Внезапно подноготная событий последних дней развернулась перед Тони как на ладони. Одно мало-помалу громоздилось на другое среди треволнений, недоговорок и интриг, в чужой стране — и отказ допустить к осмотру картины настоящего эксперта, и тщательно подгаданный момент, чтобы завлечь его на поминальную мессу, и темное помещение, и человек в инвалидном кресле — только бы выбить его из колеи, не дать сосредоточиться на деле. Далее следовал небольшой спектакль — несомненно, хорошо отрепетированный — утонченный итальянец, немецкий варвар, блеск ножа, отхватившего почти весь оригинальный фрагмент картины для анализа и одобрения. Провели, надули, превосходно втерли очки — всем им без исключения, на высочайшем профессиональном уровне.
Тут его вырвал из бездны мрачных раздумий какой-то назойливый звук, одновременно дошедший до сознания всех присутствующих. Подняв головы, они поглядели на автомобиль, послушали вжик-вжик-вжик стартера, безрезультатно проворачивающегося раз за разом. Двигатель не заводился.
— Свет! — рявкнул Соунз, вырывая фонарик из руки Елизаветы Злотниковой и поднимая капот. Даже не разбираясь в механике, каждый понял бы, что с мотором неладно. Блестели концы порванных проводов, половина кабелей зажигания болталась как попало, перепутавшись между собой. Сунув руку вглубь, Соунз выудил загнутый крючком толстый арматурный прут. — Пока все мы смотрели в другую сторону, кто-то подполз к нашей машине спереди и вырвал провода этой штуковиной. Чините, Шульц.
— Есть, сэр.
— Казначейству это не понравится.
— Да никому это не нравится, Стокер. — Едва сдерживаясь, Соунз повернулся к Тони, и тот загородился руками.
— Только не набрасывайтесь на меня, Соунз. Я виноват ничуть не более остальных. Нас провели, но ловко. Так что теперь нам надо нагнать этих людей и вернуть деньги.
— Другого пути нет.
Потратив добрых десять минут, Билли Шульц сумел кое-как срастить достаточно проводов, чтобы мотор завелся, хотя как минимум два цилиндра то и дело пропускали такты и стреляли, зажглась только одна фара, да и та лишь на ближний свет.
— Поехали, — сквозь зубы, как все последние приказы, процедил Соунз.
И поехали. «Кадиллак» прорвался сквозь преграду из тонкой колючей проволоки и загромыхал по проселку, вьющемуся вдоль околицы местечка по направлению к гравийному ответвлению шоссе.
— В какую сторону? — спросил Билли. Никто не ответил. Тони заметил людей, сидящих у стены дома неподалеку и открыл дверцу.
— Спрошу у них.
Подавив желание сорваться на бег, Тони вынудил себя двинуться вперед неспешной походкой, лопатками чувствуя буравящие, прожигающие взгляды. Но торопиться просто нельзя; в Мексике события развиваются в ином темпе. Подходя, он увидел, что женщина и дети отступают под защиту глинобитных стен домика. С места не тронулся только мужчина, прислонившийся к жерди, подпирающей кровлю. Во мраке лицо его, вдобавок затененное широкими полями шляпы, казалось лишь неясным пятном.
— Добрый вечер, — начал Тони.
— Добрый вечер.
— Ночь будет приятная.
— Как всегда.
— Сигарету?
— С удовольствием.
Они закурили, и Тони указал в направлении, откуда они приехали.
— У нас случилась небольшая авария, и возле арены порвали проволочную изгородь. Если я дам вам деньги на ремонт, не будете ли вы добры передать их по назначению?
— Почему бы и нет.
Заплатив, Тони двинулся прочь, — чтобы тут же окликнуть через плечо:
— Минут пять назад тут проехала другая машина. Вы случаем не видели, в какую сторону?
— Видел. Вон туда, на юг.
— Adios.[46]
— Adios.
— Ну? — Задержка повлияла на настроение Соунза отнюдь не лучшим образом.
— На юг.
— Вы уверены?
— Есть только один способ выяснить.
Они помчались сквозь ночь, обметая путь единственным тускло-желтым лучом света фары, среди обступивших дорогу темных силуэтов кактусов. Впереди мелькнула фигура одинокого пешехода, обернувшегося и поднявшего руку в надежде остановить попутку. Билли резко объехал его, даже не притормозив.
— Стой! — крикнул Тони, и Билли инстинктивно ударил по тормозам, машина под визг шин пошла юзом и остановилась поперек дороги.
— Я жду объяснений, Хоукин, и без дураков.
— Тот человек — он их шофер.
Все ринулись из машины очертя голову, размахивая пистолетами, а Стокер даже приготовил гранату со слезоточивым газом. Обступили пленника со всех сторон, тыча в него пистолетами, а он лишь стоял, вытянув руки по швам.
— Я простой шофер, — неспешно выговорил он. — Нанятый, наверное, за немецкую нацию, чтобы водить машину. Делаю, как велено. Мне велено выйти из машины и пешком возвращаться в город. Я выхожу из машины и возвращаюсь в город.
— Говори правду, а то!..
— Дайте мне его на десять минут!
— В сумке есть пентотал натрия.
Тони потянул Соунза в сторонку. Тот нехотя, но последовал за ним.
