– Слушай внимательно, – сказал он моим голосом. – Не вижу смысла объяснять, кто здесь ты, а кто – я. Только у меня позади один полный круг. Петля времени – слыхал? Выхода нет – кроме одной маловероятной возможности. Мне она вовсе не нравится, но выбор у нас ограниченный. Мы уже говорили на эту тему – только я был на твоем месте, а другой предлагал то же, что сейчас собираюсь предложить я.
Заметив, как я открываю рот, он остановил меня жестом:
– Не трать воздуха на вопросы; я сам задавал их в прошлый раз. Думая, что не может не быть другого выхода, я сделал по-своему – и попал сюда. Добро пожаловать – я теперь комитет по встрече.
– Тогда, может, ты помнишь, что мне не худо бы и поспать. На мне живого места нет…
– Да, тебя занесло в сторону от фокальной плоскости, – согласился он без особого сочувствия. – Тряхнуло как следует, но жить будешь. Давай поднимайся.
Приподнявшись на локте, я потряс головой, чтобы разогнать туман перед глазами – ну и в качестве возражения. Не стоило: кровь гулко застучала в висках. Тот, другой помог мне встать на ноги, и я узнал обстановку: штабная комната на станции.
– Все правильно, – кивнул он. – Родная гавань. Или точно такая же. Только транспортное поле гоняет все по кругу. Наружу можно не выглядывать – пусто.
– Я уже видел… помнишь?
– Вот именно. Начало первого оборота. Ты перешел в сегмент после жизни – необъективированный тупик. Тебе хватило ума найти выход оттуда – но петля остается петлей. Ты боролся отчаянно, но под конец оказался здесь.
– Да… Я думал, что манипулирую им, а он – что манипулирует мной.
– Ага. Но теперь наш ход – если ты не решил сдаться.
– Знаешь, погожу пока.
– Мной…нами – манипулируют прямо сейчас, – объяснил он. – У карга таки остался туз в рукаве. Нам нужно разорвать петлю.Тебе предстоит это сделать.
Вытащив пистолет из кобуры, он протянул его мне.
– Возьми, – сказал он. – Выстрели мне в голову.
Я хотел что-то сказать, но не смог.
– Мне известны все доводы, – продолжал мой двойник из будущего. – Я сам их приводил, не далее как неделю назад. Неделю… Протяженность нашего временно́го анклава. Только цена этим доводам – дерьмо. Мое предложение – единственный реальный способ что-то изменить.
– Ты, приятель, из ума выжил. – Говорить с собой я стеснялся, хотя тот, другой стоял в четырех футах и оброс недельной щетиной. – Самоубийство не в моей натуре, пусть даже стрелять нужно в тебя.
– На это они и рассчитывают. Со мной уже сработало – я отказался. – Он выдал мне кислую ухмылку, которой я многие годы не жалел для собеседников. – А вот если бы выстрелил – кто знает, мог бы спасти свою жизнь.
Подбросив пистолет на ладони, он посмотрел на меня сурово:
– Я бы застрелил тебя без колебаний – если бы это могло помочь делу.
Да, он и вправду изменился… Теперь это действительноон.
– Так почему нет смысла убивать меня?
– Ты – как бы это сказать – в прошлом. Твоя смерть ничего не изменит. Но вот если убить меня – система темпоральных уравнений изменится. Вместе с ней может измениться твое – наше – будущее. Не ахти какой шанс – зато единственный.
– Могу предложить свой вариант.
– Какой же? – спросил он устало.
– Если мы попробуем выполнить переход вместе? Стационарный хронопорт позволяет…
– Уже пробовали, – буркнул он.
– Тогда попробуй один, а я подожду.
– Тоже пробовали.
– Как ты мне надоел! Стреляй сам, вот что!..
– Бесполезно.
– Крутим любимую пластинку, опять сначала? Этот разговор тоже?
– Начинаешь понимать, а?..
– А если попробовать другие ответы?
– Ничего не изменится. Вообще, все уже пробовали. Времени у нас много; не скажу, сколько именно, но на проработку сцены до мелочей хватит. Со всеми вариантами. Только конец всегда один: ты делаешь переход в одиночку, переживаешь все, что пережил я, и возвращаешься обратно – уже в моем качестве.
– Откуда такая уверенность?
– Оттуда, что соседняя комната полна костями, – объяснил он с безрадостной улыбкой. – Нашими костями. На самых свежих осталось немного тухлого мяса – запашок чувствуешь? Это к вопросу о моем будущем – там только голодная смерть… Решай.
– Кошмар… Ничего, отосплюсь – пройдет.
– Кошмар-то кошмар, но только наяву – будь благонадежен. Стреляй, пока я не потерял терпение!
Он сунул пистолет мне в руку.
– Давай рассуждать здраво, – сказал я. – Твоя смерть ничего не изменит. Все, что я могу сделать один, мы можем сделать вместе.
– Неверно. Единственный выход – решительно изменить сценарий.
– Что будет, если я попробую сам?..
– Окажешься на борту «Сан-Гуадалупе», получишь массу удовольствия. Посмотришь, как полевой агент проваливает задание…
– Но если я не буду подпирать дверь? Если не помешаю?..
– Не имеет значения. Вернешься сюда, я знаю. Уже пробовал.
