На пластиковом прозрачном листе вспыхнули и побежали буквы. Копия с его личным кодом, с его рукописной подписью и рукописной подписью императора. Приказ высшей ценности. Даже Фаран не сможет его отменить. Ничто и никто, только он сам.
– Вот.
Грейстон поднял лист перед экраном.
– Это официальное прошение императору. Тебя устроит такой исход дела?
Не больше минуты Рагнар читал документ, потом перевел взгляд на Грейстона. И впервые в этом взгляде промелькнули не злоба и насмешка, а настоящие человеческие чувства. Если бы Грейстон не заметил их, он бы, возможно, нашел способ разобраться с этим иначе, но вернувшаяся ненависть в глазах мужчины напомнила ему, из-за чего он вообще написал прошение.
Рагнар ненавидел Грейстона не всегда. Двадцать лет назад они были приятелями. Их пути разошлись, но ненависти не было. Лишь позже, когда настала пора выбирать, они поняли, что победа одного предполагает гибель другого. Впрочем, Грейстон не знал, что бы сам сделал на месте Рагнара.
В глазах врага были и боль и удивление. И сожаление – вот что подкосило Грейстона. Сожаление об упущенных возможностях, о том, что вообще произошло. Он и сам испытывал схожие чувства. Однако они не заглушали любовь к Заре. Он так этого хотел.
– Эвтаназия? – Из голоса Рагнара исчезли насмешка и угроза.
– Там даже написано, как именно. – Грейстон охрип.
Он наклонился к экрану, желая, чтобы Рагнар понял и со всей серьезностью отнесся к этому решению.
– Не думай, Рагнар, что я не жалею. Знаю, что являюсь твоим врагом. Я, но не Зара. Вот – залог ее жизни. Оставь ее в покое, не угрожай, и все будет кончено.
Он тяжело дышал. Слова давались нелегко. Облегчения не приносили.
– Когда? – рыкнул Рагнар.
Грейстон мог поклясться, что сейчас длинный шипастый хвост мужчины нервно бьет по спинке кресла.
– Три недели. – Фраза далась с таким трудом, что Грейстону пришлось сжать зубы.
На миг между ними возникла невидимая связь. Грейстон знал, что они оба сожалеют об упущенных возможностях и ошибках. За двадцать лет Грейстон научился загонять эту боль и ненависть так глубоко, чтобы ничего не чувствовать. То же он пытался сделать и сейчас, когда думал о Заре.
Он нравился ей. Возможно, она могла бы его полюбить. И у них была бы счастливая семья, о которой он всегда мечтал. Но лучше Зара, родная и любимая, как можно дальше от него, но в безопасности. Грейстону остается надеяться, что у нее будет ребенок и хоть что-то от него останется ей, хоть кто-то будет любить ее всем сердцем. Конечно, Зара не пропадет и не останется без средств к существованию. Но как же тяжело прощаться с ней вот так, когда ему осталось жить три недели. Смотреть в прекрасные глаза и думать, что скоро они исчезнут для него навсегда.
– Не думал, что ты на такое способен.
Спасибо, Рагнар, за то, что без насмешки и торжества.
Он, несомненно, понял, чего Грейстону стоило это решение. И, похоже, проникся уважением. Давняя катастрофа соединила их, теперь пришла пора расплаты. Катастрофа? Ха! Грейстон прекрасно знал: никакой катастрофы не было. Он лично отдал приказ уничтожить Ксицани и наблюдал за тем, как астероид уничтожает целую планету. Тогда его волновало, как показать себя и заслужить одобрение императора за подавление мятежа Фомальгаута. Он не думал тогда ни о людях, которые не могли нанести ощутимый вред Империи, ни о последствиях для себя.
Оказалось, убивать не так-то просто. Грейстон не был готов столкнуться с болью и ненавистью спасшихся с Ксицани и мучил себя двадцать лет, прежде чем принять решение. И теперь Зара с неумолимой силой манила его изящным пальчиком к себе.
– Я пришлю человека, – сказал Рагнар. – Если ты сдержишь слово, я оставлю в покое твою невесту.
После паузы краснорогий произнес то, чего Грейстон боялся до дрожи:
– И оставлю мысль о мятеже.
Рагнар затянул удавку на его шее. Грейстон может спрятать Зару, спрятаться сам и остаток дней провести рядом с любимой девушкой на любой планете, в любой системе! Но избавить Империю от мятежа Фомальгаута… Фаран притворяется, что его это не волнует, но на деле угроза куда серьезнее. Грейстон видит лишь один уровень этой проблемы. А какая пропаганда ведется среди политиков? Среди народа? Об этом страшно даже подумать.
Ему страстно хотелось стереть с экрана ненавистное лицо. Но оставался последний вопрос.
– Кто?
Рагнар сразу понял. Невозможно сделать видеозапись в отеле, не имея своих людей в службе безопасности. Грейстон хотел знать кто. Что-то подсказывало ему, что Рагнар откроет ему эту информацию.
– Глава, – просто ответил он.
Вот так вот Фомальгаут пробрался в самое сердце Кларии, подобрался почти вплотную к Заре. Не покажи Грейстон прошение Рагнару, девушка была бы в опасности…
Не сказав больше ни слова, он отключился и встал. Кабинет главы службы безопасности находился на том же этаже.
Суровый на вид грузный генерал, присланный из столицы, склонился над планшетом. При виде его Грейстона охватила ярость, но он привык сдерживаться, по опыту зная, что гораздо большее впечатление производит спокойствие. Грейстон дождался, пока его заметят, и вошел в комнату.
