Ну и конечно, постоянно возрастающую убийственную роль по отношению к тиражам «Известий», как и всей российской печати, стало играть телевидение. И уже замаячил на горизонте главный могильщик мировой бумажной прессы — интернет.
Деньги от рекламы. Бесплатно за границу
На 92-й год пришелся первый случай, когда редакция узнала, что далеко не все благополучно в коммерческом ведомстве, которое курировал Гонзальез. Закрытое для посторонних глаз, оно считалось очень успешным, его постоянно хвалил Игорь, называя нашим надежным и честным кормильцем. И вдруг становится известно, что в этом ведомстве выявлены серьезные проблемы, заблокированы в банках его валютные и рублевые счета.
Официально оно называлось так: Совместное предприятие «Рекламно-информационный сервис “Известия” — Бурда», а основным предметом его деятельности являлась публикация в «Известиях» рекламных объявлений российских и иностранных предприятий, объединений, организаций и фирм. Я о нем упоминал в главе «Время Лаптева», говоря о том, что в начале 1989 года «Известия» привнесли революционное новшество в советскую прессу: мы первыми из всех массовых газет начали печатать рекламу.
Здесь надо назвать человека, который стоял у истоков этого дела. Я его помню года с 1976-го, нас познакомил в редакции Голембиовский:
— Саша Кутателадзе, мой земляк из Грузии.
Саша был стажером в «Комсомольской правде». Как всякий уважающий себя начинающий репортер, он параллельно осваивал и знаменитый пивбар в Доме журналиста. Там мы виделись, уже здороваясь, несколько раз. Как-то мне случилось защитить его от возможных неприятностей в «Комсомолке».
Однажды мне позвонил Петр Петрович Грузинский, глава крупного морского объединения «Совсудоподъем», занимавшегося спасательными работами на морях и океанах. Обычно я ему звонил, интересуясь, где и что происходит на его широтах и меридианах, а тут он набрал мой номер. Был зол и просил моего совета:
— Видел сегодня «Комсомольскую правду»? Там заметка о нашей судоподъемной операции, все в ней напутано — надо мной смеется весь Минморфлот. Подписано А. Кутателадзе. Кто это такой, ты его знаешь? Что мне с ним делать? Я хочу позвонить главному редактору и потребовать опровержения. Или лучше направить письмо?
Мне удалось отговорить авторитетнейшего морского аса и от устной, и от письменной телег в «Комсомолку». Не сразу, но он прислушался к моим доводам: автор молодой, только набирается опыта, вашу специфику пока не знает. Вы поднимаете со дна океанов корабли, говорил я, а газетную судьбу парня можете потопить. Окончательно смирился Петр Петрович, когда я сказал, что негоже ему, человеку с фамилией Грузинский, наказывать юного грузина.
И все же Сашу ушли из «Комсомолки». Но не из-за претензий по работе, а за то, за что могли и в тюрьму посадить: скрывшись в Австрии от своей туристической группы, он пробрался в Мюнхен, явился на антисоветскую радиостанцию «Свобода» и предложил ей журналистские услуги. По иронии судьбы, тот сотрудник, который его выслушивал, был агентом КГБ, и уже ближайшим рейсом Аэрофлота свободолюбивый беглец был насильно возвращен в Москву. Сажать его не стали, но в редакции он уже не появился. Мягче, но была наказана и руководительница туристической группы Маша Ильина — моя приятельница, прекрасная журналистка из родной «Ленинградской правды». Ей вкатили выговор по партийной линии — за потерю бдительности. Спустя несколько лет при разговоре по телефону она спросила меня, что в Москве известно о дальнейшей судьбе Кутателадзе? Но об этом если кто и знал тогда, то только самые близкие ему люди.
В один из летних дней 1988 года я находился в кабинете главного редактора Лаптева, когда секретарь ему доложила, что прибыли гости из западногерманского издательского дома «Бурда». Я пошел к выходу и на пороге в группе гостей вдруг вижу знакомое лицо. Кутателадзе! Он тоже узнает меня, мы обмениваемся рукопожатиями — и Саша говорит мне на ухо: «У меня сейчас другая фамилия: Потемкин!».
Захожу в соседний кабинет, к Боднаруку, у которого в «Комсомольской правде» учился писать заметки стажер из Грузии, спрашиваю:
— Коля, что было сделано много лет назад с Кутателадзе? Его завербовал КГБ, и он стал немцем? Но почему не каким-то Гюнтером, Мюллером, а Потемкиным?
Коля улыбнулся, ему было что ответить. Он рассказал, а много позже описал в своей чудесной книге «Хлопчик», как несколько месяцев назад в его кабинете раздался телефонный звонок. Незнакомый голос представился: Александр Кутателадзе. Он звонил от входа в редакцию и попросил о встрече, поспешив сказать, что у него есть интересное предложение для «Известий». Заинтригованный не столько сутью этого предложения, сколько возвращением из небытия неудачливого репортера, Боднарук отзвонил вахтеру, чтобы тот пропустил молодого человека, заказал секретарше два стакана чая.
