Тело Мэллори дернулось. Глаза распахнулись, потом закрылись. Губы зашевелились.
– Почему он не говорит?! – прорычал Косло.
– Ваше превосходительство, может потребоваться время, чтобы отрегулировать потоки силы и добиться резонанса по десяти точкам…
– Ну так займись этим, черт побери! Я слишком многим рискнул, арестовав этого человека, чтобы теперь потерять его!
Раскаленные добела пальцы чистой силы вырвались из стула, вонзились в нейронные пути внутри мозга Мэллори – и столкнулись с несокрушимой защитой Ри-зонда. В этом противоборстве истерзанное самосознание Мэллори носилось туда-сюда, словно лист в бурю.
«Сражайся!» Уцелевшие обрывки сознающего себя разума собрались воедино…
…И были схвачены, закапсулированы и брошены вверх и в сторону. Мэллори ощущал, как его несет через водоворот белой светящейся мглы, прорезанной красными, синими, фиолетовыми вспышками и потоками света. Он ощущал мощные силы, которые давили на него, швыряли его из стороны в сторону, вытягивали разум, словно вязкую проволоку, что прошла через всю Галактику. Становясь все шире, она превратилась в перегородку, разделившую Вселенную надвое. Эта плоскость утолщалась, вспучилась и охватила все пространство-время. Где-то вдалеке Мэллори слабо ощущал буйные потоки энергии, рыскавшие прямо за непроницаемой мембраной силы…
Сфера, в которую его заточили, сжалась, спрессовалась, сфокусировав сознание. Он знал, не зная, откуда ему это известно, что пребывает в герметичной безвоздушной камере, сковывающей, вызывающей клаустрофобию, отсекающей все звуки и ощущения. Он попытался сделать вдох, чтобы закричать…
Но вдоха не последовало – лишь слабое биение ужаса, быстро угасавшее, словно его сдерживала чья-то рука. Мэллори ждал в одиночестве и в темноте, напрягая все чувства, наблюдая за окружающей пустотой…
«Я/мы поймали его!» – сообщили Восприниматели и отключились. В центре камеры запульсировали потоки энергии: ловушка для разума принялась удерживать и контролировать захваченную структуру мозга.
«НАЧАТЬ ИСПЫТАНИЕ НЕМЕДЛЕННО. – Эгон отмахнулся от вопросительных импульсов занятых рассуждениями мыслесегментов. – ПРИМЕНИТЬ ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ И ЗАФИКСИРОВАТЬ РЕЗУЛЬТАТЫ. ПРИСТУПАЙТЕ!»
…И осознал, что в дальней части помещения слабо светятся очертания окна. Он моргнул, приподнялся на локте. Матрасные пружины заскрипели. Он принюхался. В спертом воздухе висел едкий запах дыма. Кажется, он находился в номере дешевого отеля – но совершенно не помнил, как очутился там. Он отбросил колючее одеяло и почувствовал покоробившиеся доски пола под босыми ногами…
Доски были горячими.
Он вскочил, бросился к двери, схватился за дверную ручку – и отдернул руку. Металл обжег ладонь до волдыря.
Он подбежал к окну, сорвал задубевшие от грязи занавески, повернул ручку и дернул раму. Та не шелохнулась. Он отступил на шаг и вышиб стекло ногой. Сквозь выбитое окно тут же ворвались клубы дыма. Намотав на руку занавеску, он выбил торчащие осколки, перебросил ногу через подоконник и выбрался на пожарную лестницу. Ржавый металл впился в босые ноги. Он кое-как спустился на пять или шесть ступенек – и остановился, когда внизу взметнулась волна пламени.
Поверх поручней он увидел улицу, пятна света на грязном бетоне десятью этажами ниже, уставившиеся вверх белые лица, словно бледные пятнышки. В сотне футов от него раздвижная лестница, покачиваясь, тянулась к другому крылу горящего здания – не к нему. Он был позабыт и брошен на произвол судьбы. Никто не мог спасти его. В сорока футах под ним железная лестница превратилась в огненный ад.
«Самое простое и быстрое – шагнуть за поручень, избежать боли, умереть пристойно», – с ужасающей ясностью промелькнуло в мозгу.
Раздался звон стекла, окно над ним разлетелось. Горячие угли посыпались на спину. Железо под ногами было горячим. Он набрал побольше воздуха, прикрыл лицо рукой и рванулся вниз сквозь беснующиеся языки пламени…
Он сползал по безжалостным металлическим ступеням. Лицо, спина, плечи, руки болели так, словно к ним приложили докрасна раскаленное железо и забыли отнять. Краем глаза он заметил свою руку, ободранную, сочащуюся кровью, почерневшую…
Ладони и ступни больше не слушались его. Двигаясь на локтях и коленях, он перевалился через очередной край, соскользнул на еще одну лестничную площадку. Лица стали ближе; руки тянулись вверх, к нему. Он нашарил опору, поднялся на ноги и почувствовал, как эта последняя секция раскачивается под его весом. Перед глазами стояла красная пелена. Он чувствовал, как обожженная кожа сползает с бедер. Раздался женский крик.
– …Боже мой, сгорел заживо и все еще двигается! – прокаркал тонкий голос.
– …Его руки… нет пальцев…
Что-то взметнулось, обрушилось на него, призрачный удар – и настал мрак…
«Реакция данной сущности аномальна, – доложили Аналитики. – Неимоверная воля к жизни! Перед лицом неминуемого, казалось бы, физического уничтожения она выбрала мучительную боль и увечья, лишь бы немного продлить свое существование».
