На этот раз она действительно залилась краской.
– Сама эта идея…
Я потянулся и взял ее руку, мягкую, как первое дыхание весны, нежную, как старое бренди, теплую, как родительская любовь. Мои пальцы, сомкнувшиеся на ней, показались мне когтями ястреба, сжимающего молодого цыпленка. И я разжал их.
– Давайте пропустим все ритуальные ответы, – сказал я. – Происходит что-то очень странное. Вы знаете это, и я тоже знаю, правильно?
Румянец исчез, она вдруг побледнела и вперилась в мое лицо, словно я знал секрет, который мог спасти ей жизнь.
– Вы… Вызнаете? – прошептала она.
– Может, и нет, мисс, но сильно подозреваю.
Это было неправильное слово. Она тут же напряглась, губы сжались, словно в праведном гневе.
– Ну, это был всего лишь порыв христианского…
– Чушь, – сказал я. – Простите мою грубость, если это грубость. Вы сидите здесь, говорите со мной. Почему?
– Я уже сказала вам…
– Я помню. А теперь назовите настоящую причину.
Она внимательно осмотрела кончик моего носа, затем мочку левого уха и наконец уставилась мне в глаза.
– У меня… у меня был сон… – запинаясь, сказала она.
– Бар, – сказал я. – Захудалая забегаловка. Кабинка справа от двери, через которую вы вошли.
– Мой бог, – сказала она тоном человека, никогда не произносящего имя Божие всуе.
– И мой тоже, – сказал я. – Как вас зовут?
– Реджис. Мисс Реджис…
Она резко замолчала, будто сказала лишнее.
– Продолжайте, мисс Реджис.
– Во сне я была нужной, необходимой, – сказала она так, словно говорила сейчас не со мной, а с кем-то внутри себя, кому, возможно, раньше не уделяла большого внимания. – Я была важной персоной, но не в смысле звания или положения, а потому, что мне поручили нечто важное. У меня было задание, которое следовало выполнить, и чувство… уважения, что ли.
Мне хватило ума промолчать, в то время как она думала вслух, вспоминая.
– Звонок раздался посреди ночи. Секретное сообщение, которого я ожидала. Я была готова. Я знала, что задание опасное, но не придавала этому значения. Я знала, что нужно делать. Я встала, оделась и пошла в назначенное место. И… там были вы.
Она взглянула на меня в упор.
– Продолжайте, – сказал я.
– Я должна была предупредить вас. Об опасности… Не знаю, о какой именно. Вы собирались идти туда в одиночку.
– Вы попросили меня не ходить. Но знали, что я все равно должен пойти.
Она кивнула:
– Вы пошли. Я хотела крикнуть, побежать за вами… но вместо этого проснулась. – Она рассеянно улыбнулась. – Я пыталась убедить себя, что это просто глупый сон. Но все же… Я знала, что это не сон. Я знала, что это очень важно.
Она смотрела на меня умоляюще, словно упрашивала ответить.
– Это был эксперимент, – сказал я. – Я стал подопытным кроликом. К моей голове были подключены большие устройства. Меня заставили видеть безумные вещи. Все перепуталось. Но вы вмешались в мои галлюцинации. И вот что странно: не думаю, что они знают об этом.
– Кто – они?.. Люди, о которых вы говорите?
Я махнул рукой:
– В университете. В лаборатории. Шлемы, врачи, физики… я уж и не знаю. Парни, которые работают в помещениях, забитых радиолампами, приборами, аппаратурой.
– И как же вы оказались участником их опытов?
Я покачал головой:
– Это все так неопределенно. Думаю, что я пил, долго и много…
– Где ваша семья? Ваш дом? Разве никто не будет волноваться о вас?
– Не тратьте попусту свое сочувствие, мисс Реджис. У меня никого нет.
– Ерунда. Никто не существует в вакууме. – Затем она попыталась сменить тему: – Вы упомянули об университете. О каком именно? Я прожила здесь всю свою жизнь. В этом городе нет университета.
– Может, это была научно-исследовательская лаборатория, какой-то правительственный проект?
– Да нет у нас ничего подобного. Только не здесь, мистер Флорин.
– В трех кварталах отсюда или в четырех. Десять акров, ни дюймом меньше.
– А вы уверены, что это не было частью галлюцинаций?
– Последние две недели я жил на их деньги.
– Вы можете отвести меня туда?
– Зачем?
Она поглядела на меня:
– Затем что мы не можем взять и бросить все, верно?
– Думаю, ничего страшного, если мы просто посмотрим, – сказал я.
Уже через квартал я понял: с моими расчетами что-то не так. Склады, автозаправочные станции и ломбарды, встретившиеся нам по дороге, выглядели как надо… но где высокая красная стена из кирпича? Вместо нее был заброшенный склад площадью не меньше акра – развалины и битое стекло.
Мисс Реджис поглядела на меня, и я почти услышал ее мысли, которые она могла бы высказать вслух: «И что вы собираетесь делать дальше?»
Я кивнул в сторону склада:
– Суну свой нос туда.
У нее был серьезный, деловитый вид.
– Да, конечно, мы пойдем туда.
– Не вы. Я один.
– Мы оба. В конце концов, – она одарила меня бледной улыбкой, как вздох ангела, – это и мой сон.
– Я все забываю об этом, – сказал я. – Ну пойдемте.
