Тогда я сел. Голова была слишком тяжелой. Я подпер ее обеими руками, повернул вбок и…
Я сидел за своим столом, вертя в руках любопытный спиральный артефакт.
– Ну как, что-нибудь есть? – спросил заместитель министра науки.
– На мгновение мне показалось, что вы стали каким-то нечетким, – натянуто проговорил начальник штаба, и его жесткое, багровое лицо чуть было не смягчилось из-за улыбки.
– Как я и ожидал, – сказал мой научный консультант и опустил вниз уголки губ. Рот его стал похож на черточку, проделанную в блюдце с салом.
Я встал, приблизился к окну и взглянул на Пенсильвания-авеню, вишни в цвету и памятник Вашингтону. Мне вдруг захотелось превратить его в огромный бетонный пончик, но ничего не произошло. День был жаркий, город был особенно горячим, грязным и, как я почувствовал, полным проблем. Я повернулся и взглянул на людей, с надеждой взирающих на меня, больших людей, занимающихся мировыми проблемами и играющих важную роль.
– Позвольте мне сказать прямо, – обратился к ним я. – Ваши сотрудники принесли мне это устройство, утверждая, что нашли его в обломках явно неземного космического корабля, разбившегося при посадке и сгоревшего в Миннесоте вчера вечером.
Судя по их лицам, все так и было.
– Вы нашли там тело маленького животного, похожего на ящерицу, и этот предмет. И никаких следов пилота.
– Уверяю вас, сэр, – сказал седовласый директор ФБР, – он далеко не уйдет… вернее,оно далеко не уйдет.
Он мрачно улыбнулся.
– Прекращайте поиски, – велел я и поставил спиральное устройство на стол. – А эту штуку закопайте поглубже или утопите в море.
– Н-но, господин президент…
Я взглядом заставил его замолчать и взглянул на начальника штаба:
– Вы хотите сказать мне еще что-нибудь, генерал Трайт?
Он выпрямился с пораженным видом:
– Да… Ну… На самом деле, сэр… – Он откашлялся. – Это… конечно, это обман… но у меня есть отчет о радиопередаче из космоса… как меня заверяют, ни одна земная радиостанция не имеет к ней отношения… К-кажется, передача идет откуда-то из-за орбиты Марса.
Он выдавил из себя жалкую улыбку.
– Продолжайте, – сказал я.
– Н-ну, пославший радиосообщение заявляет, что он – уроженец планеты Грейфелл и что мы… э-э… прошли предварительный осмотр. Он хочет начать переговоры о подписании мирного соглашения между «Ластриан Конкорд» и Землей.
– Скажите, что мы согласны, – проговорил я. – Если только они не начнут хитрить.
Они хотели представить мне на рассмотрение и другие вопросы, все крайне важные, требующие моего пристального внимания. Но я пресек это в корне. Они выглядели ошеломленными, когда я встал и объявил, что заседание кабинета окончено.
А в нашей квартире меня ждала она.
Были сумерки. Мы прогулялись по парку, потом сели на лавку и, вдыхая прохладный вечерний воздух, стали наблюдать, как в траве возятся голуби.
– Откуда нам знать, что все это происходит на самом деле? – спросила она.
– Может, и происходит, – сказал я. – А может, в жизни вообще нет ничего реального. Но это не имеет значения. Нельзя провести жизнь, пытаясь понять, есть ли жизнь, которую можно провести. Мы должны просто жить, так, словно жизнь – это единственная реальность в нашем сложнейшем из миров.
Три слепых мышонка[22]
Перевод С. Удалина
Первое, что почувствовал Камерон, когда очнулся, – это боль: порезы и синяки саднили, левое предплечье жгло, по всей пояснице расползалась ломота. Затем он осознал, что его трехместный разведывательный катер падает на планету, чья сверкающая поверхность стремительно надвигалась на него с экрана, расположенного перед командирским креслом.
Его мысли тут же умчались к последним мгновениям перед тем, как он потерял сознание. Камерон вспомнил, как из радарной тени необитаемого ледяного гиганта перед его маленьким кораблем-шпионом появился крейсер айраксов. Очевидно, огромный боевой корабль обнаружил проникших в чужие владения землян в ту же секунду. И мгновенно ответил залпом, способным разнести на атомы целый дредноут.
Так и могло случиться, если бы целью действительно был дредноут, громоздкий и неповоротливый. Однако в тот самый момент, когда ракеты айраксов устремились к нему, Камерон бросил свой катер в сторону от линии огня с ускорением в девять g. Корабль нещадно швыряло и трясло, когда мощнейший взрыв растерзал пространство, в котором разведчик находился секундой раньше, однако он выровнял курс с надсадным скрипом перегруженных гироскопов и бросился наутек. Пока члены экипажа беспомощно лежали в креслах, сокрушенные стремительностью этого прорыва, аппаратура продолжала с деловитым попискиванием фиксировать информацию об огневой мощи и ходовых качествах невероятно маневренного крейсера айраксов, – информацию, которая до сих пор оставалась манящей тайной для командования Космических сил Земли.
