Она все еще улыбалась, но голос ее посерьезнел:
— Мойше, что с тобой?
— Ничего. Это костюм для меня? Давай сюда, переоденусь.
— Я давно уже наблюдаю за тобой, Мойше. Что-то тебя гложет. Не держи в себе эту дрянь. Изрыгни ее. Растопчи, убей и порежь на мелкие кусочки.
В том заключалась разница между Эми и Элис. Элис никогда бы не спросила, а дождалась бы, пока он захочет сказать сам.
— А с тобой что? — бросил он. — Может, расскажешь, что гложет тебя?
Лучшая защита — нападение, насмешливо подумал он.
Она будто его не слышала.
— Расскажи мне хоть что-нибудь. — Голос ее звучал негромко и был полон заботы, как тогда на челноке.
— Шагал я по аллеям, скрытым тенью страсти, Каких в избытке в Городе Любви, Юна была моя душа, и рядом шла Она, Мы были вместе — в том вся суть моя.
— Чижевский, — кивнула Эми. — Да, я тоже читала. Это из «Сестринской любви». Говорят, он написал эту вещь перед тем, как отправиться в космос и сойти с ума, — если только тот, кто хвастается романом с собственной сестрой, уже не сумасшедший. Что ты хотел этим сказать, Мойше? Тебя беспокоит старый любовный роман? Глупо. Тебе же не пятнадцать лет…
— Я прекрасно это осознаю. Умом. «Стоял я посреди садов луны, оцепенев», — вне какого-либо контекста процитировал он. — Теперь я усталый старик, вдали от дома, без будущего, без друзей, если не считать помешанного на шахматах стрелка-архаиста, которого я вижу только в рабочие часы…
«Хватит, — подумал он. — Слишком много болтаешь».
— Дай мне костюм. И позволь переодеться. Хорошо?
— Как хочешь.
Эми многое сумела вложить в эти два слова, напомнив ему воспитательницу, которая иногда заботилась о нем, пока мать гонялась за призраками исчезнувших земель. Она точно так же произносила эти два слова, подразумевая, что из его планов, скорее всего, не выйдет ничего хорошего. В ее устах почти любые слова звучали так, будто он сам отдает себя в лапы дьявола или выбирает другую столь же омерзительную судьбу.
— О, ты потрясающий офицер, — сказала Эми, когда он вернулся из ванной. — Будь у тебя борода, был бы похож на Роберта Ли[12].
— Гм… да? Можешь что-нибудь сделать с этой чертовой саблей? Как, черт побери, они умудрялись ходить, не падая каждый раз мордой в пол?
Она хихикнула, поправляя оружие на его боку.
— Что?
— Просто подумала, много ли было генералов-иудеев в армии Конфедерации.
— Полно… а, ты про ту Конфедерацию. Не понимаю, что смешного?
— Ты же должен знать ту эпоху.
— Ну, тут я вряд ли смогу тебе помочь. Я знаю про те времена только из курса военной истории в Академии. Могу рассказать, почему Лонгстрит не сделал того, что следовало сделать во время битвы при Геттисберге, но не о том, к какой религии он принадлежал. В любом случае я не иудей. И ты это знаешь.
— Тогда кто ты? Ты вообще во что-нибудь веришь, Мойше?
Она снова пыталась его прощупывать — скорее всего, из собственного интереса. Вряд ли службу безопасности ловцов волновало его вероисповедание.
Ему хотелось ответить язвительным замечанием, но она попала слишком близко к больному месту. Сейчас он ни во что не верил и меньше всего в себя самого. И это казалось ему странным, поскольку подобных чувств у него не возникало с тех пор, как он ушел из Флота. До начала этой миссии.
— В пророка Мерфи, — ответил он.
— Мерфи? Не понимаю. Кто такой Мерфи, черт побери? Я ожидала услышать что-нибудь про смерть и налоги.
— Пророк Мерфи. Тот, который сказал: «Если что-нибудь может пойти не так, оно пойдет не так». Моя жизнь стала тому свидетельством.
Отступив на шаг, она слегка наклонила голову:
— Не знаю, что с тобой делать, Мойше. Хотя — знаю. Может, сумею сделать тебя счастливым вопреки твоему желанию.
— Как от козла молока, мадам.
Он уже по горло был сыт разговором. Взяв ее под руку, он направился на бал, на мгновение забыв, что не знает, куда идти. Потом оказалось, что она взяла с собой электроскутер. Сейнеры пользовались ими для перемещения по кораблю. На «Данионе» имелись места, пешком до которых пришлось бы добираться несколько дней.
Покраснев, он уселся на пассажирское сиденье спиной вперед.
За всю поездку они не перекинулись даже словом. Мойше страдал от беспричинных приступов злости, перемежавшихся образами оружия, что чертовски его пугало. Он не был стрелком. Этот образ имел меньше отношения к реальности, чем его постоянное «хочу».
Казалось, он сходит с ума, хотя подсознательно подавлял эту мысль.
Время словно растянулось до бесконечности. Назойливые мысли не желали уходить прочь. Руки похолодели и стали липкими. Настроение упало до предела…
Свернув к стене коридора, Эми припарковала машину и подключила скутер к зарядной сети. Он тут же смешался с маленьким стадом оранжевых зверьков, прильнувших к электрическим соскам.
— Сколько же их тут, — неловко нарушил тишину Мойше.
— Угу. — Она поправила его воротник и саблю. — Идем.