Двери были заперты, но я нашел болтающуюся доску, оторвал ее, и мы проскользнули в большое темное помещение: мрак, пыль, паутина и трепетание крыльев летучих мышей… во всяком случае, что-то трепетало. Может, мое сердце.
– Здесь ничего нет, – сказала мисс Реджис. – Просто старое, заброшенное здание.
– Поправка. Это местопохоже на старое, заброшенное здание. Возможно, это оформление витрины. И если вы сотрете пыль, то обнаружите под ней яркие краски.
Она провела пальцем по стене. Под пылью не оказалось ничего, кроме пыли.
– Это ничего не доказывает, – бодро сказал я. – В нашем деле ничто ничего не доказывает. Если вы видите сон, вам может сниться, что это реальность.
– Вы считаете, что сейчас спите?
– В этом-то и вопрос, не так ли, мисс Реджис? Откуда вы знаете, когда спите, а когда бодрствуете?
– Сны не походят на явь. Неопределенные, с нечеткими краями, и еще плоские, двумерные.
– Помню, как-то раз я видел во сне, что иду по карнизу крыши городского колледжа. Я ощущал сухие листья, хрустевшие под ботинками, напряженные мышцы ног, обонял запах листьев, горевших где-то внизу, чувствовал уколы холодного осеннего ветерка и думал: «Сны не походят на реальность. Реальность –реальна. В ней есть все: предметы, цвета, звуки, запахи…» – Я помолчал для пущего эффекта. – И тут я проснулся.
Она вздрогнула:
– Значит, вы никогда ни в чем не можете быть уверены. Сон во сне во сне. Я вижу во сне вас… или снюсь вам. Так мы никогда не доберемся до истины.
– Возможно, в этом и кроется смысл. Возможно, мы должны искать такую истину, которая является истиной и во сне, и наяву. Нечто постоянное.
– Постоянное? Что именно?
– Верность, – сказал я. – Храбрость. Вас, например. Вы здесь, сейчас, со мной.
– Не глупите, – потребовала она, но голос ее прозвучал радостно. – Что станем делать теперь? Вернемся?
– Давайте для начала осмотримся. Кто знает? Может, это игра в жмурки, и мы в дюйме от победы.
Я пошел по полу, замусоренному рваной бумагой, остатками картонных коробок, спутанными мотками каких-то проводов. В дальней стене была хрупкая на вид дверь. Она открывалась в темный коридор, такой же захламленный, как большая комната.
– Нужно было взять с собой фонарь, – произнесла мисс Реджис.
– А лучше – полицейскую машину с нарядом внутри, – сказал я. – Посмотрите-ка… Хотя нет, лучше не надо.
Но она уже стояла рядом со мной, уставившись на то, на что смотрел я: сенатор, лежащий на спине, голова разбита, как яйцо. Девушка напряглась, затем расслабилась и выдавила из себя дрожащий смешок.
– Напугали вы меня, – сказала она. – Это же только манекен.
Я пригляделся и увидел, что с деревянного лица местами слезла краска.
– Он похож… – Мисс Реджис встревоженно поглядела на меня. – Он похож на вас, мистер Флорин.
– Не на меня… На сенатора. Возможно, они пытаются мне что-то сказать.
– Что еще за сенатор?
– Человек, защищать которого меня наняли. Как видите, я отлично справился с заданием.
– Он был частью эксперимента?
– Или эксперимент был частью его. Кто знает?
Я переступил через искусственный труп и пошел по коридору, оказавшемуся слишком длинным для не такого уж большого здания. Он тянулся шагов на сто, причем по пути нам не встретилось ни дверей, ни поперечных коридоров. Но в конце была дверь, из-под которой пробивалась полоса света.
– Вечно еще одна дверь, – сказал я.
Ручка легко подалась. Перед нами была комната, которую я видел прежде. Мисс Реджис тихонько ахнула у меня за спиной. Тусклый лунный свет лился из высоких окон. Стены были обиты камчатной тканью, на полу лежали восточные ковры. Я прошел по мягкому ковру к длинному столу красного дерева и выдвинул из-под него стул. Тот оказался тяжелым, полированным, именно таким, каким должен быть солидный стул. Взгляд упал на люстру. Почему-то на нее было трудно смотреть. Ряды и гирлянды хрустальных подвесок переплетались и обвивались вокруг основы, образуя сложный бесконечный узор.
Мисс Реджис замерла, напряженно склонив голову.
– Поблизости кто-то есть, – прошептала она. – Я слышу мужские голоса.
Я прошел на цыпочках и приложил ухо к двери в противоположной стене. Тишина. Я тихонько толкнул дверь. Темнота. Я шагнул через порог и протянул руку, чтобы подать ей, но та наткнулась на что-то невидимое и твердое, вроде очень чистого зеркального стекла. Мисс Реджис что-то говорила, губы ее шевелились, но через барьер не проникало ни звука. Я ударил в него плечом, и что-то треснуло – возможно, плечо. Промчавшись через тьму, я вылетел на яркий свет.
Я стоял посреди пустыни. Шагах в десяти от меня на скалу опирался человек-ящерица, одетый во все розовое, и лениво улыбался мне.
– Наконец-то, – сказал он. – Я уже начал бояться, что вы не пройдете через этот лабиринт.