Сенатор не ответил. Его лицо как-то странно дрожало; издалека донесся высокий певучий звук. Я попытался встать, но не почувствовал ног. Сенатор склонился надо мной, что-то крича, но слов я не разобрал. Их заглушил гул, словно я был в тоннеле и на меня надвигался поезд. Силы куда-то исчезли, и я стал падать, а поезд умчался в темную бездну, издавая жалобные звуки, постепенно растворившиеся в небытии.
Я лежал, ощущая спиной горячий песок, лицо горело на солнце, словно я стоял у доменной печи. По мне бегали огненные муравьи, кусая там и сям, выбирая места, где повкуснее. Я попытался шевельнуться, но руки и ноги были связаны.
– Ты проклятый трус, – сказал кто-то.
– Будьте вы прокляты, я сделал все, что мог! Но я мало что мог!
Голоса неслись откуда-то с неба. Я попытался приподнять веки, чтобы увидеть, кто говорит, но они задеревенели, как и остальные части тела.
– Это ваша личная ошибка, Берделл, – раздался еще чей-то голос.
Этот голос заставил меня вспомнить о ком-то. Трайт. Трайт Ленвилл. Имя из давно забытого прошлого. Оно не походило на имя ни одного человека, которого я знал.
– Моя ошибка, черт побери! Вы были тайными лидерами и знали, что делали. А я прошел через ад, говорю же вам. Вы не знаете, что это такое.
– Вы бросили все, убежали. Да вас застрелить мало!
– Заткнитесь вы все! – рявкнул кто-то еще, и я узнал этот голос: Большой Нос. – Ллойд, верни все в первое положение. Барделл, будь готов…
– Да вы все с ума посходили? Разве мне недостаточно…
– Вы возвращаетесь. Вы – ни на что не годный путаник, но, кроме вас, у нас никого нет. И не спорьте. Время уже на исходе.
– Вы не можете так поступить. Я потерял уверенность. Больше не верю в метод. Это было бы убийство…
– Самоубийство, – прервал его Большой Нос, – если вы не встряхнетесь и не встретите его. Мы доверяем вам. Отступать уже некуда.
– Мне нужна помощь. По крайней мере, дайте мне… Вы же сами сказали, что это ничему не повредит.
– Как насчет этого, Ллойд?
– Ладно, ладно, только уймитесь. У меня и так уйма хлопот.
Они говорили что-то еще, но все утонуло в новом звуке.
Поднявшийся ветер был горячим, как жгущая кожу паяльная лампа. Он гудел надо мной, рассекая небо, и темнота Ниагарой хлынула внутрь черепа, смывая голоса, муравьев, пустыню и меня самого…
Я открыл глаза. Напротив меня сидела девушка, которая уже не куталась в лисью шкуру, и глядела на меня с тревожным ожиданием.
– Вы в порядке? – спросила она голосом, напоминавшим воркование голубей.
Или весенний ветерок среди нарциссов. Или журчание счастливых вод. Или просто голос. Вероятно, я еще не отошел от шока.
– Вовсе нет, – ответил я, словно управлял голосом при помощи дистанционного устройства. – Больше всего мне сейчас хочется залезть на люстру и петь йодль[15]. Только годы тренировок останавливают меня, да еще застарелый ревматизм. Сколько времени я был?..
– Вы имеете в виду… – нахмурилась она.
– Правильно, детка. В отключке. Замороженным. Под дозой. Ну, вы понимаете – без сознания.
– Вы просто лежали здесь. Выглядели немного странно, поэтому я…
– Так они заполучили его, да?
– Его? Вы имеете в виду вашего брата? Он просто уехал.
– На чем уехал? Скорее уж, ушел. Мой бедный приятель был пьян. С чего вы решили, что он мой брат?
– Я… просто подумала…
– Не уверен, стоит ли спрашивать, куда его увезли или зачем?
– Я не понимаю, о чем вы.
– Вот в этом месте, как предполагается, я должен обработать вас своей дубинкой и выведать все ваши тайны. Но, говоря откровенно, милая, мне сейчас не до них.
Я встал. Это не пошло мне на пользу, и я тут же сел.
– Вам не стоит подниматься.
– А вам что до этого, куколка?
– Да нет, ничего. Просто…
Она не закончила фразы.
– Возможно, в другой раз.
Я снова встал. На этот раз вышло получше, но голова все еще казалась мешком с гравием.
– Пожалуйста, подождите! – сказала она, положив руку мне на запястье.
– В другое время я задержался бы, но долг зовет. По крайней мере, что-то зовет.
– Вы больны, вам плохо…
– Простите, детка, но я к этому привык. Извините, что не могу дать чаевых, но я оставил бумажник в другом костюме. Между прочим, вы когда-нибудь слышали о «Ластриан Конкорд»?
Девушка не ответила, только покачала головой. Когда я обернулся – уже у двери, – она все еще не сводила с меня прекрасных огромных глаз. Я подождал, пока между нами не закроется дверь, и вышел на улицу. Падал снежок. В тонком слое слякоти на тротуаре четко выделялись следы сенатора, и я побрел в ту сторону, слегка пошатываясь, но постепенно возвращая себе форму.
Следы вывели меня туда, где мы с сенатором совершили дерзкий побег от убийц – или от кого мы там сбежали, если вообще сбежали? Заканчивались они на том месте, где мы высадились с грузовика. Лавка портного была по-прежнему закрыта. Но мне показалось, что манекен, второй слева, следит за мной.
