имал его как удел слабаков и моральных трусов, не желающих встретиться лицом к лицу с настоящим без убежищ во вчерашнем дне, где можно было скрыться от давления дня сегодняшнего.
Архаика иногда выглядела чертовски забавно. Бен-Раби вспомнил голопередачу про пузатого старика, который шагал по современному Нью-Йорку в одежде ассирийского солдата, направляясь на битву с легионами фараона из Нью-Джерси.
Порой бывало куда мрачнее. Иногда они начинали всерьез верить… Он до сих пор вздрагивал, вспоминая облаву на храм возрожденных ацтеков в Мехико.
Однажды утром он попросил Мыша прочесть рабочий черновик его повести, которую ему удалось довести хоть до какого-то финала.
Мыш долго хмурился и наконец сказал:
— Думаю, все нормально. Я не разбираюсь в необъективном искусстве.
— Полагаю, это значит, что у меня не вышло. Лучше возьмусь и сделаю все как надо. Даже если тебе не понять, о чем эта хрень, она должна тебя впечатлить.
— Это уж точно, Мойше.
Его тон сказал намного больше, чем слова. Мыш считал, что бен-Раби лишь впустую тратит время.
Мойше хотелось плакать. Повесть чертовски много для него значила.
6. Год 3047Былое: Лунное командование
Он терпеливо ждал очереди на дезинфекцию. Когда та подошла, направился в кабину, обозначенную буквой «Р». Никто другой туда не ходил. На двери под буквой «Р» висела табличка «Не работает».
Табличка висела на этом месте уже двадцать с лишним лет, старая, грязная и покосившаяся. Все в Лунном командовании знали, что за дверью с буквой «Р» вовсе не стандартная дезинфекционная камера.
Мужчины и женщины, а также редкие представители нечеловеческих рас, не обращавшие внимания на табличку, были агентами, которые возвращались с задания.
Закрыв за собой дверь, он положил вещи на стол, затем снял одежду и, голый, шагнул в следующую дверь.
От излучения сканера в дверном проеме защекотало кожу, волоски на теле встали дыбом. Он задержал дыхание и закрыл глаза.
В него ударили обжигающие струи жидкости, убивая бактерии и смывая грязь. Ультразвук уничтожил длинные молекулярные спирали вирусов.
Струи сменились туманом. Он глубоко вздохнул.
Раздался щелчок, и он шагнул в очередную дверь.
Он оказался в помещении, ничем не отличавшемся от первого. Единственную его обстановку составлял стол, на котором лежала аккуратно сложенная одежда и тщательно разложенные личные вещи. Он оделся и, усмехнувшись, набил карманы. Его понизили. Судя по шевронам, теперь он — ракетчик второго класса. Как гласила нашивка — с боевого крейсера «Ашурбанипал».
Об этом корабле он никогда не слышал.
Достав из выданного бумажника чистую карточку-идентификатор, он приложил к месту для фото правый большой палец. Десять секунд спустя появились его фотография и личные данные.
— Корнелий Уодлоу Перчевский? — недоверчиво пробормотал он. — Все хуже и хуже. — Он пробежал взглядом даты и числа, запоминая, затем прикрепил карточку на грудь, надел фуражку в стиле Дональда Дака, которую носили на земле космолетчики, и сказал: — Корнелий Перчевский — на аудиенцию к королю.
Пол ушел из-под ног.
Спускаясь, он слышал, как работает душ в дезинфекционной камере.
Через минуту он вышел из кабинки в общественном туалете несколькими этажами ниже. Войдя в главный транспортный туннель, он направился к автобусной остановке.
Шесть часов спустя он говорил обычной женщине за обычной стойкой в обычной комнате за обычной дверью:
— Корнелий У. Перчевский, ракетчик второго класса. Мне назначено на прием к врачу.
Она сверилась со списком пациентов:
— Вы на пятнадцать минут опоздали, Перчевский. Но проходите. В белую дверь.
Он прошел в дверь, гадая: знает ли эта женщина, что она всего лишь ширма? Вряд ли. Чем меньше было смысла в мерах безопасности, тем серьезнее они выглядели.
В кабинете врача он почувствовал себя словно Алиса, нырнувшая сквозь кроличью нору в иной мир.
«Такое же сумасшествие, как и в Стране чудес, — подумал он. — Здесь черное — это белое. Верх — низ. Внутри — снаружи. Гек — Джим, и с Твеном им не сойтись…» Он усмехнулся.
— Господин Перчевский?
Он тут же посерьезнел:
— Да, сэр?
— Как я понимаю, вы явились с отчетом?
— Да, сэр. С чего мне начать, сэр?
— С устного доклада. Потом будете отдыхать. Завтра займемся письменным. Перекрестную проверку я запланирую ближе к концу недели. Мы все еще пытаемся выловить ошибки в новой программе.
Рассказывая свою историю, Перчевский не сводил взгляда с сидевшего напротив Человека-без-Лица, чьей наиболее приметной чертой были морщинистые, с синими прожилками вен, кисти рук. Его допрашивал старик…
Обычно Человек-без-Лица выглядел иначе, будучи молодым и опытным психологом-юристом. К числу стариков в Бюро относились бывшие оперативники, старший персонал и те, кто принимал решения, а не простые специалисты.
