— Вы в порядке? — спросил он, ощущая, как глупо звучит его вопрос.
Она пробормотала что-то в ответ. Язык и губы плохо ей повиновались, но Гэри понял, что она хотела сказать.
— Да, я в порядке.
Она спокойно лежала на столе. Потом чуть более разборчиво спросила:
— Который нынче год?
— Шесть тысяч девятьсот сорок восьмой, — ответил Гэри.
Глаза у нее округлились.
— Почти тысячелетие, — пробормотала она. — Вы ничего не путаете? Вы уверены?
— Это единственное, в чем я сейчас уверен, — кивнул он.
— Вот как?
— Ну да. Я нашел вас, оживил… Я до сих пор не уверен, что все это мне не снится.
Она рассмеялась странным, неуверенным смешком: мышцы, так долго бывшие неподвижными, разучились правильно функционировать.
— Вы Кэролайн Мартин, верно? — спросил Гэри.
Девушка удивленно взглянула на него и села.
— Я Кэролайн Мартин, — ответила она, — Но откуда вы знаете мое имя?
— Я его прочел, — Гэри махнул рукой в сторону диплома.
— Ах да! Я напрочь забыла о нем.
— Меня зовут Гэри Нельсон, — представился Гэри. — Свободный репортер. А мой приятель ждет нас на борту нашего судна.
— Я, наверное, должна поблагодарить вас, только не знаю как. Просто сказать «спасибо» — этого явно недостаточно.
— Не ломайте голову, — лаконично посоветовал Гэри.
Девушка потянулась, подняв кверху руки.
— До чего же хорошо снова быть живой! — воскликнула она. — И знать, что впереди у тебя целая жизнь.
— Но вы же не умирали, — возразил Гэри. — Вы просто заснули, а теперь пробудились от сна.
— Нет, это был не сон, — сказала она. — Это было хуже смерти. И все из-за одной ошибки.
— Ошибки?
— Да, одной-единственной. В жизни не догадаетесь какой. Я, по крайней мере, не сумела догадаться вовремя. Видите ли, при анабиозе все физические процессы в организме заторможены почти до нуля, то есть метаболизм замедляется почти до полной остановки. Но с одним исключением. Мой мозг продолжал работать.
Гэри сделалось жутко.
— Вы хотите сказать, что все осознавали?
Она кивнула:
— Я ничего не слышала, не видела, не чувствовала. Не ощущала своего тела. Но мыслительный процесс продолжался и длился почти десять веков. Я пыталась не думать, но не могла. Я молилась о смерти, как о спасении. Я на все была согласна, лишь бы прекратилась эта вечная пытка мыслями.
Она заметила сочувствие в его глазах.
— Только не надо меня жалеть, — В голосе ее прорезались жесткие нотки, — Меня никто не принуждал, я сама так решила. Из упрямства, быть может. Но я приняла условия игры и поставила на кон свою жизнь.
— И выиграли, — улыбнулся Гэри.
— У меня был один шанс из миллиарда, — продолжала она, — если не меньше. Затея, конечно, была совершенно безумная. Ведь этот корабль не более чем песчинка в пустыне. Думаю, если просчитать все на бумаге, то шанс, что кто-нибудь найдет меня, оказался бы гораздо меньше одного из миллиарда. И все же я не теряла надежды Я надеялась, что мне помогут и шансы мои возрастут. Словом, я поверила кое-кому, но меня подвели. Хотя, возможно, не по своей вине. Не исключено, что тот, кому я поверила, умер, не успев даже начать поиски.
— Но как вам это удалось? — спросил Гэри, — Анабиоз и в наши-то дни — камень преткновения для ученых. Каких-то успехов они добились, конечно, но не слишком впечатляющих. А вы умудрились провести в анабиозе тысячу лет!
— Лекарства, — сказала она. — Особые марсианские препараты. Очень редкие и тщательно скомбинированные. Они замедляют обмен веществ почти полностью. Но с ними надо быть чрезвычайно осторожным. Стоит чуточку переборщить, и метаболизм остановится совсем. А это означает смерть.
— Стало быть, то, что я вам вколол, — Гэри показал на шприц, — было своего рода противоядием.
Девушка серьезно кивнула.
— А жидкость в резервуаре, — продолжал Гэри, — препятствовала обезвоживанию организма и одновременно подпитывала его? Много пищи вам не требовалось, раз обмен веществ был почти на нуле. Но как же рот и ноздри? Жидкость…
— Маска, — сказала она, — Химическая смесь, которая держалась в растворе и испарилась, как только подверглась воздействию воздуха.
— Вы обо всем подумали.
— Пришлось. За меня некому было думать.
Она соскользнула со стола и медленно подошла к Гэри.
— Минуту назад вы мне сказали, что ученым так и не удалось решить проблему анабиоза.
Он кивнул.
— То есть они до сих пор не знают про эти лекарства?
— Кое-кто из них охотно отдал бы правую руку в обмен на информацию о таких препаратах.
— Тысячу лет назад у меня была эта информация, — проговорила девушка. — У меня и еще у одного человека. Хотела бы я знать… — Она осеклась и внезапно воскликнула: — Уйдемте отсюда! Это место внушает мне ужас.
— Хотите что-нибудь взять с собой? — спросил он. — Вам помочь?