– Будь моим гостем, приятель, – сказал я ему. – Мы с тобой одной крови.
Он не ответил, что меня вполне устраивало.
Я чувствовал себя слабым, как новорожденный бельчонок, и примерно таким же умным. Запястья и лодыжки болели. Мне хотелось лечь на что-нибудь мяконькое и ждать, пока со мной не произойдет что-нибудь хорошее. Но вместо этого пришлось ждать, спрятавшись в темном дверном проеме. Я не знал, чего жду. Я думал о девушке. О ней было приятно думать. Я думал о том, была ли она галлюцинацией, порожденной той гадостью, которой меня накачали. Мне захотелось вернуться и проверить, но в этот момент из переулка вышел и стал переходить улицу какой-то человек. Несмотря на темный плащ и шляпу, я узнал его: потрепанного вида рыжий, что заявился ко мне в отель и пригласил на встречу с Советом.
Он поглядел направо и налево, затем повернулся и бодро зашагал по тротуару. Я смотрел ему вслед, пока он не поравнялся с углом, затем пошел следом. Когда я добрался до угла, его и след простыл. Я миновал темный проход как раз в тот момент, чтобы увидеть, как в конце его останавливается вращающаяся дверь. Пройдя через нее, я оказался в маленьком вестибюле с полом, украшенным черно-белой мозаикой – маленькими прямоугольничками, уложенными зигзагом – точь-в-точь как мои мысли. Наверх вела лестница, и я услышал шаги. Человек, казалось, спешил, и я быстро последовал за ним.
Двумя пролетами выше подъем заканчивался темным коридором. В дальнем его конце из-под двери пробивался слабый зеленоватый свет. Мои ноги бесшумно ступали по зеленому ковру. Из-за двери тоже не доносилось ни звука. Стучать я не стал – просто нажал ручку и вошел.
Хороший ковер, шкаф для хранения документов, стул, стол. За столом сидела, улыбаясь мне, кобра в сером костюме в полосочку.
Ну, может, не кобра. Ящерица. Бледно-фиолетовая, местами синеватая, с белым горлом. Гладкая блестящая чешуя. Округлая морда, глаза без век, безгубый рот. Нечто нечеловеческое. Нечто, откинувшееся на спинку кресла, небрежно повело тем, что можно было счесть рукой, и произнесло:
– Ну, мистер Флорин, вы удивили нас всех.
Голос был легок и сух, как лепестки старой розы.
Я достал пистолет и направил на него. Он зажег нечто похожее на сигарету и выпустил дым из двух маленьких, безносых дырочек посреди лица.
– Вы – часть первого кошмара? – спросил я. – Или это двойной сеанс?
Он рассмеялся хорошим, дружественным, расслабленным смешком, какой редко можно услышать от рептилии. Может, он действительно был доволен моим вопросом.
– Забавный вы парень, Флорин, – сказал он. – Но что вы хотите сделать? Что вы ищете в этих призрачных комнатах, в этих коридорах с привидениями, а?
– Вы не учли улицы, тоже находящиеся во власти призраков, – сказал я. – Сдаюсь. Действительно, что я ищу?
– Позвольте дать вам дружеский совет, Флорин. Отпустите его. Перестаньте искать, прекратите вынюхивать. Пусть жизнь течет мимо вас. Примите то, что будет. Флорин, вы деловой человек, а не мыслитель. Примите события такими, каковы они есть.
– По одному или все сразу? – Я поднял пистолет и навел его прямо в середину улыбки. – Давайте рассказывайте. Что хотите. Но если мне не понравится, я начну стрелять.
Улыбка рептилии плавала в прозрачной дымке сигаретного дыма. Когда я попытался заговорить, послышался какой-то скрип – он исходил из моих легких, в которых не осталось воздуха – лишь плотный розовый туман. Я попытался нажать спусковой крючок, но, казалось, был приварен к месту. Я сильнее напряг палец, скрип сделался громче, дымка сгустилась и стала завихряться вокруг красных глазок, которые мерцали в море мрака, как две исчезающие искорки, затем мигнули и погасли.
Девушка сидела напротив меня, на ней было облегающее синее платье, мерцавшее, словно отполированная рыбья чешуя. Она смотрела на меня с тревожным ожиданием, как орнитолог, наблюдающий за странной птицей.
– Неправильно, – сказал я вслух. – У орнитологов не бывает таких прекрасных глаз.
Звук моего голоса поразил меня самого.
– С вами все в порядке? – спросила девушка голосом текучим, как мед, нежным, как утреннее облачко, и сладостным, точно музыка – в общем, прелестным. – Ваш друг ушел, – добавила она со взволнованным видом.
Я огляделся. Я сидел в пивной, за столиком, тем же, что и в прошлый раз. Сенатора нигде не было видно – как и человека в сером, и зеленого автомобиля.
– Не поймите меня неправильно, – сказал я. – Я вовсе не из тех пьяниц, что обретаются здесь постоянно. Почему вы решили, что он мой друг?
– Я… я просто подумала…
– И долго я был в отключке?
– Точно не знаю. Я имею в виду, вы просто сидели здесь. Выглядели немного странным и… – Голос ее затих.
Я потер виски, за которыми пульсировало что-то тяжелое.