шифром
из песчаного забвения.
Герб моря
тобой изогнут
вывихнутый в тисках тоски.
Сеешь ты себя всеми зернами секунд
в неслыханное.
Твои незримые весны
воскресают
омытые слезами.
Об тебя небо
разбивается
Милостью взыскана ты.
*** (Смотри смотри однако…)
Смотри
смотри однако
человек прорывается
посреди рыночной площади
слышишь как бьется пульс его
и большой город
опоясанный вокруг его тела
каучуком —
ибо судьба
колесо времени
замаскировала —
вздымается с его вздохами.
Стеклянные витрины
разбитые глаза воронов
померкшие
черные маячат печные трубы
могила света.
Но человек
ахнул
и поднимается
прямая свечка
в ночи.
*** (Но может быть мы…)
Но может быть мы
дымящиеся от заблуждения
создали все-таки
блуждающую вселенную
речью дыхания?
Значит снова и снова
фанфара начáла
значит в спешке ветра запечатлена песчинка
прежде чем снова светом стать
над первородной почкой
эмбриона?
Значит всегда и всюду
мы окружены
твоими владениями
даже когда забыв о ночи
и о глуби морской
зубами перегрызаем
звездные артерии слез.
Возделываем все-таки твое поле
за спиной смерти.
Может быть окольными путями грехопадения
метеоры тайком дезертируют
но в алфавите гроз
они возле радуг.
Кто знает
прямизну плодородия
и как всходы выгибаются
из пожранных царств земных
ради сосущих ртов
света.
*** (В старости тело обматывают…)
В старости
тело обматывают
слепецкими повязками
и оно кружится
беспомощное
в солнечной тьме.
В глубине
волн морских
беспокойство вздымается
и никнет
скрещенными крыльями.
Смерть
едва успев созреть
уже вновь оплодотворена
из могил
миропомазание
Созвездия
воскресая
поджигают мрак.
Снова Б-г в путь готов.
*** (Неприступна…)
Неприступна
ваша воздвигнутая лишь благословением
крепость
вы мертвые.
Не моим ртом
где
земля
солнце
весна
молчание
произрастают на языке
свет возжигать
вашего исчезнувшего
алфавита.
И не моим
глазам
где творение исчезает
цветком тепличным
от волшебного корня
забывшим пророчества.
Встать мне пришлось
и пронизать эти утесы болью
пока я из праха
в подвенечной фате
не нашла к душам доступ
где семя набухает вечно
первою раной
тайны.
*** (Давид избранный…)
Давид
избранный
во грехе еще
приливом заплясав
согнутый
тайными лунными фазами
перед кивотом завета
корень вырванный из почвы
пеной морской тоска по родине.
Но
в огненном горшке земли
со зверьем и растениями
чресла вверх
оставались еще пророки
но вглядывались уже
сквозь камень
в Б-га.
Огонь
Земля
Вода
пошли на убыль
во Христе
создавшем из воздуха
еще один крик
и свет
в загадочно черной листве
самого одинокого часа
глазом стал
и глядел.
*** (Некто отнимает мяч…)
Некто
отнимает мяч
у играющего
в страшную игру.
У звезд
свой огненный закон.
Их урожай —
свет.
Их жнецы
не отсюда.
За пределами досягаемости —
их амбары.
Даже солома
одно мгновение светится,
разрисовывает одиночество.
Некто придет
и пришьет зелень весенней почки
к их молитвенному одеянию
и гербом водрузит
на лбу столетия
шелковистый локон ребенка.
Тут подобает
сказать «аминь».
Увенчание слов
ведет в Сокровенное,
и
Мир,
ты, великое веко,
закроешь всяческое беспокойство
небесным венком твоих ресниц,
ты, тишайшее рождество…
*** (Помесь этой матери и этого отца…)
Помесь
этой матери
и этого отца
под веком смежённым
звезды.
Где бы ты был
где бы я была
где бы наша любовь таилась
когда бы по-другому сопряженное
объятие хвостов кометных
небесное захоронение
в солнечной тьме
перестрадало миг
или
месяц своей волшебной белой ладонью
пульсирующие морские жилы
оттянул назад
отливом или смертью —
Заключенный однажды
в первородную посудину обетований
со времен Адама
спит вопрос покрытый
нашей кровью.
*** (Уцелев падает многое…)
Уцелев
падает многое
в короба воспоминаний
ибо
и от этого века
останется окаменелость
окаймленные черным скорбные письмена
его праха проросшего вкось.
Может быть
завещанные нами
небеса
эти бледно-голубые камни
будут способны к чудесным исцелениям
и в другом аду
твои
предсмертные слова
ветром боли
холодную запряжку
вытягивающихся мускулов
времен пронижут
и
стеклом выдуют
исчезнувший сосуд любви
для Божьих уст.
*** (Произнесено — змеиными линиями начертано…)
Произнесено —
змеиными линиями начертано:
Крах.
Солнце
китайский магический круг
прихотливый в своей святости убор
назад во внутренние фазы
застывшая улыбка
в молитвенном удалении
дракон света
изрыгающий время
шлемовник — падучий плод земли
однажды позолоченный —
Пророчества указывают огненными пальцами:
Вот она звезда
вылущенная до самой смерти —
Вот оно семечко яблока в своей обители
посеянное в солнечный мрак
так мы падаем
так мы падаем
*** (Изгнанные из жилищ…)
Изгнанные
из жилищ
исхлестанные ветром
смертная жила за ухом
убивая солнце
отброшенные утраченными обычаями
следуя теченью вод
плачущим перилам смерти
часто прячут еще в пещере
рта
некое слово
боясь воров
говорят: розмарин
и жуют корень
вырванный на пашне
или
ночи напролет смакуют: прощание
говорят:
время прошло
когда новая рана открылась
в него.
Хищно тело их
пожирается солью муки.
Без кожи
без глаз
создал Иов Б-га.
*** (Малое успокоение…)
Малое успокоение
прозрачного часа
на могиле левкоя
тот свет зарей вечерней трубит.
Ореол пальмового листа
Пустынное откровение одиночества.
Праматерь Жизнь
в светящемся молитвеннике
почия над бормочущим ручьем
который как дремотный свиток
раковина возле уха
мелодия игрушечных часов.
Великий океан в маленьком ухе:
О менуэт любви!
О нежный, как причастье, часослов!
И в этом жизнь была
Сон черной магии, такой же точно сон
и шип которым роза крови
забытая
воспоминанье жалит
зуб молнии
на маскараде гроз
окутав мраком
и это побережье из слоновой кости.
*** (Нельзя тут больше оставаться…)
Нельзя тут больше оставаться
Из глубины своей заговорило море
Грудь ночи
Дыша вздымает стену
Чтобы к ней припала голова
Мечту рожая в муках.
Тут звезды ни при чем
Обходится без них
Строительное это вещество
С тех пор как смесь в песке образовалась
Живучая и в смерти.
Кто плачет
Ищет мелодию свою
Которую листвою музыки
Ветер облек
И спрятал в ночь.
Шаг от истока —
Как это далеко!
Летать пора
Нам только нашим телом.