– Вам не удалось это сделать. Но я надеюсь, теперь-то вы понимаете, что никогда не сумеете избавиться от себя самого, Флорин? Вы и есть ваша Немезида, которую вы преследуете и которая преследует вас… Вы – тот, кого поклялись защищать и на кого нападаете… или, может, наоборот? – Его сверкающие глаза неотрывно смотрели на меня, к нему возвращалась прежняя уверенность. – Подумайте о том, что будет дальше, Флорин. Вы обречены вечно идти куда-то и проверять, проверять, вечно тащить невыносимый, но фатальный груз – себя самого.
– Очень поэтично, – сказал я. – Но почему вы с самого начала не сообщили мне, что я и есть сенатор? К чему эти россказни об эксперименте?
– Я не знал в точности, как вы воспримете известие о том, что вас объявили безумцем, – насмешливо произнес он. – Но теперь, повидав ваше монументальное эго в действии, я склонен быть менее осторожным.
– Все просто, да? Вы делаете что угодно таким простым и завлекательным. И я ничего не помню, потому что мою память заменили пустым местом, да? Все это было не взаправду, когда мы размахивали заряженным оружием и ввязывались в перестрелки, а вот теперь явились вы – хороший полицейский, который все расставит по местам. Знаете что, Дисс? Вы хороший парень и нравитесь мне, но мне кажется, что вы лжете.
– Я лгу? Но это же нелепо. Я имею в виду, теперь. Раньше – конечно, когда я еще не оценил полностью ваши возможности…
– Не волнуйтесь, Дисс. Вы уже подорвали к себе доверие. Это самый вежливый способ назвать человека проклятым лжецом. Зачем вы хотите уничтожить Машину Грез?
– Я уже объяснял…
– Знаю. И я вам не поверил. Попробуйте еще раз.
– Но это абсурд. То, что я сказал вам, чистая правда.
– Вам не нравится игра с подменой реальности, в которой мы оба участвуем, Дисс?
Я представил себе, как нас окружают стены. И стены тут же появились. Я сделал их бледно-зеленым фоном лаборатории. Затем превратил все воображаемое в реальное. Дисс зашипел, отступая к большому пульту управления, на котором горела яркая надпись: «Аварийная перегрузка». В таком окружении человек-ящерица почему-то еще больше уменьшился, став довольно жалкой ящерицей с жестким воротничком и тугим галстуком-ленточкой.
– Чего вы хотите, Флорин? – прошептал он. – Чего добиваетесь?
– Пока не знаю, – сказал я и поместил на полу бледно-голубой персидский ковер.
Но он не гармонировал со стенами. Тогда я сделал ковер бледно-зеленым. Дисс завизжал и стал подпрыгивать на месте, словно пол под ним вдруг стал горячим.
– Больше не надо… больше не надо… – лепетал он.
– Вы готовы сдаться? Прежде чем я превращу эту свалку в клуб плейбоев с хладнокровными кроликами в бронированной чешуе?
– В-вы н-не… можете… – Дрожащий голос повысился до сопрано.
– Я становлюсь беззаботным, Дисс. Меня уже не волнует, сохранится школа или нет. Хочу увидеть, как она трещит по швам.
Я убрал зеленые плитки и поместил вместо них обои с цветочками. Потом добавил окно, за которым, к моему удивлению, появилась желтая пустыня, простиравшаяся невероятно далеко, на что не имела права ни одна пустыня в мире. Я взглянул на Дисса, облаченного теперь в облегающую позолоченную форму со сверкающими знаками различия, серебряными галунами, медалями всех цветов радуги, полированными сапогами и острыми шпорами. В правой руке он держал арапник, которым нетерпеливо похлопывал по сапогу. В шикарной форме он почему-то выглядел еще более мелким.
– Ладно, Флорин, вы не оставляете мне выбора. Вынужден сообщить, что я – старший инспектор Службы безопасности Галактики и вы арестованы.
Он выхватил большой, с изящными обводами пистолет из усыпанной драгоценностями кобуры на тощем бедре и навел его на меня, держа в левой руке.
– Вы пойдете со мной без шума? – пропищал он. – Иначе я буду вынужден ввергнуть вас в амбулаторную кому.
– Я там уже был, – сказал я и выбил пистолет из его руки.
Он тут же выхватил из ножен саблю, которой я не приметил, и попытался разрубить мне голову. Я вовремя придумал себе мачете; металл лязгнул о металл. Дисс отскочил назад, схватил бамбуковую трубку и пустил из нее стрелу с наконечником, смазанным кураре. Я пригнулся, стрела пролетела над моей головой. Тогда он создал огнемет. Пламя с ревом метнулось ко мне и облизало мой асбестовый костюм. Я загасил его при помощи шланга, из большого медного наконечника которого хлынула пена.
