— Изыди, Сатана.
— Ладно, Мойше, — рассмеялся Киндервоорт. — Но мы с тобой об этом еще поговорим. Иди найди Эми. Развлекайтесь. У нас вечеринка, в конце концов.
Он исчез, прежде чем Мойше успел ответить. Тут же, словно по сигналу, появилась Эми.
— До чего же ты подло поступила, Эми Многоликая, позволив этому вампиру мной овладеть!
После ухода Киндервоорта у него поднялось настроение, и он теперь был вполне благодушно расположен ко всей вселенной. Пусть все идет своим чередом.
— Что он такого сделал?
— Ничего особенного. Просто пытался уговорить меня дезертировать.
Она молча уставилась на него, вероятно удивляясь, почему он не вопит от радости. Планетянам крайне редко предоставлялась возможность стать сейнерами.
«Человеку свойственно считать, что его собственный клочок земли избран Богом», — подумал он. И Эми была из тех, кого он не против был на этот клочок земли пустить — хотя и не на условиях Киндервоорта. Он не питал любви к Конфедерации или Бюро, но никогда бы их не предал.
— Давай потанцуем, — предложила Эми. — Для этого мы ведь сюда и пришли.
Шло время. Мойше начал радоваться жизни. Он обнаружил, что проводит вечер с женщиной, которая значила для него больше, чем объект сексуального влечения, каким она была, когда они только сюда прибыли.
Где-то посреди вечера двоюродная сестра Эми пригласила их к кому-то в каюту.
— Почему бы и нет? — сказал Мойше, позабыв о прежнем напряжении и настороженности. — Звучит заманчиво.
Мгновение спустя они с Эми оказались среди веселой толпы на скутерах, распугивавшей пешеходов воинственными воплями. В основном это была молодежь, недавно покинувшая интернат, и тральщик был для них настолько же в новинку, как и для Мойше. Оказавшись в их небольшой компании в каюте, он обнаружил, что они намного общительнее взрослых сейнеров, с которыми приходилось работать.
Похоже, у них имелась склонность к увлечению архаикой, ориентированной на молодежные культы конца двадцатого века. По крайней мере, каюта принадлежала любителю примерно этой эпохи. С точностью Мойше ее не опознал.
Спиртное лилось рекой. В воздухе висел густой дым. Шло время. Тихо наблюдая из угла, в основном вместе с Эми, но иногда без нее, он постепенно погружался в необычный настрой, все больше отстраняясь от окружающей обстановки. Виной тому был не столько алкоголь, сколько едкий дым, который достаточно опьянял даже без нужды затягиваться странными маленькими самокрутками, которые ему предлагали.
Кто-то назвал их «марихуаной». Он смутно помнил ее из детства — нечто подобное употребляли старшие ребята из его банды. Сам он никогда не пробовал.
Молодежь кашляла, задыхалась и морщилась, но продолжала курить. Наркотик был частью культа той эпохи. Мойше еще дальше уплыл от реальности, паря будто в тумане, полном ничем не сдерживаемых, иррациональных впечатлений.
Прикосновение женщины к его руке — плыви же вдаль, красотка серебристая! — и вкус виски на языке. Пляшущий свет — резкий в дальнем углу и отбрасывающий тени рядом с ним. Его пальцы скользнули к теплому затылку Эми. Мурлыкнув, она переместилась с подлокотника кресла ему на колени. Он подумал о сексе… но нет. Он был не настолько пьян, чтобы забыть Элис. Ему стало страшно. Сгустились тени, маня его к себе. В их сердцах таились темные твари, зловещие пожиратели душ из глубин прошлого, явившиеся за ним на берега будущего. В каюте будто действовала некая магия. Они с Эми внезапно оказались в полном одиночестве посреди толпы.
В одиночестве среди золотых людей, которые были на десять лет их моложе и полны блестящей, словно с иголочки, невинности — хотя у некоторых она уже тускнела. Ему было все равно.
Они о чем-то разговаривали — она чуть серьезнее, он более рассеянно. Он еще не был готов ее исследовать. Но по оставляемым ею намекам казалось, что их прошлое может выглядеть будто сто́роны одной и той же монеты. За спиной у нее тоже был несчастливый роман, а сейчас ее беспокоило нечто телесное, сексуальное, чем она пока не готова была поделиться. Он не настаивал, чувствуя, что где-то в засаде таятся собственные полуночные призраки.
Вечер продолжался. Около полуночи, когда сознание на минуту прояснилось, он впервые заметил, что она левша, — по тому, как протянула ему банку сделанного под архаику пива. Открыв банку левой рукой, она поменяла руки и протянула ему пиво, вывернув запястье, — потому что сам он был правшой. Он удивился, что не замечал этого раньше, хотя считал себя наблюдательным человеком. Это была его профессия. Но все эти осенние мысли уходили на задний план, по мере того как рос его интерес, и он вдруг почувствовал напряжение в каждом жесте Эми.
Она много смеялась, обычно над тем, что вовсе не выглядело смешным. Ее окружали клыкастые тени собственных призраков, воспоминания, которые приходилось изгонять вынужденным весельем. Она пыталась скрыть своего дьявола, но его неровные очертания показались Мойше знакомыми. Тот дьявол был родственником его собственного.