Как писал Коля, возмужавший и уже успевший поседеть бывший коллега коротко поведал, что за минувшие десять лет о журналистике и не думал. Перепробовал разные другие профессии, был таксистом, работал на небольшой мебельной фабрике, даже стал ее директором. Женившись, использовал родственные связи и уехал в Западную Германию. Там было нелегко, но главное — учился, постигал экономику, бизнес. В этот приезд в Москву представляет интересы крупного немецкого издательского дома «Бурда», от имени которого и хотел бы сделать «Известиям» коммерческое предложение.
Когда Коля услышал, о чем идет речь, он, по его выражению, опешил. О каком-то из мира фантастики совместном германо-советском предприятии для публикации рекламы на страницах «Известий»… Если эти строки попадутся на глаза молодым людям, им трудно будет понять, почему так отреагировал журналист, ведь сейчас, куда ни посмотри, — везде реклама. Она на земле, под землей, в воздухе, постоянно в ушах. Но о каких ее публикациях можно было говорить в 1988 году, если тогда в торговле не существовало абсолютно ничего, что ни расхватывалось в считаные часы и минуты, за чем бы ни выстраивались километровые очереди без какой-либо рекламы.
Поразившись тому, как немцы, а вместе с ними и этот наивный бывший соотечественник оторваны от советских реалий, Коля уже хотел закрыть тему. Но продолжая слушать из вежливости, неожиданно начал улавливать логическую нить в словах Кутателадзе. Тот говорил, что немцы смотрят далеко вперед, они считают, что в СССР наступят рыночные времена, с ними обязательно придет изобилие товаров, продовольствия, и тогда без рекламы не обойтись. Для «Бурды» важно обосноваться здесь первой, а начинать она готова не с торговой сферы. Уже сегодня на Западе есть немало банков, производителей разной техники, оборудования, которые зондируют почву в Советском Союзе, хотят, чтобы о них здесь знали, а лучший этому помощник — реклама в такой крупной и солидной газете, как «Известия».
Кутателадзе не стал напрашиваться к главному редактору — Лаптев его не знал, а если бы ему доложили, что с какой-то дурацкой идеей просится на встречу несостоявшийся сотрудник мюнхенской «Свободы», то Иван Дмитриевич велел бы не отвлекать его на разные глупости. Думаю, что позвони представитель «Бурды» своему земляку Голембиовскому, результат оказался бы не лучшим — Игорь еще в давние времена относился к нему свысока, даже пренебрежительно, а после мюнхенской авантюры вообще вряд ли был бы готов вести с ним какой-то серьезный разговор. Зная же Боднарука как доброжелательного к нему человека, Кутателадзе надеялся, что он его спокойно и внимательно выслушает.
Именно Боднарук практически начал дело, которое принесет «Известиям» многие миллионы долларов и фактически спасет независимые «Известия» от финансового краха. А главную роль сыграет Лаптев. Вдоволь поулыбавшись над рассказом своего зама, он, как пишет Коля, заключил, проведя рукой по затылку:
— Чем черт не шутит! Давай пиши записку в Политбюро. Но об этом деле — молчок, а то свои же первыми засмеют.
Как рассказывал мне Иван Дмитриевич, и помимо этой записки пришлось прилагать много усилий: обходить членов Политбюро и убеждать каждого лично, что газета собирается рекламировать не отсутствующие мясо, масло и прочие продукты, а станки, экскаваторы, бумагоделательные машины и т. д:
— Дольше других сопротивлялся, вникал в суть вопроса всесильный Лигачев. «Что, — говорил, — тебе денег не хватает на выпуск газеты? Поможем!». Никто не брал на себя ответственность принять решение. Так я дошел до Горбачева. Он сказал: раз затея экономическая — иди к главе правительства Рыжкову. Сначала я ему позвонил — не сработало. Потом ездил. В итоге Николай Иванович отнесся лояльно, а поскольку тема внешнеэкономическая, послал меня к своему заму Каменцеву, возглавлявшему Внешнеэкономическую комиссию. Она и подготовила постановление Совета министров СССР, разрешающее создание советско-западногерманского СП «Рекламно-информационный сервис “Известия” — Бурда». Потом вышло и дублирующее решение Секретариата Верховного Совета СССР.
В те дни, когда я на пороге кабинета главного редактора встретился с бывшим Кутателадзе, теперь Потемкиным, стороны завершали переговоры. А в редакции оживленно обсуждалось, как будем работать при публикации рекламы, на каких полосах и сколько выделять под нее газетной площади. Это сейчас что ни печатный листок, там есть свои знатоки и мастера рекламных дел, а для нас это был темный-претемный лес.
До сих пор при воспоминании о тех днях чувствую, что краснею от стыда из-за нашего невежества в этой области. Сидим как-то у Голембиовского (тогда ответсекретаря) — он, я как его первый зам, зам Анатолий Шлиенков, один из самых остроумных людей в редакции. Закончив с вопросами по текущему номеру, начинаем говорить о рекламе. Игорь призывает думать в том ключе, как лучше ее использовать для привлекательности газеты. Что-то мямлим, разумных соображений нет. Вдруг Шлиенков говорит:
— На нас наваливается угроза дикой скуки от будущих тяжелых текстов о банках, станках, фирмах, биржах. Нужно привнести в них легкость, изящество, юмор.