Теперь Дисс был едва ли двухфутового роста. Он бросил в меня гранату, я перехватил ее и швырнул обратно, и та взорвалась на крышке мусорного бака. Взрыв бросил Дисса на пульт управления. Красный свет сменился зеленым, послышался резкий сигнал тревоги. Дисс запрыгнул на штурманский стол. Вместо золотистой формы на нем была тусклая, серо-багряная. Он яростно запищал, точно белка, и швырнул в меня молнию, которая взорвалась на безопасном расстоянии; ударил гром, так, словно упал огромный утес, воздух наполнился густым запахом озона и горелого пластика. Дисс, уменьшившись до фута, яростно прыгал на столе, грозя мне кулаком, а потом пустил в меня ядерную ракету. Мгновение я смотрел на нее, потом сделал шаг в сторону. Ракета отразилась от стены и полетела обратно. Дисс – к тому моменту шестидюймовый – отскочил, и все помещение разлетелось на осколки, которые ринулись ко мне. Благодаря неуязвимой броне они, к счастью, не причинили мне ни малейшего вреда. Я пробрался через руины к желтому солнечному свету, в котором кипела пыль. Потом пыль улеглась, на камне передо мной появилась маленькая бледно-фиолетовая ящерка, что-то прошипела в ультразвуковом диапазоне и плюнула мне в глаза ядовитой слюной. Я разозлился и поднял гигантскую мухобойку, чтобы прихлопнуть рептилию величиной с кузнечика, но та заверещала и кинулась в трещину на камне. Я вставил туда лом и отколол от камня кусок.
– Флорин! Сдаюсь… уступаю… только остановитесь…
Его глаза блестели, как красные искорки, в глубине трещины. Я рассмеялся и вогнал лом еще глубже.
Он был уже просто кузнечиком, чирикающим в пустыне. Я ударил ломом еще раз, и валун развалился пополам, а вместе с ним развалились земля и небо, открывая бархатную черноту абсолютного небытия.
Прекрасно, крикнул я в пустоту.Но тут пустовато, на мой вкус. Да будет свет!
И стал свет.
И я увидел, что это хорошо, и отделил свет от тьмы. Однако повсюду все еще было пустовато, поэтому я добавил небесный свод и отделил воду под ним от воды над ним. Появился океан со множеством дождевых облаков.
Слегка монотонно. Да разойдется вода и да возникнет средь нее суша.
И было так.
Лучше, но выглядит мертвенько. Да будет жизнь…
И стала жизнь. В воде появилась слизь, которая превратилась в морские водоросли, островки их выплыли на берег, обосновались там и произвели растения, покрывшие пустые скалы и создавшие почву. На земле появилась трава и дала семена, выросли плодовые деревья, возникли лужайки и джунгли, цветочные растения отделились от мха, сельдерея и прочей огородной зелени.
Слишком статично. Да будут животные…
И были киты и рогатый скот, домашняя птица и дикие звери – и все они плескались, мычали, кудахтали, бегали и ползали, немного оживляя пейзаж, но все равно этого было недостаточно.
Проблема в том, что тут слишком тихо, сказал я себе.Ничего не происходит…
Земля затряслась под ногами и поднялась, вершина горы взорвалась, изрыгая лаву, которая покатилась по усаженному деревьями склону, сжигая все напрочь; черные облака дыма и пемзы окутали меня. Я закашлял и передумал, и все вновь стало тихим и мирным.
Я имел в виду что-нибудь приятное, например великолепный закат с прекрасной музыкой…
Небо дернулось, солнце покатилось на юг во всем блеске фиолетового, зеленого и розового, одновременно полились чарующие аккорды из невидимого источника на небе или у меня в голове. Когда все устоялось, я быстренько провернул все назад и прогнал несколько раз, сделал музыку разнообразнее и проиграл еще с десяток дисков, прежде чем решил, что она соответствует зрелищу.
Тяжело всякий раз составлять новую композицию, признался я самому себе.Зачем мне эта головная боль? Как насчет концерта без светового шоу?
Я проиграл, насколько помнил, различные симфонии, элегии, концерты, баллады, мадригалы и рекламные слоганы. Но через какое-то время выдохся. Попытался придумать собственное сочинение – ничего не получилось. Это была новая область, которую мне еще предстояло освоить. Но я жаждал развлечений немедленно.
Катание на лыжах, решил я.Здоровый отдых на чистом воздухе, острое ощущение скорости…
Я срочно соорудил крутой склон, полетел по нему на горных лыжах и сломал обе ноги.
Не так, пожаловался я, собирая себя заново.Никаких падений…
Я летел вниз по склону так, что воздух свистел в ушах, меня поддерживали невидимые помочи, не давая разбиться.
Кстати, неплохо бы принять ванну. Или нет, лучше серфинг…
Я летел на гребне волны в каком-то садке, огражденный со всех сторон перилами. Точнее, перемещалось все вокруг, но оно не имело ко мне никакого отношения.
Плохо. Придется изучить и это… опять предстоит тяжелая работа. Может, прыжки с парашютом?
Я распахнул дверь самолета и шагнул в пустоту. Свистел ветер, я висел неподвижно, наблюдая, как растет гобелен пастельных цветов у меня под ногами. Внезапно он превратился в поля и деревья, бешено мчащиеся мне навстречу. Я схватил кольцо, дернул…
Рывок чуть не сломал мне позвоночник. Я вращался с головокружительной скоростью, раскачиваясь, как маятник на высоких часах, а потом врезался в твердую скалу.
…Я умудрился погасить парашют, расстегнул ремни безопасности и лег под кустом, чтобы регенерироваться.
В каждом ремесле есть свои хитрости, напомнил я себе.Включая ремесло Бога. Какой смысл делать что-то, если я не получаю удовольствия?
Это заставило меня задуматься о том, чем я действительно мог бы насладиться.