Состав ядовитого снадобья Кора, которое Дуй всыпал в тесто, отпечатался у него в памяти на всю жизнь: горсть морщинистых орешков черногорки перетолочь с белыми цветками лихорадочной травы, добавить две горсти блестящих кожистых листьев болотной одури и стакан сока болиголова, выжатого из его пятнистых стеблей; чтобы отбить неприятный мышиный запах, бросить горсть розовато-лиловых цветков мяты; все перемешать и поставить на две недели бродить; процедить и выпарить на солнце. Пара заклинаний, и полученного снадобья, размером с большой лесной орех, достаточно, чтобы отравить целую деревню…
Поздним вечером по спящей деревне прошли два старика с посохами в руках и с перекинутыми через плечо котомками. Постучавшись в один из домов, они коротко переговорили с хозяевами и вскоре подошли к неказистому на вид дому деревенского пекаря.
Дворовый пес добродушно полаял и с интересом обнюхал их сбитые в долгой дороге башмаки. Пока разбуженные стуком хозяева зажигали в доме свечу и радушно отворяли путникам дверь, старики стояли молча. Их обветренные морщинистые лица были суровы, а слезящиеся глаза невеселы. Дело, по которому они пришли в этот гостеприимный дом, тяжким грузом лежало у них на душе, но оно было слишком важным, и путники собирались его выполнить.
Старики отказались от скромного угощения, и пекарь с женой насторожились. Если гость не хочет разделить с хозяевами предложенный ему хлеб, значит, он пришел с плохими вестями или намерениями. Будто услышав эти мысли, нежданные ночные гости отщипнули по кусочку от пирога и съели, запив водой.
После все долго сидели молча в полутемной комнате, где горели всего две свечи. Это странное молчание прервал высокий старик с длинной бородой. Глядя в темное окно, он рассказал старинное предание о черном волке-оборотне, который века назад охотился в здешних местах за людьми. Зверь был безжалостен и неуловим…
Пекарь выслушал старика и обратился к нему, уважительно называя незнакомого человека отцом:
— Отец, мне известно это предание. Его я слышал от своей матери. Но неужели ты пришел с другого конца долины, чтобы рассказать мне эту сказку?
— Это не сказка, — возразил старик. — Волк появился опять. Он спустился с гор прошлым летом, и он такой же, как в предании, — жестокий, коварный убийца, враг человеческого племени, оборотень, рожденный людьми и проклинаемый людьми…
Пекарь и его жена в тревоге переглянулись, пытаясь понять, почему незнакомый старик рассказывает это именно им и сейчас, поздней ночной порой.
Опустив глаза, старик выговорил:
— По преданию, оборотень может вновь появиться только в королевской семье…
— А почему, отец, это все ты рассказываешь мне… и таким странным тоном? — запинаясь, проговорил пекарь. Какое-то неясное тоскливое предчувствие томило его.
— Потому что ты потомок королей, Ладислав. Ты должен сам понять, к чему я веду этот разговор. Где твой старший сын?
— Какой же я король? — криво усмехнувшись, сказал пекарь. — Я бедный.
— Ты происходишь из древнего королевского рода, и ты единственный, кто остался. Ты и твои дети.
— Моя мать прожила почти девяносто лет и к концу жизни стала не вполне здоровой, принялась рассказывать всякие небылицы. Но это все пустое…
— Я это знаю не от твоей матери. У тебя голубая кровь.
Пекарь в сердцах схватил со стола нож и полоснул лезвием по среднему пальцу на левой руке. На чистый глиняный пол закапала ярко-алая кровь.
— Ну?! Голубая? — торжествуя, обратился пекарь к старикам, пристально глядящим на кровь.
Те печально кивнули.
— Голубая, — сказал старший.
Не веря своим глазам, пекарь вновь посмотрел на красные пятна на полу.
— Жена, — обратился он к женщине, сидящей за столом, — посмотри… Какого цвета эта кровь?
— Цвета неба, — не глядя, сдавленным голосом ответила та и тихо заплакала.
Пекарь растерянно опустился на стул и сгорбился.
— Где твой сын, Ладислав? — помолчав, спросил второй старик, что был пониже ростом.
— Он работает в артели лесорубов… уже почти год… Недавно он принес нам денег.
— Сколько?
— Десять золотых монет.
Старики зашевелились, с осуждением покачивая головами.
— Я не обманываю! — горячо повторил пекарь. — Десять золотых монет! Мы, правда, почти все уже раздали… Людям сейчас живется несладко…
— Мы верим тебе, Ладислав, не в этом дело… Ты не спросил, откуда у него столько денег?
— Это деньги почти за целый год работы.
— Ты совсем не знаешь жизни… Столько лесорубу и за пять лет не заработать.
Пораженный пекарь надолго замолчал. Его маленькая, похожая на девочку жена, сидевшая все это время неподвижно, измученным голосом произнесла:
— Чего вы хотите от нас? Мы любим нашего мальчика… — Она подняла на стариков глаза и вдруг выкрикнула, сердито застучав маленьким кулачком по столу: — Я не верю вам! Не верю, что он оборотень!
— А когда убедишься в этом… ты… убьешь его?.. — спросил высокий старик.
Женщина вскочила на ноги, настежь распахнула входную дверь и закричала, захлебываясь слезами:
— Уходите прочь! Прочь отсюда!
