– Там мы будем спать, – объявил он.
– Он нам не по пути, – возразил я. – Почему нельзя спать прямо тут?
– Нам нужны укрытие и огонь. Хольгрим не обидится, если мы туда придем.
– Что за Хольгрим?
– Это его хижина там стоит.
Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки: так бывает, если в разговор вступают призраки. Не то чтобы меня беспокоили призраки – только люди, верящие в них.
Дальше мы шагали молча. Когда мы подошли к хижине, Вула, ворча, все обнюхала. Постройка была сложена из бревен, ошкуренных, покрытых резьбой и покрашенных в красный, зеленый и черный. Крутая остроконечная крыша, крытая кровельным сланцем, пара каменных труб и несколько окошек с цветными стеклами. Когда мы вышли на расчищенный участок, великан приостановился, опираясь на посох и оглядывая все вокруг. Дом выглядел хорошо сохранившимся. Впрочем, на него пошли камни и бревна из этой же местности. Неудивительно, что он хорошо выдерживал здешний климат.
– Прислушайся, Карл Паттон, – сказал великан. – Тут почти что слышен голос Хольгрима. На миг может показаться, что сейчас он распахнет дверь и поприветствует нас.
– Если не считать того, что он мертв.
Я прошел мимо него к здоровенной деревянной черно-фиолетовой двери – по размеру она вполне бы подошла Нотр-Даму. Я потянул громадную железную задвижку двумя руками, но не преуспел. Джонни Гром сдвинул ее пальцем.
В большой комнате было холодно. Иней, лежавший толстым слоем на фиолетовом деревянном полу, хрустел под ботинками. Несмотря на густую тень, я разглядел на высоких стенах звериные шкуры, зеленые, и красные, и с золотым мехом, яркие, как китайский фазан. Имелись и другие трофеи – громадный череп с клювом, трех футов в длину, с рогами, протянувшимися вперед, словно крылья из белой слоновой кости, что заканчивались кинжальными остриями, посеребренными, с черной окантовкой у основания; обтянутая кожей голова, сплошь состоявшая из челюстей и зубов; потускневший боевой топор десяти футов в длину, с фигурным лезвием. В центре комнаты, между двумя очагами размером с городскую квартиру, стоял длинный стол. Я заметил отблески света на больших металлических кубках, блюдах, столовых приборах. Вокруг стола стояли стулья с высокими спинками, а в дальнем конце, лицом ко мне, в большом кресле сидел седобородый великан с мечом в руке. Собака заскулила, и этот звук превосходно передал мои чувства.
– Хольгрим ждет нас, – послышался рядом со мной тихий, низкий голос Джонни. Мой спутник прошел вперед. Я стряхнул оцепенение и последовал за ним. Подойдя поближе, я увидел, что сидящий великан покрыт ледяной коркой: лед блестел на бороде, на руках, на открытых глазах.
Лед также покрывал стол, посуду, глянцевитое черное дерево стульев. Обнаженный короткий меч примерз к столу. Когти Вулы громко скрежетнули по полу, когда она прокралась следом за хозяином.
– Вы не хороните своих мертвых? – выдавил я. Голос мой прозвучал резковато.
– Он велел своим женщинам приготовить ему все это, когда почувствовал приближение смерти.
– Почему?
– Это секрет, который Хольгрим не выдаст.
– Нам лучше устроиться снаружи, – сказал ему я. – Тут не дом, а холодильник.
– Огонь это исправит.
– Тогда наш друг растает. Пожалуй, я предпочту, чтобы он сохранил свой нынешний вид.
– Небольшой огонь, лишь для того, чтобы согреть еду и получить угли, рядом с которыми можно будет лечь.
В ящике у двери лежали дрова, темно-красные, твердые, как гранит, – и подходящей длины. Подходящей для моего спутника, конечно. Он передвигал восьмифутовые поленья восемнадцатидюймовой толщины, словно хлебные палочки. Должно быть, в них было полно летучих смол – они вспыхнули с первой спички и загорелись с ревом, издавая запах мяты и камфоры. Большой Джонни сварганил смесь из горячего вина и какого-то тягучего сиропа из горшка на столе, с которого сбил лед, и вручил мне полугаллонную кружку этого добра, крепкого, но неплохого, которое при первом глотке напоминало на вкус скипидар, а потом – сущую амброзию. Еще там были замерзший хлеб, и сыр, и суп, который гигант помешивал в большом горшке на огне. Я съел все, что мог, и еще немного извел впустую. Себе мой объемный друг взял спартанскую порцию и, прежде чем выпить, отсалютовал кружкой хозяину дома.
– Давно он умер? – спросил я.
– Десять наших лет назад. – Великан помолчал, потом добавил: – Больше ста по стандартам Лиги.
– Это ваш друг?
– Мы дрались, но потом снова пили вино вместе. Да, он был моим другом.
– А давно вы тут… одни?
– Девять лет. Дом Хольгрима оказался чуть ли не последним, которого коснулся мор.
– Почему мор не убил вас?
Джонни покачал головой:
– Вселенная тоже любит шутить.
– Как это было? Когда все они умирали?
Здоровяк поместил кружку в ладонях, глядя мимо меня, в огонь.