Лицо ее оставалось нарочито бесстрастным, отчасти напомнив о доме, за что он вовсе не был ей благодарен.
Бал походил на повторение утреннего сборища. Там толклись те же люди. Лишь около сотни — в соответствующих костюмах. Вдвое больше гостей красовались в одеяниях всевозможных эпох от Вавилона до будущего, и еще столько же обходились повседневными комбинезонами.
Мойше замер на пороге.
— Что такое? — спросила Эми.
— Не знаю точно. Я не вправе это говорить, но… такое ощущение, будто у меня что-то отобрали.
Неужели все эти викинги, пуритане и Марии-Антуанетты украли у него мгновение славы? Неужели его укусила архаическая муха?
— Это ведь и наша история, забыл? — не поняв его, возразила Эми. — Ты же говорил, что все восходят корнями к Старой Земле.
Чья-то рука коснулась локтя Мойше.
— Мятный джулеп[13], сэр?
Повернувшись, Мойше увидел Ярла Киндервоорта, в одежде из оленьих шкур и шапке из меха енота. «Дэниел Мертвая Голова, — подумал он. — Гроза индейцев Кентукки».
— Эта хрень тебе подошла бы куда лучше, чем мне, — заметил Киндервоорт.
— Ты про костюм?
— Угу. Пойдем поглядим, что у них есть в баре, Мойше.
Эми была разочарована. Тон Киндервоорта намекал на деловой разговор. Чувствуя себя одураченным, бен-Раби позволил увести себя к бару.
Там его ждала очередная неприятность. За стойкой, оформленной в стиле Дикого Запада, сидел десяток шумных типов в черных шляпах, которые оживленно валяли дурака, хвастаясь и устраивая притворные перестрелки. В воздухе плавали серо-голубые облака едкого дыма.
Из всей исторической чуши, в которую верили архаисты, Мойше считал худшей эпоху Дикого Запада. Все это была подделка, общепринятая фантазия на тему, по сути не имевшая никаких основ в реальной истории.
Первым архаическим увлечением матери стал именно Дикий Запад. Это случилось во время его проблем в Академии, когда он отчаянно нуждался хоть в какой-то опоре. Но мать не смогла ее дать — у нее не было времени.
В придачу ко всему тут болталась женщина-сангари, в костюме знатной дамы.
— Вполне себе, — пробормотал бен-Раби.
Ее впечатляющие сексуальные аппетиты только выросли со времен Сломанных Крыльев.
Она наблюдала за ним и Ярлом. Не чувствовалось ли в ее взгляде тревоги? Не размышляла ли она о том, когда он ее выдаст? Он улыбнулся. Пусть попотеет.
В дверях возникла суматоха.
— Господи, — проговорил бен-Раби — только взгляните на это.
В зал вошел Мыш, центр всеобщего внимания и самый популярный ученик в классе. К нему льнули шесть красоток, а сам он был одет в костюм миниатюрного Генриха Восьмого.
— Повезло, что у нас нет демократии, — заметил Киндервоорт. — К концу года твой друг стал бы капитаном за счет женских голосов.
Мойше не ответил на шутку.
— Что, правда? — мрачно буркнул он.
Его начали раздражать выходки Мыша. Тот прямо-таки щеголял собственными успехами. Зависть была в числе худших черт бен-Раби, и он изо всех сил пытался ее сдерживать, но с Мышом это было непросто.
Повернувшись к стойке, он обнаружил, что смотрит в высокий стакан с жуткого вида пойлом.
— Мятный джулеп, — объяснил Киндервоорт. — На подобных мероприятиях мы пытаемся пить то, что соответствует эпохе.
Он отхлебнул из оловянной кружки. Вооруженные пистолетами ковбои раз за разом опрокидывали в рот содержимое стаканов. В конце стойки волосатый викинг размахивал топором, громогласно требуя медовухи.
— Могу поспорить, все это берется из одной бутылки.
— Вполне возможно, — согласился Киндервоорт.
— Твоя епархия. Чего ты хочешь, Ярл?
Киндервоорт удивленно поднял брови:
— Мойше, с тобой чертовски тяжело сладить, знаешь? Ну вот, а теперь хмуришься из-за того, что я перешел на личности. Как только вам удается выжить, никого не задевая?
— Мы никого не задеваем, потому что нас слишком много. Если не считать Мыша, которому хватало простора, пока он рос, и у которого не было особых желаний. Впрочем, вряд ли ты поймешь. Не сможешь, если только не жил в каком-нибудь Внутреннем мире.
Киндервоорт кивнул:
— Как насчет того, чтобы убраться от всего этого подальше? Жить там, где хватает места, чтобы оставаться человеком? Где не нужно превращаться в бесчувственную колоду, чтобы выжить?
Он сделал большой глоток из кружки, наблюдая за Мойше из-за ее края.
Ответа пришлось ждать долго.
Мойше понял, что ему предлагают. И чего это будет стоить.
Демоны его разума сплотились под огненными знаменами, сражаясь друг с другом в подобной апокалипсису схватке. Идеалы, верования, желания и искушения штурмовали бастионы друг друга. Он изо всех сил старался, чтобы весь этот Армагеддон не отразился на лице.
Это он хорошо умел. Десятилетия практики не прошли даром.
Он вдруг вспомнил, что Киндервоорт из службы безопасности, а ее представители не предлагают сделок просто так.