Она нетерпеливо отмахнулась.
— Нет. Я хочу забыть это судно.
Глава 3
«Космический щенок» неуклонно приближался к Плутону. Из машинного отделения доносилось приглушенное урчание геосекторов. Иллюминаторы глядели в эбонитовую тьму пространства с его бесчисленными сторожевыми постами — крохотными стальными звездочками. Стрелка на индикаторе подползла почти вплотную к отметке «тысяча миль в час».
Не вставая с кресла, Кэролайн Мартин подалась вперед, не в силах оторвать глаза от бесконечности, простиравшейся впереди.
— Всю жизнь бы так сидела и смотрела? — восхищенно заявила она.
Гэри, откинувшись на спинку пилотского кресла, тихо сказал:
— Я все думаю о твоем имени. Где-то я его уже слышал. Или в книге какой-то читал?
Девушка мельком взглянула на него и вновь уставилась во тьму.
— Все может быть, — проговорила она наконец.
Они замолчали, и только мурлыканье геосекторов нарушало тишину.
Потом Кэролайн повернулась к Гэри, подперев подбородок ладошками.
— Может, ты и читал обо мне, — сказала она. — Не исключено, что имя Кэролайн Мартин упоминается в ваших исторических книгах. Видишь ли, во время войны с Юпитером я была членом марсианско-земной научной комиссии. Я так гордилась этим назначением! Целых четыре года после окончания университета я пыталась найти работу по специальности: хотела скопить немного денег, а потом вернуться в университетскую лабораторию.
— Начинаю припоминать, — сказал Гэри, — Хотя, возможно, я что-то путаю. По-моему, историки называли тебя предательницей. Тебе вроде даже вынесли смертный приговор.
— Я и была предательницей, — В голосе ее прорвалась неизбывная горечь. — Я отказалась передать военным свое открытие, которое могло помочь им выиграть войну. Правда, заодно оно могло разрушить всю Солнечную систему. Я им объясняла, но что толку объяснять военным! К тому же они были в отчаянном положении. Мы в то время проигрывали войну.
— Мы так ее по-настоящему и не выиграли, — сказал Гэри.
— Меня приговорили к космосу, — продолжала Кэролайн, — Заперли на том судне, где вы меня нашли, а потом военный крейсер отбуксировал его к орбите Плутона и оставил. Судно и тогда уже было не новое, с устаревшим оборудованием. Ракеты из него повыдергали, я оно стало моей тюрьмой.
Взглянув на возмущенные лица спутников, она жестом велела им придержать эмоции.
— Об этом историки умолчали, — заметил Херб.
— Возможно, военные скрыли от них, — откликнулась Кэролайн. — Война толкает людей на такие безумства, о которых они не любят вспоминать в мирное время. В рулевой рубке — очевидно, в насмешку — мне устроили лабораторию. Чтобы я могла продолжать свои исследования, сказали они. Исследования, которые мне уже не придется им отдавать.
— А твое открытие действительно могло разрушить систему? — спросил Гэри.
— Да, — ответила она, — могло. Потому-то я и отказалась отдать его военному совету. А они за это объявили меня предательницей. Думаю, они надеялись меня сломить. Рассчитывали, что в конце концов, напуганная перспективой заточения в космосе, я расколюсь и подниму кверху лапки.
— А когда ты не сдалась, — сказал Херб, — они уже не могли отступить. Не могли позволить тебе рассказать об их методах.
— Кстати, твоих записей так никто и не нашел, — добавил Гэри.
Девушка постучала тонким пальчиком себя по лбу.
— Все мои записи были здесь, — заявила она.
Гэри удивленно уставился на нее.
— Они и сейчас здесь, — сказала Кэролайн.
— Но как тебе удалось достать препараты для анабиоза? — спросил Гэри.
Она помедлила с ответом.
— Я не люблю об этом вспоминать, — сказала она наконец. — Слишком тяжело. В общем, у меня был коллега. Примерно моего возраста. Он, должно быть, давно уже умер.
Кэролайн помолчала, собираясь с мыслями.
— Мы любили друг друга. И вместе открыли процесс погружения в анабиоз. Мы тайком работали над этим проектом в течение нескольких месяцев и как раз добирались обнародовать результаты, когда меня забрали. Больше я его не видела. Ко мне не пускали посетителей.
В космосе, после того как ушел военный крейсер, я чуть было не спятила поначалу. Я придумывала себе всякие занятия. Каждый день наводила порядок в лаборатории, переставляла колбы и приборы и вдруг наткнулась однажды на лекарства, запрятанные в ящичек с химикатами. Только один человек в мире знал о них, не считая меня. Там же лежали два шприца.
Гэри раскурил потухшую трубку.
— Я понимала, какой это риск, — продолжала девушка, — Но человек, которого я любила, явно рассчитывал на то, что у меня хватит духу рискнуть. Возможно, он вынашивал какой-нибудь безумный план, собираясь вызволить меня из заточения. Наверное, что-то ему помешало. Или он устал и сдался. А может, погиб на войне. Но он дал мне шанс — единственный и отчаянный шанс в борьбе с судьбой, на которую обрек меня военный трибунал. Из стальных перегородок машинного отделения я соорудила резервуар. Трудилась над ним несколько недель. Сделала надпись на медной пластинке, п