— Из однотипного назначения должно следовать однотипное устройство, — сказал он. — Соответственно, можно определить, что это такое.
Знакомыми, однако, казались лишь выцветшие настенные росписи, в чем-то напоминавшие минойские фрески. Он готов был поспорить на все свое состояние, что их создали люди. Те, которые он разглядел, похоже, иллюстрировали некую приключенческую историю.
— Это солярий, — сказала Грета. — Без солнца.
— Гидропонная ферма?
— Нет, не то. Гидропоника — нечто другое.
— А что тогда?
— В общем, очень похоже на Пустынный дом в Берлинском ботаническом саду. Видите, как расположены грядки? А на этих стойках должны находиться лампы, чтобы растения думали, будто получают солнечный свет.
— Черт возьми, — рассмеялся Мыш, — а девочка, похоже, соображает!
Он показал на небольшую табличку, где излагалась похожая гипотеза. Там также предполагалось, что настенные росписи нанесены людьми, которые стали предками сангари.
Внезапно Мыш судорожно вздохнул и схватился правой рукой за левую.
Перчевский едва не закричал от резкой боли в районе вызывного кольца.
— Что случилось? — испуганно спросили Макс и Грета.
— О черт, — простонал Перчевский. — Опять начинается.
— Хватит, сволочи! — рявкнул Мыш. — Мы все поняли. Мы уже идем, ради всего святого! Дела, Макс. Нас вызывают. И притом срочно. Томас?
— Я его убью. Дай только… Макс… Извини.
— Что происходит? — спросила Макс.
— Нам нужно явиться по месту службы. Немедленно. Можешь отвезти девушек в казарму?
— Дела? — В голосе ее звучал неподдельный интерес.
— Угу. Сволочи… Мыш, они ведь говорили — больше никакой совместной работы.
Мыш пожал плечами.
— Я отвезу их домой, — пообещала Макс.
Поцеловав ее, Перчевский повернулся к Грете:
— Мне нужно бежать, милая. Прости. Мне в самом деле очень жаль.
— Томас, идем. Старик шутить не любит.
— Погоди, черт бы тебя побрал! Не знаю, как долго меня не будет, Грета. Если тебе что-то понадобится — звони по моему номеру. Или свяжись с Макс. Хорошо, Макс?
— Конечно, — без особого энтузиазма ответила Макс.
— Томас?
Помахав рукой, он снова поцеловал Макс, потом Грету и поспешил следом за Мышом.
— До свидания, капитан, — печально крикнула вслед Грета.
От злости он готов был освежевать Бекхарта тупым ножом.
Но такой возможности ему не представилось. Едва они с Мышом оказались на территории Бюро, тут же угодили в водоворот подготовки к очередной миссии.
Последовали жесткие и безжалостные тренировки, во время которых никто толком ничего не объяснял. Так продолжалось круглые сутки, во сне и наяву, и через несколько недель Перчевский настолько вымотался, что уже не соображал, кто он такой. Его поддерживали лишь крошечные негасимые искорки злости.
После тренировок его отправили к психологам, а оттуда к медикам. В течение недели он каждый раз открывал глаза на новом операционном столе. Затем за него снова взялась группа подготовки. Пока он приходил в себя, его заставляли читать. А когда он спал, компьютеры вгоняли информацию под давлением прямиком в мозг.
Драконы в ночи. Золотые китайские драконы. Звездные ловцы… Что, черт возьми, все это значило? Кто такой Мойше бен-Раби? Что стало с Корнелием Перчевским?
Иногда он кричал и сопротивлялся, но они были столь же упрямы, как сама энтропия, продолжая создавать из него нового человека.
Столь интенсивной и обширной подготовки он не проходил еще никогда.
За все это время он видел Мыша лишь дважды. Они вместе проходили интенсивное гипнообучение, снабжавшее информацией о звездных ловцах, но больше не пересекались, пока не встретились в кабинете начальника. Перчевский считал, что их готовят к разным миссиям, пока за них не взялся лично сам адмирал.
— Парни, — сказал Бекхарт, — вы только что прошли через ад. И этому подверг вас я. Я не горжусь этим и страдаю точно так же, как и вы. Мне не нравятся подобные меры, но вам придется поверить мне на слово, что иначе было невозможно. И я знаю, что ты по этому поводу думаешь, Томми. Я тебя не виню. Но все же постарайся поверить, нам крайне необходимо как можно скорее привести звездных ловцов в состав Конфедерации.
Таково было начало односторонней дискуссии, продолжавшейся более трех часов. Бекхарт говорил не останавливаясь, ни разу не ответив на вопросы, которые Перчевский считал вполне уместными.
— Вы обещали, что мы больше не будем работать в одной команде, — однажды возразил он.
— Я в самом деле это говорил, Томми. Но это самое срочное из всех срочных заданий, которые у нас когда-либо были. Директор разведки Флота велела мне поручить его лучшим. Она выбрала вас. Господи, Томми, это всего лишь на пару недель. Ты что, не выдержишь столько с Мышом?
— Это вопрос принципа…
Бекхарт сделал вид, будто не слышит, и сменил тему.
Еще не успев толком понять, что происходит, Перчевский оказался на борту военного корабля, направлявшегося к низовьям Рукава. К планете, которая в галактических масштабах находилась на расстоянии вытянутой руки от Сломанных Крыльев.
Ему это не понравилось. Слишком уж большим было искушением судьбы.