«Не исключено, что подобная реакция – всего лишь необычное проявление инстинктов», – указали Аналитики.
«Если так, это может оказаться опасным. Требуется больше данных».
«Я/МЫ ВОЗДЕЙСТВУЕМ НА СУЩНОСТЬ ЗАНОВО, – приказал Эгон. – ПАРАМЕТРЫ СТРЕМЛЕНИЯ К ВЫЖИВАНИЮ ДОЛЖНЫ БЫТЬ УСТАНОВЛЕНЫ С ПОМОЩЬЮ НОВОГО ВЫСОКОТОЧНОГО ИСПЫТАНИЯ!»
Мэллори скорчился и обмяк на стуле.
– Он?..
– Жив, ваше превосходительство. Но что-то пошло не так! Я не могу вывести его на уровень речи. Он борется со мной при помощи сложных вымыслов!
– Выведи его из этого состояния!
– Я пытаюсь, ваше превосходительство, но не могу до него дотянуться. Похоже, он перехватил встроенные в кресло источники энергии и за счет них укрепляет свой механизм защиты!
– Одолей его!
– Я попытаюсь, но его сила просто невероятна.
– Задействуй больше сил!
– Это… опасно, ваше превосходительство.
– Не опаснее неудачи!
Специалист с мрачным видом подкрутил верньеры на приборной панели, увеличивая поток энергии, идущей через мозг Мэллори.
«Сущность зашевелилась! – воскликнули Восприниматели. – В мыслеполе хлынул новый мощный поток энергии! Моя/наша хватка слабеет…»
«ДЕРЖИТЕ СУЩНОСТЬ! НЕМЕДЛЕННО ПОВТОРИТЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ ПРИ МАКСИМАЛЬНОЙ ЭКСТРЕННОЙ МОЩНОСТИ!»
Пока пленник боролся против принуждения, составной инопланетный разум собрался с силами и запустил в его взбудораженное мыслеполе новые раздражители.
…Горячее солнце жгло спину. Легкий ветерок играл высокой травой, росшей на склоне, где спрятался раненый лев. Предательские капли багровой крови на высоких стеблях отмечали путь большой кошки. Он был тут, наверху, – распластался на земле под купой колючих деревьев; желтые глаза сузились от боли, причиняемой пулей калибра 0,375, застрявшей в груди. Лев ждал, надеясь, что мучитель подойдет к нему…
Сердце гулко билось под промокшей от пота рубашкой цвета хаки. Тяжелое ружье в его руках казалось игрушкой, бесполезной против первозданной ярости животного. Он сделал шаг и скривил губы в иронической гримасе. Что он пытается доказать? Здесь никого нет. Никто не узнает, если он отойдет подальше, сядет под дерево, лениво отопьет из фляжки, подождет пару часов – за это время хищник истечет кровью и умрет, – а потом отыщет труп. Он сделал еще шаг, потом уверенно двинулся вперед. Ветерок холодил лоб. Ноги шагали сильно и быстро. Он сделал глубокий вдох, чувствуя сладость весеннего воздуха. Никогда еще жизнь не казалась ему такой прекрасной…
Раздался тяжелый астматический кашель, и огромный зверь выскочил из тени: желтые клыки оскалены, мышцы перекатываются под коричневатой шкурой, на боку блестят темные пятна крови…
Лев ринулся вниз по склону; он расставил ноги, вскинул ружье и приложил его к плечу. «Все как в книжке, – сардонически подумал он. – „Цельтесь в грудь, подождите, пока не будете уверены“…» Когда расстояние сократилось до ста футов, он выстрелил – ровно в тот момент, когда зверь метнулся влево. Пуля скользнула по ребрам. Опомнившийся лев притормозил. Ружье дернулось и рявкнуло еще раз, рычащая морда взорвалась, сделавшись красной маской, – и все же умирающий хищник не остановился. Он сморгнул пот с глаз, прицелился в холку…
Курок глухо щелкнул. Одного взгляда хватило, чтобы понять: гильза застряла в затворном механизме. Он пытался извлечь ее, не сходя с места, но ничего не получалось. В последний миг он шагнул вбок, мчащееся чудовище проскочило мимо и замертво рухнуло в пыль. Его вдруг поразила мысль: если Моника смотрела на него из машины у подножия холма, то на этот раз она не станет смеяться над ним…
«И снова его реакция не соответствует ни одному понятию рациональности, соответствующему моему/нашему опыту, – так ячейки-Воспоминатели обозначили парадокс, явленный пленным рассудком Ри-разуму. – Перед нами сущность, которая с беспримерным неистовством цепляется за свое существование – и все же без необходимости идет на риск высшей категории, согласно неким правилам поведенческой симметрии».
«Я / мы теоретически допускаем, что выбранный нами сегмент личности не является истинным аналогом Эгон-сущности, – предположили Обдумыватели. – Он явно неполон, нежизнеспособен».
«Позвольте мне / нам приступить к избирательному снятию контроля над периферийными областями мыслеполя, – предложили Восприниматели. – Это позволит лучше сосредоточиться на стимулировании центральной матрицы».
«Если подобрать энергии, соответствующие захваченному разуму, мы, возможно, проследим его ритмы и найдем путь к полному контролю над ним», – быстро решили Вычислители.
«Этот способ сопряжен с риском разрушения матрицы и уничтожения опытного экземпляра».
«ПОЙТИ НА РИСК».
С беспредельной тщательностью Ри-разум сократил область зондирования, подстроив ее форму под контуры сражавшегося рассудка Мэллори и настроившись на полное соответствие мощным потокам энергии, шедшим от допросного кресла.