
— Симптомы действительно схожи. При стенокардии сердце получает недостаточно крови через коронарные артерии и работает в усиленном режиме, чтобы это компенсировать. Из-за этого оно устает, как и любая мышца, если вы перетрудитесь. Так бывает при ишемической болезни, но ваше сердце более или менее в порядке. Я выпишу вам бета-блокаторы, которые помогут мышце расслабиться.
— И сколько мне их принимать? — Джакопетти хмуро впитывал информацию.
«Вероятно, до конца жизни, — подумал Мэтт. — Если найдем запас и придумаем, как сделать, чтобы таблетки не испортились». Вот одна из новых реалий, к которым он не успел привыкнуть. Отсутствие новых лекарств. Никаких подарочных фирменных кружек от фармацевтических компаний, производящих тофранил или прозак. Никакого тофранила. Никакого прозака. Раз уж на то пошло, то никакого инсулина, пенициллина, никаких прививок от оспы… если только он не разыщет все запасы жизненно важных лекарств и не сохранит их в холодильнике, продлив срок годности.
«Надо бы сообщить бостонцам и торонтцам, — подумал Мэтт. — Давно надо было».
В последние месяцы он постоянно забывал о важном. Ему мешал страх за Рэйчел, он слишком сконцентрировался на ее медленной эволюции. Но теперь Рэйчел ушла. Поздно было подбирать растерянные фрагменты своей жизни, включая работу.
— Какое-то время, — ответил Мэтт, — но точнее сказать не могу, нужен более тщательный осмотр. Придется подождать, пока не пройдет буря.
— Если пройдет. А сейчас… мне по-прежнему больно.
— Схожу на склад и найду что-нибудь для вас. А вы пока лежите спокойно, не напрягайтесь.
— Какого хрена, танцевать-то я точно не пойду, — ответил Джакопетти.
Прежде чем идти наверх, Мэтт проверил, как себя чувствует Эбби.
С Джакопетти она не справилась, но в остальном проявила себя отличной воспитательницей. Она помогла Мириам Флетт переодеться и выдала ей кофе с печеньем. Теперь Эбби подумывала, не состряпать ли горячий ужин для всех.
— Может, попозже, если Тому удастся запустить генератор и подключить микроволновку. Думаю, этому все обрадуются. Мне тяжело следить за каждым. Кое-кто хочет перебраться в коридор — там тише и ближе к туалету. Можно?