И вообще, во всем, что касалось этой миссии, ему не нравилось ничего.
Ему даже не позволили попрощаться. Едва он вышел из кабинета Бекхарта, его окружили громилы из Бюро…
— Эй, Мойше, — весело сказал Мыш через час после того, как они оказались на борту, — пойдем в кают-компанию и сыграем в шахматы?
15. Год 3048Операция «Дракон»: «Данион»
«Данион» становился уютным, словно старый, хорошо разношенный ботинок.
— Что-то совсем тоска заедает, — пожаловался Мыш к концу третьего месяца.
— Что? — переспросил бен-Раби. — Постоянно развлекаешься, женщины с тебя не слезают — и тебе вдруг скучно?
— Именно так, напарник. Как говорил герой анекдота: «Бабы — конечно, здорово, но что делать остальные двадцать три часа?»
Эми что-то сказала, но Мойше не расслышал.
— Если ты так считаешь, — рассмеялся в ответ Мыш, — можешь сама таскать свои чертовы книги.
Они переносили ее вещи в каюту Мойше. Бен-Раби эта идея не особо вдохновляла. Он даже толком не понял, как она вообще возникла. Эми и Мыш попросту загоняли его в угол. В итоге переезд начался, а он так и не сказал «нет».
Мойше предпочитал жить один. Необходимость делить с кем-то жилье он воспринимал как наказание. Одно лишь присутствие Эми предопределяло повышенные требования… Но, по крайней мере, кто-то будет рядом на случай приступа головной боли.
Мыш и Эми продолжали пререкаться. Мыш ее дразнил, но Эми говорила вполне серьезно. Мыш ей не особо нравился.
Приступы мигрени теперь случались у бен-Раби несколько раз в неделю, и это его пугало. Голоса и видения… Он думал, что это может быть опухоль, но врачи-сейнеры не воспринимали его жалобы всерьез. Они давали ему таблетки обезболивающего и говорили, что беспокоиться не о чем.
Последние десять дней он постоянно сидел на лекарствах. Он побледнел, осунулся, ослаб и весь дрожал.
Казалось, одной Эми небезразлично его состояние, но почему — она не говорила.
Глубоко засевший старый страх, что он сходит с ума, имел под собой все больше оснований.
«Чертовски удачное время, чтобы обзавестись любовницей», — подумал он, сбрасывая на постель охапку одежды. Их отношения сковывали его по рукам и ногам.
И постоянно возвращавшиеся воспоминания об Элис ничем не помогали — лишь внушали страх и сбивали с толку.
Он не мог понять, почему его навязчиво преследует старый и давно мертвый роман. То был лишь еще один симптом происходящего сейчас. Но это чертовски его пугало.
На Сломанных Крыльях он выглядел в точности тем жестким и крутым персонажем, которого изображал. Теперь же, по прошествии неполного года, он превратился в бесхребетного нытика… В приступе ненависти к самому себе он попытался пинком отправить стул к другой стене каюты, но тот не двинулся с места. Вся мебель на корабле была привинчена к полу.
Он мрачно продолжил прерванное занятие.
— Мойше, мне нужна твоя помощь, — сказал Мыш через месяц после переезда.
В голосе его звучали жалобные нотки.
— Что такое? Помогу, чем смогу.
Мойше оглянулся, убеждаясь, что Эми все еще в женском гальюне.
Его удивил тон напарника, совершенно тому не подходивший.
— Придумай что-нибудь, чтобы я ее не замочил.
Бен-Раби проследил за взглядом Мыша, который был прикован к женщине-сангари, будто перекрестие прицела винтовки наемного убийцы.
— Она действует мне на нервы, Мойше. Она выводит меня из себя. Я не могу нормально спать. Я лежу и думаю, как бы мне… И всегда помню, что она там, дальше по коридору. Это все из-за той заварушки на Черномире. Никак не могу выкинуть ее из головы. А я думал, что все давно под контролем.
— И ты тоже? Что, черт побери, сотворил с нами Бекхарт?
К его удивлению, Мыш наконец сознался, что имел отношение к войне на Теневой Черте. Похоже, напарник и в самом деле жил в невыносимом стрессе.
— Главное — самодисциплина, Мыш. Для меня иного варианта нет. И возможно, еще мысль о том, что нужно сохранить себя для более важной цели. Эта баба не стоит того, чтобы ради нее сгореть.
— Она — королева в этой игре. И ставки высоки, как никогда, Мойше. Сам на нее посмотри. Никогда еще не видел, чтобы кто-то был настолько уверен в выигрыше. У нее такой вид, будто ей выпал флеш-рояль пиковой масти.
— Ты путаешься в метафорах.
— К черту метафоры, Мойше. Мне нужна помощь.
«Господи, — подумал бен-Раби. — Я одной ногой стою в психушке, а мой напарник плачется, чтобы я ему помог. Еще немного, и одному психу придется оберегать другого, чтобы у него крыша вконец не поехала».
— Давай обсудим это с Киндервоортом.
— Ну уж нет. Это наше семейное дело. Даром Ярл ничего не получит. Как твоя голова?
— Врачи утверждают, что ничего страшного. Странно, конечно, — с чего же она у меня столь чертовски болит? Но может, это и правда. Какое-то время я думал, что это опухоль, а меня просто утешают, чтобы я не паниковал. Но когда я наконец убедил их меня обследовать, сканы ни