— Я могу разговорить его, — сообщил Тони.
— Как?
— Довольно просто, если вам надо знать. Видите ли, он, ну, связной между мной и израильтянами. Выяснив что-нибудь о Робле, я должен был передать весточку Генриху.
— Kraut![47]
— Он еврей, химик. Позвольте мне отвести его в сторонку, чтобы другие не слышали.
— Вы ему доверяете?
— А разве у нас есть выбор? Не забывайте о миллионе…
— Давайте побыстрей, давайте же, — скрипнул Соунз зубами.
В сопровождении лучей фонариков и явственно поблескивающих под ними пистолетов Тони отвел Генриха на обочину.
— Пожалуйста, расскажите мне, что произошло.
— В точности то, что я рассказал, кроме того, что вдобавок я проголосовал вашей машине. Мне велели сойти с дороги. Они ударились в бега. Заплатили мне и сбыли с рук.
— Вам известно, куда они направляются?
— Нет. На сей счет они были весьма немногословны. Быть может, мне удастся вам помочь, но сперва я должен телефонировать Якову Гольдштейну. Не спрашивайте! — Он загородился открытыми ладонями. — Больше ничего я вам сказать не могу, пока не переговорю с Яковом.
Тони взмахом руки подозвал Соунза.
— Быть может, этот человек сумеет нам помочь, но сначала ему надо позвонить.
— Не нравится мне это, Хоукин.
— У вас идея получше? Что еще мы можем сделать — разве что подвергнуть его пытке?
Всю дорогу до Куэрнаваки Соунз упорно раздумывал о чем-то, а Генрих невозмутимо сидел между агентами, не обращая внимания на пистолеты, упирающиеся ему в ребра с обеих сторон. Как только впереди замаячили городские огни, Соунз выпрямился и огляделся, затем постучал Билли Шульца по плечу, указав на знак «TALLER MECANICO».
— Поезжайте туда, надо починить машину, прежде чем двигаться дальше. — И бросил последний испепеляющий взгляд на Генриха. — Вы, ступайте к телефону, но мы все время будем рядом.
— Не нравится мне это, — уныло пророкотал Стокер, лаская пистолет.
— А мне нравится. Это моя операция. Если хотите вернуть груз в казначейство, делайте, как я сказал.
Тони набрал номер собственноручно, а остальные обступили Генриха плотным кольцом. На звонок ответил знакомый голос.
— У нас неприятности. Генрих здесь, хочет поговорить с вами.
— У всех неприятности. Давайте его.
Разговор проходил на гортанном, невнятном иврите, что пришлось Соунзу совсем не по вкусу. Тони отправился поговорить со старшим механиком, качавшим головой при виде обширных повреждений, и дал ему стимул к быстрому и безупречному ремонту. Елизавета Злотникова сидела на заднем сиденье с поддельным полотном, изучая его и бормоча под нос.
— Его еще можно было бы восстановить. — У нее в глазах стояли слезы. — Если только удастся получить остальную часть полотна. Зачем они пустились на подобное?!
— Даже не представляю. Может, хотят провернуть этот номер еще три раза в трех других уголках мира с тремя остальными уголками картины. — При этой мысли оба содрогнулись. — А может, кроме уголка, у них ничего и не было.
— Но это же бессмысленно!
— Да во всем случившемся за последнее время особого смысла не просматривается.
Тут Соунз окликнул его, и Тони присоединился к группе, сгрудившейся в тесной конторе мастерской. Настенный календарь годичной давности расхваливал достоинства шин «Генерал Попо», подкрепляя свои утверждения фотографией самого генерала с туловищем из покрышек. Ему категорически возражал календарь текущего года, где добродетели шин «Эскади» сопровождал снимок девушки, одетой только в ацтекский головной убор. Высморкавшись в большой красный платок и осмотрев результат, Генрих остался им доволен и заговорил:
— У меня сообщение от Гольдштейна. Он говорит, что с радостью поможет ФБР и министерству финансов США выследить машину и ее пассажиров. Он будет здесь не позже чем через час.
— И что же эдакое он может сделать? — спросил Соунз, не снимая пальца со спускового крючка спрятанного в карман пистолета.
— Много чего. Согласно его указаниям я установил под днищем автомобиля устройство, подключенное к радио. Насколько я понимаю, это мощный передатчик, дающий очень сильный сигнал.
— Длину волны знаете?
— Тут мои сведения исчерпываются. Мне известно лишь, что он включен. Об остальном поинтересуйтесь у Гольдштейна.
Все прямо извелись от ожидания, кроме Генриха, преспокойно уснувшего на заднем сиденье. У Тони от голода засосало под ложечкой; в Мексике он стал ужасно много есть, должно быть, из-за горного климата, так что, сходив в ближайший ресторанчик, он вернулся с пакетом сандвичей. Остальные отнеслись к еде без энтузиазма, но отказываться не стали. Закончили ремонт, подробнейшим образом обсудили счет, уплатили, Генрих все спал, тихонько похрапывая; по улице подкатил автофургон, перегородив выезд с автостоянки. Фургон был украшен колоритным портретом орла, несущего в когтях краюху хлеба, будто ягненка. Из кабины выбрался Гольдштейн.