Пока десяток человек молча внимали песням кого-то по имени Саймон и Гарфункель или Бадди Холли, он обнаружил, насколько хорошо они с Эми подходят друг другу. Она провела час на его коленях, не доставив ни малейших неудобств. Его левая рука касалась ее затылка, правая лежала на изгибе ее левого бедра, а ее голова приятно покоилась на его левом плече, под подбородком. От ее волос исходил едва заметный, нежный и незнакомый запах.
Не слишком ли они стары для подобного?
Тени в дверях, тени на стенах. Ни к чему вопросы. Он вслушивался в ее сердцебиение — три удара на каждые два его.
Он вздрогнул, ощутив приближение монстра. Эми пошевелилась, прижавшись плотнее. Она тихо хихикнула, услышав болезненный стон, когда ее костистый зад заерзал на его коленях.
Гости расходились по каютам, где им предстояло провести в одиночестве, страхе или одновременно и в том и в другом остаток ночи, пока реальность утра не вернет их к работе и новому дню. Вскоре остались лишь три пары. Чувствуя дрожь, Мойше приподнял подбородок Эми. Она мгновение сопротивлялась, затем сдалась. Поцелуй вышел жарким. Тени слегка отступили.
— Идем, — сказала она, вскакивая и хватая его за руку.
Они выбежали в коридор, сели на скутер и помчались к его каюте. Эми вошла вместе с ним, заперев за собой дверь.
Но время еще не пришло. Всю ночь они проспали. Просто проспали, прижавшись друг к другу и прячась от темноты. Никто не был готов рисковать чем-то большим.
Когда Мойше проснулся, Эми уже ушла. И все его желания и призраки вели себя странно тихо.
«Что же будет дальше?» — подумал он.
12. Год 3047Былое: Родная планета
Перчевский переминался с ноги на ногу, слишком нервничая, чтобы сидеть. Он даже не догадывался, что полет домой вызовет у него такую бурю эмоций.
Он окинул взглядом зал. Похоже, лихтеру предстояло лететь с полной загрузкой. Большинство пассажиров — туристы и бизнесмены, первые в основном улантониды и токе. Они держались группками, напуганные ксенофобской репутацией Старой Земли, но были полны решимости побывать на Родине человечества. Токе подбадривали друг друга смелыми речами, каждой фразой или жестом будто заявляя: «Мы — Звездные Воины Мел-Тана из легиона космической пехоты Токе. Мы — избранные Звездными повелителями. И никаким отбросам общества из пришедшего в упадок мира нас не запугать».
Но на самом деле им было страшно.
Ни один враг не мог напугать токе, что доказала война с ними. Лишь проявление дипломатического гения, благодаря которому им нашлось место в службе и их приняли в Конфедерацию как равных, спасло Касту Воинов от истребления.
«Жаль, что мы не в состоянии придумать нечто подобное для сангари», — подумал Перчевский.
Но война с токе не сопровождалась ненавистью. Это была клинически бесчувственная схватка за верховенство в звездных пределах Директората Палисарии.
Улантониды были не столь воинственны, как токе. В их войне с Конфедерацией тоже не было ничего личного. Еще одна приправленная кровью драка за верховенство.
Эти походили на группу католиков, направлявшихся в Рим, Иерусалим и Вифлеем.
— Объявляется посадка на челнок Браво-Танго-Ромео — тридцать один для пассажиров, следующих к Боденскому озеру. Пассажиров, следующих в Корпоративную зону, просим собраться у выхода номер девять.
— Хотел бы я с ней встретиться, — сказал кто-то рядом с Перчевским.
— С кем?
— С той женщиной, что делала объявление. Готов в любое время принять ее в своей постели.
— А, вы про голос.
Голос звучал успокаивающе и нежно и вместе с тем соблазнительно. Похожими голосами делались объявления во всех терминалах, где когда-либо бывал Перчевский.
Туристы и бизнесмены поднялись на борт первыми. У Лунного командования вошло в привычку не раздражать штатских по мелочам. Отдельным представителям службы предписывалось оставаться незаметными.
Для власти Лунного командования существовало лишь одно ограничение: за выделение средств на операции голосовал всенародно избранный сенат.
Космопехотинцы-токе тоже держались в стороне от Перчевского, который пришел в капитанской форме.
Далее последовал долгий и нудный двенадцатичасовой орбитальный полет до Боденского озера и Женевы. Перчевский читал, спал и размышлял над недавно начатой повестью, стараясь не думать о лежавшей внизу планете.
Голосети не давали даже примерного представления об убогой реальности, каковой являлась Старая Земля за пределами укрепленных стен Корпоративной зоны.
Челнок опустился в озеро. Буксир доставил его к пристани. Перчевский шагнул следом за штатскими в атмосферу родной планеты. Он вернулся домой. Восемь лет спустя.
Женева нисколько не изменилась. Швейцария оставалась нетронутой. Ее богатство и красота, казалось, опровергали все жуткие истории о Старой Земле.
Но это была лишь маска. Выделенные Внешними мирами миллиарды навели лоск на Зону, а полицейские силы корпораций обеспечивали ее неприкосновенность. Периметр же Зоны подвергался постоянной осаде.