– Сейчас я вмешаюсь в работу Машины, – добавил он, – чтобы вы пришли в сознание, пребывая в здравом уме и твердой памяти. Вернувшись, вы уничтожите Машину, включая все рабочие записи и схемы. Идет?
– Никаких соглашений, – отрезал я.
– Подумайте, Флорин. Ведь вы все равно выберете жизнь и рассудок.
– Мне не нравятся соглашения, заключаемые вслепую. Может, все так, как вы говорите, а может, и нет. Возможно, вы способны сделать то, о чем говорите, а возможно, не способны. Может, я великий изобретатель, а может, качаюсь на люстре, зацепившись за нее хвостом. Вы должны доказать мне свою правоту.
Дисс рассерженно затушил сигарету, растер ее в порошок, пустил пепел по ветру и убрал мундштук.
– Упрямый вы человек, Флорин. – Он скрестил руки на груди и побарабанил пальцами по бицепсу. – А если я верну вас в вашу нормальную базовую реальность и вы, будучи в полном рассудке, увидите, что все обстоит так, как я описал, – тогда вы уничтожите Машину?
– Я приму решение, когда окажусь там.
– Ба! Да вы неисправимы. Даже не знаю, зачем я трачу на вас время… Но я – доброе существо. Я согласен. Однако предупреждаю вас…
– Не надо. Это загубит нашу прекрасную дружбу.
Он нетерпеливо дернулся, повернулся, и у меня перед глазами пронеслось изображение каких-то вертикальных панелей и рядов индикаторов, образовывавших сложный узор. Дисс сделал быстрое движение руками, свет индикаторов чуть померк и стал другим. Удаленный горизонт придвинулся ближе, вместо неба возникла пустота. Секунда темноты и звуки напоминающих хлопанье нескольких дверей вдалеке. Идеи, имена, лица промчались у меня в голове, точно вода, заполняющая резервуар.
Затем стали медленно зажигаться огни.
Я лежал на спине в помещении шагов в тридцать длиной, с бликующими панелями на стенах и узором из плиток на полу, загроможденном сложной аппаратурой. Большой Нос навис над пультом управления, на котором мигали индикаторы и то и дело вспыхивали какие-то предупреждающие сигналы, сопровождавшиеся писком и скрипом. Рядом с ним седой человек в белой блузе склонился над пультом поменьше, щелкая переключателями. На соседней раскладушке лежал и храпел Барделл.
Я кашлянул, Большой Нос резко повернулся и уставился на меня. Губы его зашевелились, но слов не было слышно.
– Теперь можете развязать меня, доктор Ван Воук, – сказал я. – Я больше не стану буянить.
Прошли полчаса, как всегда делают любые полчаса. Человек с жирным лицом – известный под именем «доктор Вольф» – снял контакты и, пыхтя, стал возиться с моими запястьями и лодыжками, натертыми металлическими браслетами, смазывая их каким-то бальзамом. Седой человек, доктор Эридани, убежал, но тут же вернулся с горячим кофе: в него добавили что-то, вернувшее обычный цвет моим щекам, если не прежний блеск моей гордости. Остальные – Трайт, Томи, Хайд, Джонас и так далее (их имена услужливо подсказывала мне память, как и множество других вещей) – собрались вокруг меня и по очереди сообщали, как они волновались. Единственным, кто держался позади и дулся, был Барделл. Эридани сделал ему укол сульфида, отчего он завопил, но вскоре успокоился, хотя все еще выглядел обиженным.
– Боже мой, Джим, – сказал Ван Воук, – мы уж думали, что потеряли вас.
– Тем не менее я здесь, – отозвался я. – Дайте мне отчет, расскажите все с самого начала.
– Тогда, после создания САВУ – Символического Абстрактора и Визуального Усложнителя – вы дали добро на эксплуатационные испытания, избрав в качестве объекта себя самого. Вас погрузили в легкий гипноз и закрепили на вас электроды. Началась обычная калибровка. Программа была введена, интегратор включен. И тут внезапно энергопотребление скачкообразно увеличилось в десять раз. Были включены защитные устройства обратной связи, но безрезультатно. Я испробовал различные способы, стараясь восстановить управление, но тоже напрасно. Тогда я нехотя возвестил об аварийном завершении работы и отключил энергию – но вы оставались в глубокой коме, не отвечая на сигналы отзыва. Казалось, вы получаете энергию из другого источника, что, по моему мнению, выглядело совершенно фантастично. В отчаянии я попробовал корректирующее перепрограммирование, но оно не помогло. И вдруг – как гром среди ясного неба – вы сами вышли из комы.
– Есть идеи – почему?
– Ни единой. Все было так, словно вмешался внешний фактор. Нервные потенциалы работали на полную мощность – на высшем уровне нервных стимулов, – и внезапно все снизилось до нормы. А в следующий миг вы вернулись к нам.
Я кивнул на Барделла, который сидел на другом конце комнаты, с обиженным видом нянча чашечку кофе:
– А он что тут делает?
– Так ведь это Барделл. Временный сотрудник, использовался как вспомогательный вектор в макетах во время теста. Своего рода… ну, можно сказать, статист.
– А все механические части Машины Грез?
– Чего?.. О, какое подходящее название, Джим!
– Как оно работает?
Ван Воук уставился на меня:
– Вы имеете в виду…
– Давайте притворимся, что я забыл.
