– Гм… Вы удивительное создание, Флорин. Чего вы хотите? Какие у вас мотивы?
– А кто спрашивает?
– Можете называть меня «Дисс».
– Я не об этом.
– Просто считайте, что… есть и другие заинтересованные стороны, помимо известных вам. Вы действуете на более обширной сцене, чем предполагали. И должны вести себя осмотрительно.
Я снова зевнул.
– Я устал, – сказал я. – Я уже давно не спал, не ел, не занимался любовью – не делал ничего, только выслушивал всяких притворщиков, намекавших на большое дело: мол, лучше быть заодно с ними и держать нос в чистоте. Кто вы, Дисс? На кого работаете? Вы в самом деле похожи на крокодила или это лишь продолжение моих галлюцинаций?
– Я – представитель определенных сил, действующих в космосе. Не важно, откуда я появился. Достаточно самого факта моего существования.
– Барделл говорил что-то о вторжении.
– Слово, отражающее примитивное представление о действительности.
– Куда вы вторгаетесь? На Землю или… на Грейфелл?
Я с удовольствием заметил, как он вздрогнул.
– Что вы знаете о Грейфелле, мистер Флорин?
Я насладился чисто театральной паузой.
– Сами знаете… У Волка-девять, двадцать восемь световых лет от старого Чикаго.
И я счастливо улыбнулся. Он нахмурился и потянулся к чему-то на столе. Я попытался вскочить, но вспышка оказалась такой яркой, что все небо мигнуло и накрылось тьмой: стало темнее, чем внутри черного шара. Я метнулся через стол. Пальцы мои впились во что-то горячее, как кухонная плита, и скользкое, как сырая печенка. Я услышал сердитый вопль, но не понял смысл слов, поскольку уже проваливался в небытие…
С неба донеслись голоса.
– …Немедленно! Следуйте чрезвычайным процедурам, черт вас всех побери! – Это были колокольные обертоны Большого Носа.
– Я пытаюсь, но… – голос сальнолицего.
– Сейчас не время для промахов, кретин!
– Да делаю я, делаю… как обычно…
– Вон! Прочь с дороги!..
– Говорю вам, я пытаюсь очистить схему. Но ничего не происходит. Это… это он…
– Что он? Не бормочите, как идиотик. Он тут ни при чем… Экспериментом управляю я.
Истерический смешок.
– Вы? Действительно вы? И вы уверены в этом? Уверены, что мы все не попали…
– Будьте вы прокляты, отключите энергию. Верните все обратно.
– Я так и сделал. Вернее, попытался. И ничего не произошло!
– Заткнитесь, черт вас подери!
Голос Большого Носа повысился до крика. Одновременно мои запястья, лодыжки и грудь пронзила такая боль, словно меня резали раскаленной проволокой. Внезапно грянул гром, небо раскололось и упало, забросав меня кусочками чего-то с острыми краями, которые тут же превратились в дым и улетучились, а я остался лежать, связанный, на спине и смотрел на прямоугольную решетку потолка в комнате с зелеными стенами. Надо мной склонился человек, которого я окрестил Большим Носом.
– Будь я проклят, – сказал он. – Он все-таки жив.
Человек с седыми волосами и соответствующим лицом, одетый в белую блузу, и потрепанный человек в потертом рабочем комбинезоне подошли и уставились на меня. Наконец кто-то нашел время, чтобы развязать меня и снять что-то с головы. Я сел и почувствовал головокружение, мне тут же вручили чашку с чем-то ужасным на вкус, но, очевидно, правильно действующим. Головокружение ушло, осталась лишь тошнота, такое ощущение, словно во рту покопалось семейство кротов, но боли в голове, запястьях и лодыжках уже почти не ощущалось. Седой человек – доктор Эридани, вспомнил я вдруг его имя, – обработал ноющие раны каким-то бальзамом. Остальные разглядывали приборы на большом пульте управления, занимавшем изрядную часть противоположной стены, и что-то бормотали.
– А где сенатор? – спросил я.
Мысли мои, казалось, двигались медленно, как грузные животные в глубокой грязи.
Большой Нос оторвался от своего занятия и нахмурился.
– Он просто шутит, – вставил потрепанный человек.
Его звали Ленвилл Трайт, он работал ассистентом в лаборатории. Я не помнил, откуда я знал это, но я точно знал.
Большой Нос – для друзей Ван Воук – подошел и уставился на меня без всякой приязни.
– Послушайте, Барделл, – сказал он. – Не знаю, что у вас в голове, но забудьте обо всем. У нас есть юридическое соглашение, подписанное и засвидетельствованное. Вы согласились на это с открытыми глазами и получите то, что вам причитается, но ни центом больше. Вот мое последнее слово.
– Вы сами подаете ему идею, – тихонько сказал Эридани.
Трайт вручил мне чашку кофе.
– Да не подаю я Барделлу никаких идей, – заявил Большой Нос и хитро усмехнулся мне. – Он и сам все знает.
– Барделл – агент, – сказал я слабо дребезжавшим, точно у старика, голосом.