– Грейстон, я уже занимаюсь этим, – кивнул генерал.
– Не надо. У тебя есть более важное дело. Будь мужчиной. – На стол лег лазерный пистолет.
Наверное, у генерала был свой, но Грейстон об этом не подумал. Он вышел, махнул рукой, велев Эми закрыть двери, и услышал короткий писк, сообщивший, что замок заблокирован. У предателя осталось два выхода: сигануть в окно или нажать на курок. Грейстона устроит любой.
Он никогда не напивался. Пил понемногу, только чтобы оценить, оттенить вкус блюда. Сейчас ему очень хотелось забыться, но опьянеть он не мог. Даже вкуса не ощущал. Мерзкое и противное пойло.
Грейстон сам не понял, как оказался в гостиной, где была Зара. Она забралась с ногами на диван, укуталась в плед и смотрела что-то на большом экране, самом обычном, фильмы для которых уже и не производят. Нынешняя молодежь предпочитает экраны, проецирующие картинку на все помещение. У него тоже был такой зал, но почему-то Зара предпочла старье… как плохо он ее знает.
– Что делаешь? – Голос звучал хрипло.
– Смотрю фильм, который привезли с Земли, – не отрываяь от экрана, шутливо ответила Зара. – «Золушка». И думаю: толстого мужика, который меня украл, можно считать феей-крестной или вручить волшебную палочку Эргару?
Она повернулась к нему, но, заметив выражение его лица, вмиг сделалась серьезной:
– Грейстон, что-то случилось? Расстроился из-за видео? Это тебе сильно навредит?
Он медленно покачал головой и подошел к дивану, поднял Зару и прижал к себе. Безумное ощущение ее тепла, сладкого запаха волос, дыхания, биения сердца. Ее присутствия рядом.
– Эй, – она подняла голову, заглянула ему в глаза, – ты пугаешь меня. Что случилось?
– Ничего, Звездочка. Трудный день. Как ты? Расстроилась?
Она улыбнулась и пожала плечами, а потом запустила изящные пальчики в его волосы и уткнулась носом в шею.
– Разозлилась. Я подумала, тебе это может навредить.
– А тебе?
Она снова пожала плечами:
– А что я? Меня здесь никто не знает. Папа любить меня меньше не станет. Ты, я надеюсь, тоже. К тому же мы не ударили в грязь лицом! Два часа тридцать две минуты.
И она рассмеялась чистым искренним смехом. На душе у него стало легче. Не то чтобы он перестал думать обо всем… просто в данный конкретный момент, рядом с Зарой, ему стало легче и проще. И не надо думать о расставании и боли, которую он собирается ей причинить. Можно просто чувствовать ее, обнимать. И у них есть время… хватит тратить его на бессмысленные занятия.
– Можно остаться с тобой? – спросил он.
Зара кивнула и, когда он устроился на диване, улеглась рядом. Грейстон не отказал себе в удовольствии коснуться ее обнаженного живота. Зара смутилась, но руку убрать не попросила.
– И в чем сюжет? – шепотом спросил Грейстон.
– Она была неудачницей, которую изводили мачеха и старшие сестры. В один прекрасный день с неба свалился кирпич в виде крестной феи, которая, похоже, владела модным бутиком, но не знала, что такое органы социальной защиты. Иначе вместо того, чтобы дарить крестнице шмотки и туфли, она обратилась бы в полицию и сказала, что ребенка в семье обижают.
– Э-э-э…
Грейстон даже приподнялся, чтобы заглянуть Заре в лицо. Но она улыбалась и смотрела на экран.
– Да шучу я, – фыркнула она. – Просто с возрастом в сказках начинаешь видеть не только сказку. Это как декорации на сцене: красивые, яркие, новые. А за ними ведро с засохшей краской, старые сломанные стулья и ветошь.
– У нас тоже есть такая сказка, – вспомнил Грейстон. – Похожая. Хочешь, посмотрим?
Зара кивнула и сладко зевнула. Спать еще рано, так что Грейстон отказался от идеи уложить ее в постель, хотя сам был не прочь отдохнуть. Но почему вечер в компании любимой женщины и легкого фильма не сойдет за отдых? Он не особенно следил за сюжетом, просто обнял Зару и зарылся носом в ее волосы, пахнущие чем-то сладко-фруктовым. Такая разная… будь у них больше времени, он изучил бы ее всю, насладился каждым запахом.
– О, а со мной учится девушка этой расы. Тира-ми. Неудивительно, что она тут мачеха, – пробурчала Зара.
Грейстон погрузился бы в свои мысли, безрадостные и тяжелые. Если бы не Зара: она то и дело сжимала его руку, следя за происходящим на экране, или меняла позу, будоража его воображение. Грейстон никогда бы не подумал, что будет лежать перед экраном, смотреть глупый развлекательный фильм и обнимать девушку с далекой голубой планеты. Но вот к чему привела его судьба, и ни за какие блага он не отказался бы от нее.
– Стой! – Вопль Зары оказался для него полной неожиданностью. – Почему она его убила?
– Что? – Грейстон попытался сфокусировать внимание.
– Почему мачеха убила отца?
– А, это особенности расы. Когда они влюбляются и получают желаемое, а для нее это были дочери, они убивают… самца. Отец Эоллы этого не знал, и на этом строится весь сюжет. Когда Эолла вырастет, к ней приедет кто-то из правительства и скажет, что она принцесса… в общем, смотри.