– Хочешь сказать, весь большой круг – болото, Мелия?
– Весь большой круг – раз за разом. И вернешься опять сюда. Смотри на это так: карг пошел с туза; мы либо бьем козырем, либо проигрываем.
– Может, ему того и надо…
– Нет, он полагается на наше человеческое поведение. Люди хотят жить, ты не забыл? Они не вычеркивают себя из пьесы.
– Если, оказавшись на корабле, я не воспользуюсь генератором хронополя, что в трупе?..
– Сгоришь вместе с кораблем, и только.
– Если останусь на пляже с Мелией?
– Не работает. Ничего не работает. Просто умрешь там, даже если жизнь будет долгая. Конец один…
– А если застрелить тебя, выйдет не так?..
– Кто знает. Но шанс есть: ход не по правилам, вроде обмана при раскладывании пасьянса.
Я уперся, и он устроил мне экскурсию по станции. За дверьми шлюза – непроницаемая жемчужная дымка, в комнатах – пыль и запустение. Станция действительно оченьстарая…
А потом он показал мне комнату с костями. Думаю, меня окончательно убедил запах.
– Давай пистолет, – потребовал я.
Он протянул мне оружие без единого слова.
– Повернись спиной! – рявкнул я, щелкая предохранителем.
Он повернулся.
– Есть одна утешительная мысль, – сказал он. – Может выйти так, что…
Выстрел не дал договорить. Его мотнуло, будто кто-то дернул за ошейник – вперед, от меня. Я едва успел разглядеть дыру в затылке, прежде чем в моем черепе вспыхнул огонь, ярче солнца, – и выжег стены моей тюрьмы.
Я превратился в гигантский глаз над крошечной сценой. На ней я увидел себя, во всем разнообразии энтропийных контекстов. Вот виды древнего Буффало, вот тонущий галеас, вот умирающий берег на краю вселенной, вот я плету никчемные сети вокруг сумасшедшего карга, вот он плетет свои, но оба мы в чужой мышеловке – та, в свою очередь, в клетке, из которой нет выхода…
Как это сейчас выглядит глупо. Как вышло, что высоколобые теоретики Центрального коммутатора не заметили главного: их собственная стратегия дает те же результаты, что и политика их предшественников? Только…
Следующая мысль была самая важная, но я не успел ухватить ее за хвост. Момент просветления ушел безвозвратно, оставив наедине с трупом убитого мной человека. Пистолет в руке еще дымился, а в голове звенело слабое эхо чего-то неизмеримо значительного. Кое-что, правда, осталось: сама идея темпоральной уборки – порочное заблуждение. Теперь я видел это совершенно ясно. Безответственные эксперименты новой эры, ложные убеждения деятелей третьей эры, ювелирная работа Центрального коммутатора – все одинаково никуда не годится.
Дело всей моей жизни оказалось бессмысленным фарсом. Я был марионеткой, нелепо пляшущей на ниточках перед пустым залом.
И все же теперь я понимаю:кто-то не пожалел усилий, чтобы замести меня под ковер.
Кто-то могущественнее Центрального коммутатора.
Кто-то направил меня аккуратно и четко, как я манипулировал обреченным каргом в Буффало – и его могучим альтер эго, строившим здание Исполнительной администрации в пустоте, как паук плетет паутину в запечатанном гробу. Меня лишили точки опоры, загнав в бесконечную петлю, – вывели из игры навсегда. Навсегда?
Есть одна маленькая деталь, которуюони упустили.
Мой двойник умер у меня на глазах – и в момент смерти его ментальное поле слилось с моим.
На долю секунды мой интеллект вырос неизмеримо – ай-кью не менее трехсот, я полагаю.
И пока я размышлял о смысле и возможных последствиях озарения, стены побледнели и растворились. Я оказался в приемной камере Центрального коммутатора.
Высокий потолок заливал холодным светом белые стены, обмотки фокусирующей системы гудели негромко, пахло горячим металлом и озоном. Знакомый вид, знакомые запахи – родной очаг, право слово… Вот только отряд вооруженных людей в серой форме службы безопасности Коммутатора здесь не к месту. Выстроились правильным кругом, любо-дорого посмотреть; я – точно в центре. В руках у каждого – кратерный бластер, и каждый бластер направлен мне в голову. В лицо светит оранжевый луч: целеуказатель генератора амортизирующего хронополя.
Догадавшись, что от меня требуется, я уронил пистолет и медленно поднял руки.
Подойдя вплотную, один из охранников сноровисто обшмонал меня, но только испачкал руки: грязь от многодневных раскопок никуда не делась. События все время шли вскачь – тогда, как и сейчас.
По жесту начальника меня вывели из приемной камеры, не нарушая строя; дальше по коридору, через пару бронированных дверей – на серый ковер перед широким пустым столом хрономастера Центрального коммутатора.
Я уже встречался с этим человеком – высоким, крепким, с правильными чертами сурового лица, – но не в такой официальной обстановке. Так же умен, как и остер на язык… Удалив охрану, кроме двух агентов, он указал мне на кресло. Некоторое время он присматривался, без улыбки и без угрозы на лице, – просто исследовал проблему прожектором своего интеллекта.
– Вы отступили от инструкций, – сказал он ровно.