– Вы неудачник, которого мы вытащили из канавы и дали большие возможности, – проворчал Ван Воук. – Как и другие представители вашего вида, вы теперь полагаете, что можете давить на нас. Это не сработает. Ваше здоровье не пострадало, даже не думайте жаловаться.
– Не разыгрывайте меня, док, – выпалил я. – А что насчет очистки схемы? А уровень Эта? Везде порядок?
На пару секунд все в комнате заткнулись.
– Где вы набрались этого? – спросил сальнолицый.
– Кое-что рассказала ящерица, – ответил я и внезапно почувствовал себя слишком усталым, чтобы заниматься играми. – Забудьте, я просто дразнил вас. Лучше дайте что-нибудь выпить.
Трайт вышел и через минуту вернулся с фляжкой ржаного виски. Я сделал пару громадных глотков, и все вокруг немного прояснилось.
– Что-то там говорили об оплате, – сказал я.
– Сто долларов, – рявкнул Большой Нос. – Неплохо за пару часов непыльной работенки.
– У меня такое чувство, что это длилось гораздо дольше, – сказал я. – Никакого вреда здоровью, да? А как насчет амнезии?
– Гм… – лениво промычал Трайт. – Вам лучше знать, Барделл.
– Уберите его отсюда, – велел Ван Воук. – Я уже сыт им по горло. Вот.
Он сунул руку в карман, достал бумажник, извлек из него помятые бумажки и протянул мне. Я пересчитал их.
– Сто, все правильно, – сказал я. – А доплата за амнезию? Я немного озадачен, джентльмены. Я помню вас, парни. – Я смотрел на них и действительно вспоминал. – Но не помню никакого соглашения…
– Уберите его! – завопил Ван Воук.
– Я ухожу, – сказал я Трайту.
Он помог мне встать, подхватил под руку и повел к двери.
– Зря вы так упрямитесь.
Он вывел меня в коридор с такими же зелеными, как и в комнате, стенами, потом подвел к лестнице, и мы двинулись наверх, к свету.
– Только между нами, приятель, – сказал я. – Что вообще произошло со мной там?
– Да ничего, приятель. Небольшой научный эксперимент, только и всего.
– Тогда почему я его не помню? Черт, я даже не знаю, где живу. Какой это город?
– Чикаго, приятель. И вы не живете нигде. Вы обычный бродяга.
Мы оказались в обширном вестибюле и подошли к двойным дверям. За ними были бетонные газон и деревья, выглядевшие знакомыми в темноте.
– Летний домик сенатора, – сказал я. – Только прожекторов не хватает.
– Вы не можете рассчитывать на этих политиканов, – сообщил Трайт. – Дам один совет, Барделл: бросьте все, живите как жили. Может, вам и поскребли немножко память, но, черт побери, вы были далеко не в лучшей форме, когда попали к нам. Все равно что мускат без спиртного, приятель.
– «Ластриан Конкорд», – сказал я. – Дисс, мисс Реджис… Ничего этого не было, да?
– Считайте все это кошмарным сном. Теперь вы проснулись. Напейтесь, проспитесь – и станете как новенький.
Мы уже спускались по ступеням, когда он повернулся ко мне и указал на выход.
– Между прочим, какого цвета у вас там стены? – спросил я.
– Светло-зеленые. А что?
– Просто любопытно, – сказал я, сделал полуповорот, нанес жесткий удар согнутыми пальцами в грудину, и он тут же обмяк, как переспелый банан. Я подхватил Трайта, вырвал из его руки свою сотню и обшарил карманы. В брюках нашлась еще тридцатка, как раз на проезд.
– Пока, красавчик, – сказал я. – Я тебе никогда не нравился.
Я оставил его на ступенях и направился к выходу.
Сразу после захода солнца похолодало. В публичной библиотеке еще горел свет. Библиотекарь бросил на меня острый взгляд, но ничего не сказал. Я нашел тихий уголок и стал отдыхать, стараясь как следует насладиться теплом до закрытия. Есть нечто успокаивающее в тихих стеллажах и тяжелых желтых стульях из дуба, даже в запахе пыльной бумаги, даже в шепотках и мягких шагах…
Шаги остановились, стукнул вытащенный из-под стола стул. Зашелестела материя. Я не открывал закрытых глаз и пробовал выглядеть старым джентльменом, который вошел просмотреть подшитые комплекты «Харпера» и задремал где-то на середине 1931 года. Но я слышал тихое дыхание и чувствовал на себе чей-то взгляд.
Тогда я открыл глаза. Она сидела за столиком напротив меня – молодая, трагичная и немного поношенная.
– С вами все в порядке? – обратилась ко мне она.
– Не исчезайте, леди, – попросил я. – Не превращайтесь в дым, не улетучивайтесь. И уходить тоже не надо. Просто посидите тут и дайте мне помолодеть хотя бы до девяноста лет.
Она чуть порозовела и нахмурилась.
– Мне показалось, что вам плохо, – произнесла она чопорные, стандартные и подходящие к ситуации слова, подобающие нормальному члену нынешнего общества.
– Конечно. А как насчет парня, с которым я пришел сюда? Куда он делся?
– Понятия не имею, о чем вы. Вы ни с кем не приходили… по крайней мере, я не видела. И…
– Сколько времени вы наблюдали за мной?