Пекарь, тяжело поднявшись, обнял плачущую жену, усадил ее на стул и закрыл дверь. Второй старец достал из котомки сложенный кусок грубого льняного полотна и развернул его. Бурые пятна покрывали белую ткань. Старик поднес полотно поближе к женщине и сурово произнес:
— Посмотри хорошенько, Софья. Это другая мать заворачивала в эту ткань своего ребенка, которого загрыз волк…
С застывшим взглядом, жена пекаря раскачивалась на стуле, из глаз ее катились крупные слезы.
— Если мы убедимся, что волк — это наш сын, — глухо сказал пекарь, — я сам убью его.
Не соглашаясь, старики покачали головами.
— По преданию, волка-оборотня может убить только женщина, — сказал первый старик, и оба гостя посмотрели на жену пекаря.
— Нет, — сказала та, глядя куда-то сквозь стену.
— Волк не различает, кто перед ним, и может так случиться, что он убьет кого-нибудь из твоих остальных шестерых детей! Ты должна сделать то, о чем мы просим.
— Нет, — ответила женщина.
Пекарь сидел, опустив голову. Старики молчали, опершись на посохи. Вдруг в проеме двери, ведущей в другую комнату, появилась высокая светловолосая девочка лет четырнадцати. В руках она держала ружье.
— Я все слышала, — сказала она. — Я убью волка. Не плачь, мама. Он всегда нас всех ненавидел, я знаю, и братья это знают. Я умею обращаться с ружьем, — повернулась девочка к старикам, которые с сомнением смотрели на нее. — Недавно я подстрелила рысь.
— Доченька, ведь он твой брат! — закричала жена пекаря.
— Он волк! — сердито выкрикнула девочка. — Он убивает людей, а ты сидишь тут и жалеешь его! Ненавижу его! Когда в следующий раз он придет домой…
— Он больше не придет, — раздался с печи тоненький детский голосок, и из-за занавески высунулась взлохмаченная голова пятилетнего малыша. — Когда сегодня он уходил к себе, в лес, я бегал во дворе и налетел на него. Он меня пнул и говорит: "Хорошо, что я вас больше никогда не увижу…"
Старики встревоженно переглянулись.
— Почему он так сказал? Он приходил сегодня? — спросил высокий старик пекаря. — Что он делал?
— Посидел у меня в пекарне… Помог замесить тесто… — Пекарь кивнул на остатки праздничной выпечки на столе.
Старик взял подсохший кусок пирога, задумчиво посмотрел на него и понюхал. Пирог слабо отдавал запахом мяты.
После встречи с отцом Дуй весь день бродил по лесу, переворачивая старые трухлявые пни и выковыривая из рыхлой земли под ними жирных желтых червей. С первого же дня ведьма взяла его в оборот. Не успел Дуй вернуться с развалин замка, как старуха погнала его в леса.
— Пора приниматься за работу, — сказала она.
За каждое, даже самое ничтожное, заклинание, которому колдунья обучала своего ученика, она требовала слишком многого. С огромным риском для себя черный волк охотился за людьми, и чем дальше, тем труднее было для него приносить в жертву старухе человеческие жизни. Но еще противнее было ему, королю, ползать на коленках по земле, выискивая, как сейчас, лесных червей, собирать липкую паутину непременно с молоденьких, одиноко стоящих осин, дрожать от холода, подкарауливая первую, самую чистую, росу на высоких упругих травах в долине, — да мало ли работы находилось для него у сумасшедшей, ополоумевшей бабки.
Она жила долго, и хотела жить еще дольше. Мало того, она мечтала помолодеть, стать юной и обворожительной. Иногда ей удавалось украсть чужой голос, но владела она им обычно очень недолго. Когда Дуй только познакомился с ней, ее прелестный голос быстро сменился на отвратительный скрипучий сип.
— Противная девчонка бросилась со скалы и забрала с собой мой чудный, нежный голосок, — плаксиво пожаловалась она. — Не скоро теперь попадется такой же красивый…
Порой на ее лице вдруг появлялся изящный женский носик или почти лысую голову неожиданно покрывали густые длинные волосы. Тогда бабка была вне себя от восторга и охотнее делилась с Дуем секретами своего волшебства. Но время шло, а он по-прежнему считал, что достиг еще немногого. Вот если бы проникнуть в пещеру, куда бабка ни разу его не впустила…
Власть колдуньи над ним настолько тяготила его, что частенько он подумывал над тем, чтобы избавиться от мерзкой старухи, но бабка легко читала его мысли и в отместку заставляла выполнять самую грязную работу даром, неделями не обучая своего ученика ни одному заклинанию. Они оба нуждались друг в друге, но это был союз, замешанный на соперничестве и взаимной ненависти.
… Когда вечером Дуй вернулся к пещере, бабка сидела на ее пороге, страшная, противная, и слепящие потоки огибали ее сгорбленную, плохо скроенную фигуру. С нетерпением выхватив из рук Дуя глиняный черепок с червями, она жадно затолкала их себе в рот, вызвав у Дуя приступ тошноты, и, чавкая, съела.
— Это улучшает цвет лица, — сообщила она. Ее новый, молодой голос снова исчез, и она страшно сипела.