– Да. Ну, тогда… э-э… Это же просто первоначальный мониторинг механизма грез, за которым идет стимуляция визуальной, обонятельной и слуховой систем в соответствии с символьным кодированием, чтобы создать у объекта желаемые галлюцинации. Макеты программы занимают смежный бокс…
– Покажите мне.
– Да, конечно, Джим. Сюда.
Он подошел к глухой стене и нажал кнопку. Невидимая ранее стенная панель скользнула назад, открывая две стены захудалого гостиничного номера с медной кроватью и разбитыми окнами. Ван Воук заметил, как я уставился на них, и неискренне хихикнул:
– Пару раз вы вели себя весьма жестко, Джим.
Он повел меня через комнату совещаний, не такую плюшевую и уютную, какой она выглядела прежде; по улице из картона и гипса, по пансиону. Все было потертым и поспешно сколоченным, причем так грубо, что не обмануло бы и слепого.
– Требовался лишь начальный стимул, – объяснял на ходу Ван Воук, – а все остальное предоставляло ваше подсознание.
Серия макетов завершилась тяжелой пожарной дверью, которая оказалась заперта.
– Наши макеты заканчиваются здесь, – сказал Ван Воук. – Дальше идут владения другого агентства.
Путь назад шел через макет заброшенного склада. Я ткнул носком туфли поврежденный манекен, похожий на Барделла:
– А это для чего?
Ван Воук, похоже, взглянул на него с удивлением:
– Это? А, сначала мы собирались использовать манекены, но вскоре поняли, что необходимы живые люди. – (Я заметил, как дернулись его желваки.) – Человек – весьма сложное устройство, его нелегко моделировать.
– И как все это складывается в единую картину? Если я лежал связанный в соседней комнате…
– О, это было лишь в самом конце. Вы… э-э… потеряли контроль над собой. Пришлось успокоить вас легким наркозом.
– Сколько времени прошло с начала теста?
Ван Воук взглянул на большие часы с дорогим браслетом, охватывавшим толстое волосатое запястье.
– Почти восемь часов, – ответил он, сочувственно покачивая головой. – Это были тяжелые восемь часов, Джим.
– И что теперь, доктор?
– Теперь? Анализ записей поможет нам понять, что пошло не так, затем мы займемся коррекцией, и я приступлю к новым тестам.
– И я, разумеется, должен все это утвердить.
– Естественно, сэр.
– А что бы вы сказали о полной остановке тестирования?
Ван Воук выпятил нижнюю губу и поднял на меня взгляд.
– Вам, конечно, виднее, сэр, – пробормотал он. – Если вы уверены, что существует опасность…
– Возможно, мы должны уничтожить Машину, – сказал я.
– Гм… Может, вы и правы…
Из следующей комнаты раздались голоса, разговор шел на повышенных тонах.
– Не знаю, что вы собираетесь сделать теперь, – вопил Барделл, – но я не согласен. Отоприте дверь, будьте вы прокляты! Я немедленно ухожу…
Мы вернулись туда. Барделл стоял у двери холла и дергал ручку, лицо его покраснело от усилия. Эридани метался вокруг него. Трайт стоял у боковой двери, теребя ее ручку. Он взглянул на Ван Воука.
– Какой-то шутник запер дверь снаружи, – сказал он, затем подошел к Барделлу, отпихнул его в сторону, сам повертел ручку, потом пнул дверь на уровне фиксатора.
Но было похоже, что дверь он не повредил – только ушиб палец ноги.
– Черт побери, что вы творите, Трайт?! – воскликнул Ван Воук, подошел к двери, тоже подергал ее, повернулся и расстроенно посмотрел на меня. – Вот видите… – воинственно начал он, но тут же сменил тон. – Какая-то ошибка. Думаю, этим займется система безопасности.
– Это не сойдет вам с рук! – заорал Барделл, схватил металлический стул и обрушил его на дверь.
Стул отскочил, одна ножка погнулась. Ван Воук пронесся мимо меня в комнату, из которой мы только что вышли, подскочил к окну, распахнул раму – и отпрянул.
– Ваша работа? – спросил он сдавленным голосом.
Я подошел и понял, что его поразило: там, где прежде был проход, все заполнил твердый бетон.
– Ну конечно же, – сказал я. – Пока вы пытались всей оравой выломать дверь, я быстренько подсуетился, залил двухметровый проход бетоном и как следует остудил его. Простите, забыл нацарапать на нем свои инициалы.
Он заворчал, обогнул меня и побежал в лабораторию с зеленой плиткой. Там жались друг к другу Эридани, Трайт и прочие, только Барделл стоял у противоположной стены, наблюдая за ними. Я подошел к двери, которую пытался открыть Барделл, и постучал по ней. Дверь издала глухой звук, точно мы были в бункере.
– И телефона здесь нет? – спросил я.
– Ничего нет, – тут же ответил Эридани. – Особые требования к изоляции…
– А если попробовать что-нибудь вроде прута?..
– Вот… Засов от шкафчика с документацией.
Трайт взмахнул стальной полосой длиной в метр с лишним с таким видом, словно хотел огреть ею меня по голове. Но после этого он лишь подошел к двери, сунул конец полосы в промежуток между дверью и косяком и надавил. Древесина раскололась, дверь широко распахнулась вовнутрь.