– Сперва никто ничего не понял. Мы здесь не знали болезней – до появления первых гостей. Нашими врагами были ледяные волки и скорпионы, лавины и убийственный мороз. Это было ново – враг, которого нельзя увидеть. Некоторые умерли, ничего не понимая, другие бежали в леса, но рок настиг их и там. Оксандра убил своих маленьких сыновей и дочерей, прежде чем удушающая смерть добралась до него. Джошал стоял в снегу, вращал боевой топор и посылал насмешки в небо, а потом упал и больше не встал.
– А ваша семья?
– Как видишь.
– Что?
– Хольгрим был моим отцом.
Остальные члены семьи – брат, дядя, мать и несколько сестер – ушли поодиночке, когда подошло время, и отправились в горы, на вершину, что звалась Хель. Джонни не знал, зачем они это сделали. Но я понимал: так лучше, чем обременять умирающих трупами, о которых надо позаботиться.
Джонни все это, кажется, не слишком трогало. Вид у него был слегка скучающий.
– Расскажи мне о своем мире, Карл Паттон, – предложил он. – Там все такие, как ты, – маленькие, но сильные духом, способные на такое?
Я сказал ему, что я – исключение. Что у большинства людей хватает ума сидеть дома и наслаждаться жизнью. Он кивнул и сказал: «Прямо как у меня». Я заметил, что почти у всех них куда больше развлечений, чем у него, рассказал о разных чудесах – Три-Д, электронном гольфе, картах, игральных костях, алкоголе, – притворившись, что все это очень нравится мне.
– Я бы хотел иметь инструменты, Карл Паттон, – сказал Джонни. – Такие, как в Большом каталоге. Для работы с нашим местным камнем и деревом. Вот это было бы удовольствие! – Он посмотрел на свои ручищи. – Умение в них есть, я знаю. Творить красоту из грубой материи – великое дело, Карл. У тебя есть дома такие инструменты?
Я сказал ему, что в юности сделал несколько моделей кораблей, прежде чем с головой ушел в «полную приключений» жизнь вольнонаемного космонавта.
– И вот у меня появился собственный корабль, – объяснил я: похоже, моего друга это заинтересовало. – Роскошный лайнер, переделанный из захваченного линейного корабля хакков. Вооружение я сохранил, просто на всякий случай, но, видимо, многие решили, что я не прочь им воспользоваться. Я обнаружил, что могу торговать с самыми адскими портами на Арме, полными бандитов, и Банда не издаст ни единого писка. В один непрекрасный день меня остановил флотский эсминец; на мой корабль послали призовую команду и взяли его на буксир. Заявили, что у меня на борту нашли контрабанду. Потом капитан эсминца предложил мне выход из положения. Примерно тогда я понял, что сам себя одурачил. Банда перехватила эсминец и подсунула мне розовую дурь. Не важно, как она там очутилась: если бы на меня натравили настоящие военные суда, я бы попал. Никакие объяснения не помогли бы, но у меня все-таки был выход…
– И ты, конечно же, сказал этим негодяям: «Делайте, что хотите», да, Карл? Всякий настоящий мужчина поступил бы так.
– Не совсем, – сказал я ему. Мне почему-то хотелось сохранить лицо. – Я выслушал их предложение и притворился, будто согласен.
– Опасная игра, Карл, – очень серьезно сказал великан. Я пожал плечами и развел его на рассказ об охотничьем ледяном волке, местном членистоногом – нечто вроде человекоядного паука, только покрытого превосходным мехом. Охотничий теплокровный тарантул десяти футов в высоту – не моя добыча, так я ему и сказал. Я не спал уже почти двадцать часов и поэтому задремал, пока Джонни вещал о великой схватке между волками и скорпионами за господство над этим поселением, после того как снежный патруль перестал существовать.
Мы спали, завернувшись в шкуры, которые Джонни Гром снял со стен и согрел над очагом. Он оказался прав насчет тепла. Пламя растопило иней в полукруге радиусом в десять футов, но никак не подействовало на остальную комнату. Вскоре после полудня мы вышли в путь. Я торопился, как только мог. Через восемь часов пути по все более сложной местности, поднимавшейся вверх, здоровяк поставил это мне на вид.
– Я меньше тебя, но это еще не значит, что я не в форме, – сказал я ему. – И я привык к более высокой силе тяжести. А что, для тебя это чересчур? – добавил я, будто бы небрежно, хотя очень внимательно ждал ответа. Пока что Джонни выглядел как новенький.
– Для меня вполне нормально. Нетрудная дорога.
– Карта говорит, что вскоре она станет труднее.
– Высота скажется на мне, – признался он. – Однако я смогу идти еще некоторое время. Но Вула страдает, бедная тварь.
Собака валялась на боку, напоминая дохлую лошадь – если бы, конечно, дохлая лошадь могла махать хвостом, заслышав свое имя, и если бы ее ребра тяжело вздымались из-за вдыхания разреженного воздуха. Я имею в виду, разреженного по меркам Вангарда. Давление кислорода по-прежнему было выше земного.
– Почему бы не отослать ее обратно?
– Она не пойдет. А мы будем рады иметь ее при себе, когда придут снежные скорпионы.
– Опять за свое? Вы точно их не выдумали? Это место выглядит безжизненным, словно каменоломня, в которой вырубают надгробные плиты.