Большинство стариков Перчевский знал. Он внимательно слушал вопросы, но не узнавал голос — его изменили с помощью технических средств. Руки тоже не давали ни малейшего намека.
У него возникло смутное беспокойство. Что-то пошло не так — вряд ли иначе пришлось бы привлекать главные силы.
Его нервная система не была готова к столь интенсивному допросу. Завершившаяся миссия потребовала немало усилий, а во время путешествия домой у него было слишком много времени для размышлений.
Допросы заняли месяц. Ответы проверялись и перепроверялись столь часто и тщательно, что, когда его наконец отпустили, уже не было ощущения, что та миссия стала частью его жизни. Казалось, у него удалили некий орган по одной молекуле зараз, не оставив ничего, кроме ощущения пустоты.
Через пять недель после прибытия в Лунное командование ему выдали розовую пластиковую карточку, ничем, кроме цвета, не отличавшуюся от белой, полученной после дезинфекции. Ему также дали конверт, в котором лежали отпускные документы, деньги, банковские карты и все прочее, что требовалось человеку для жизни в электронной вселенной, включая адрес.
Неулыбчивая амазонка открыла дверь и выпустила его на свободу.
Он шагнул в общественные туннели Лунного командования, будто вернувшись из зазеркалья, и сел в автобус, как любой другой космолетчик в отпуске.
Комната выглядела точно так же, как и в последний его визит, — не считая того, что ее переместили на тысячу километров от прежнего местоположения. Он рухнул на кровать и не вставал двое суток.
Корнелий Перчевский был одинок. У него почти не было друзей — его профессия не позволяла заводить их слишком много.
Последующие пять дней он оставался в своей комнате, заново привыкая к книгам, коллекциям и памятным мелочам, которые можно было считать следом, оставленным во времени его реальной личностью. И личность эта, подобно амебе, постепенно обретала очертания. Он начал проявлять интерес к тому немногому, что составляло единую суть его настоящего и прошлого.
Достав пишущую машинку и блокноты, он несколько часов стучал по клавишам. Из израненной утробы души рвался наружу крошечный зародыш его страданий. Набрав номер своего агента, он добавил клиентский код и скормил бумаги факсовому аппарату.
Через год-другой, если повезет, на его счету могли материализоваться несколько кредитов.
Он снова лег и уставился в потолок. Вскоре он пришел к выводу, что по горло сыт одиночеством. Он выздоравливал и вполне мог встретиться лицом к лицу с себе подобными. Встав, он подошел к зеркалу, разглядывая свою физиономию.
Процесс депластификации завершился. На это всегда требовалось меньше времени, чем на залечивание душевных ран, которые никогда не заживали до конца.
Выбрав в шкафу гражданскую одежду, он оделся.
Возвращение к общественной жизни началось с поездки в небольшой магазин. Автобус был забит. Его давили многочисленные личности, толкали со всех сторон… Не вышел ли он на улицу слишком рано? Казалось, восстановление каждый раз длится чуть дольше и не столь эффективно.
— Уолтер Кларк! — воскликнула хозяйка магазина. — Где ты был, черт бы тебя побрал? Ты уже полгода не заходил. И у тебя такой вид, будто ты в аду побывал.
— Как дела, Макс? — Он растянул губы в застенчивой улыбке. Господи, до чего же здорово, когда хоть кто-то рад тебя видеть! — Только что вышел из госпиталя.
— Из госпиталя? Опять? Почему ты мне не позвонил? Что случилось? Какой-то троглодит времен Первой экспансии снова ткнул тебя копьем?
— Нет. На этот раз вирус. С виду почти как лейкемия. И никто даже не знал, где я мог его подцепить. Есть для меня новости?
— Сперва сядь, Уолтер. У меня и впрямь кое-что есть. Я пыталась тебе звонить, когда узнала, но автоответчик твердил, что ты недоступен. Тебе надо бы поставить на него переадресацию. Сейчас приготовлю кофе.
— Макс, мне следовало бы на тебе жениться.
— Ни за что. Мне и так хорошо. Да и зачем разрушать дружеские отношения? — Она поставила перед ним кофе.
— Ого! Настоящий. Я тебя люблю.
— Кенийский.
— Порой неплохо, когда по соседству Старая Земля. Кое-что там точно отменное.
— Кофе и комическая опера. А вот и коллекция. Самое лучшее уже ушло — сам знаешь, как оно бывает. Я не знала, когда ты появишься, и не могла вечно ее держать для тебя.
Перчевский отхлебнул кофе и закрыл глаза, пробуя на вкус кусочек родного мира.
— Понимаю. Я и не рассчитывал, что ты что-либо придержишь, если появится другой покупатель.
Он раскрыл старинный альбом с марками.
— Ты, случайно, не в Улантском Пограничье побывал, Уолтер?
— Улантском? Нет. Совсем в другой стороне. А что?
— Да тут ходили всякие слухи, и мне стало любопытно. Сам знаешь, как оно в Лунном командовании. Говорят, Улант перевооружается. Сенаторы поднимают шум, но Верховное командование твердит, что все это чушь. Но у меня есть парочка знакомых высокопоставленных чинов, и они говорят, будто спецслужбы лишь мутят воду и там на самом деле что-то происходит. Недавно туда отправилось множество тяжелых кораблей. Из Рукава в сторону Пограничья.