Война – если можно так назвать одностороннюю агрессию – продолжалась уже третий год. Четыре колонии землян захвачены и уничтожены до последнего человека. Две дюжины грузовых кораблей взорваны в космосе вместе со всем экипажем. Шесть таможенных катеров Земного флота атакованы и превращены в газовое облачко без всякого предупреждения. И при этом о самом враге, нападающем так стремительно и безжалостно, до сих пор ничего не было известно… ничего, кроме их имени – айраксы, которое удалось установить по перехваченным радиосигналам на незнакомом языке, сильно искаженным помехами и приглушенным гигантскими расстояниями межзвездного космоса.
А на этот раз, понял Камерон, он сам и его команда из двух человек остались живы после столкновения с крейсером айраксов, так что могут сообщить о своем открытии… пока еще живы.
До планеты оставалось не больше пятисот миль, если не врал массовый индикатор сближения. Скорость корабля превышала двадцать тысяч километров в час, но направлена она была, к счастью, по касательной к поверхности. Фюзеляж из вечного сплава уже гулко завибрировал в такт свисту разреженных газов верхнего слоя атмосферы. Камерон включил автопилот. На экранах тут же вспыхнули бледные реактивные струи тормозных двигателей.
Позади Камерона ошеломленно склонился над дополнительной панелью управления бортинженер Лукас, тусклое мерцание лампочек едва освещало его лицо.
– Люк, ты в порядке? – окликнул его Камерон, перекрикивая шипящий свист, с которым стремительно несущийся катер разрывал атмосферу планеты.
Бортинженер выпрямился и посмотрел на командира, сверкнув зубами в мимолетной успокоительной усмешке. В кресле справа от Камерона шевельнулся навигатор Вайболд, застонал, открыл глаза и принял положение сидя.
– Мы сейчас врежемся в грунт, – объявил Камерон. – Но возможно, у нас получится смягчить аварийную посадку. Как ты себя чувствуешь, Вай?
– Нормально… надеюсь, – ответил навигатор. – А ты, Джим?
– Пока еще дышу.
Камерон изучил показания приборов, выстраивая в голове образ раскинувшейся внизу планеты: обширные ледяные поля, зубчатые хребты гор, словно оскаленные зубы, бурлящая атмосфера. Поврежденный корабль-шпион несся по широкой нисходящей дуге меньше чем в сотне миль от поверхности, глубоко врезаясь в газовую оболочку верхней части стратосферы.
– Мы начинаем нагреваться, – бесстрастным тоном сообщил Лукас. – Температура наружной обшивки – девятьсот градусов, и она быстро поднимается. Но охладительная установка пока справляется.
– Люк, попробуй немного раскрутить нас, – сказал Камерон.
– Я контролирую двигатель от силы на двадцать пять процентов, – ответил бортинженер. – Но постараюсь что-нибудь сделать.
Катер дернулся в ответ на выброс реактивной струи через небольшие дюзы системы ориентации, установленные в центральной части фюзеляжа. Планета словно бы осела, соскальзывая в сторону, потом опять появилась и снова пропала в вызывающем тошноту круговороте.
– Не очень удачно получилось, – сообщил Лукас. – Вращение есть, но неустойчивое. Пожалуй, лучше все так и оставить. От нового импульса мы точно начнем кувыркаться.
– Люк, можешь включить кормовой экран? – спросил Камерон.
Бортинженер настроил экран заднего обзора размером с квадратный фут. На черном фоне космоса, наполовину скрытая вихрем выхлопных газов, сияла крохотная точка. Камерон заметил, как заиграли желваки на квадратной челюсти бортинженера.
– Они преследуют нас, – сказал он. – Неужели эти твари не оставят нам ни малейшего шанса?
– Они не могут нам этого позволить… с теми записями, что мы получили, – объяснил Вайболд.
– Ну что ж, может быть, мы еще сумеем их одурачить, – спокойно сказал Камерон. – Там достаточно места, чтобы спрятаться. Давайте поглядим, что тут можно придумать.
Внизу на десять миль поднимались остроконечные хребты, изъеденные гигантским мельничным колесом атмосферы ледяного гиганта. Камерон регулировал тягу осторожными точными касаниями, удерживая нос катера в направлении глубокого V-образного разреза, словно бы оставленного огромным топором в стене камня и льда. Остроконечные пики уже поднимались у них над головами и проносились мимо, сверкая в белом свете далекого солнца. Теперь прямо на них мчался горный склон из черного камня. Лукас врубил на полную мощность уцелевшие дюзы правого борта, последовал короткий, выворачивающий кости наизнанку выброс энергии… а затем поврежденный маневровый двигатель вспыхнул белым огнем. Струя превратившегося в пар металла окутала корабль, но автоматика системы безопасности уже подорвала пироболты, отбрасывающие двигатель. Его разнесло в клочья в полумиле позади, и на кормовом экране на мгновение зажглась яркая точка. Сокрушительный грохот удара, неумолкающий, режущий уши скрежет разрываемого металла…
А потом внезапная, поразительная тишина и полная неподвижность.
Ветер завывал в щелях поврежденного фюзеляжа. Воздух с тонким свистом вырывался наружу. Перегретый металл сжимался с отчаянным треском. Радиаторы натужно гудели, пытаясь восстановить пригодную для жизни температуру.