Глава 18
— Вы получите благодарность в приказе, — сообщил Соунз.
— Да не нужна мне никакая благодарность, — возразил Тони. — Я хочу только одного, спокойно удалиться. Нет, сынок, уж я-то знаю, что большие золотые значки ФБР продаются по доллару девяносто восемь. За свои двадцать центов все, что ты можешь приобрести, это шоколадную ручную гранату.
— Это не так-то просто, Хоукин, вам бы следовало это понимать. Вы весьма осведомлены о работе ФБР, вы опытный полевой агент, и, кроме того, Сам считает, что вы проделали великолепную работу.
— Чудесно, так почему бы Самому не отпустить меня?
— Тсс!— одним уголком рта прошипел Соунз. — Не годится, чтобы она вас слышала.
— Вот и еще причина, чтобы уйти. Что, Софи, отличный долгий перерыв на ленч, затянувшийся на четверть часа дольше положенного?
— Вы не поверите, обслуживание такое скверное, что я едва дождалась, и не надо меня обвинять, а?
— Да не обвиняю я никого. Распоряжайся здесь, я буду у себя в кабинете. — Шагая по коридору прочь, Тони ткнул большим пальцем в сторону массивной фигуры Софи Файнберг, трудолюбиво торгующей раскрашенными портретами, дактилоскопическими наборами, карамельными патронами. — Пусть она занимает мое место, а я лучше вернусь в Национальную галерею. Дело известно ей ничуть не хуже, чем мне. А может, и лучше, поскольку она читает мою почту раньше, чем я.
— Она не может. Она внедренная, двойной агент, мы за ней присматриваем.
— Так я и знал! Держу пари, она работает на ЦРУ?
— Она хочет, чтобы вы так думали, но на самом деле она первым делом доносит обо всем в казначейство. Знаете, там все еще расстраиваются из-за тех ста долларов, я видел приказы, которые они ей передали.
— Готов спорить, она даже не еврейка.
— У вас острый глаз настоящего агента, Хоукин, я говорил Ему. По-настоящему ее зовут, мы полагаем, Мэри О'Брайан, а второе — из легенды, с которой она внедрялась в Б'най Брит.
— Куда мы идем? Мы только что прошли мимо моего кабинета.
— Секрет. Я не могу ничего сказать, пока мы не перейдем в секретную часть здания.
— Но хоть намекнуть-то можете? Я иду на расстрел?
— Обычно чувство юмора для агента недостаток, однако в вас я это качество ценю. Больше я ничего сказать не могу. Ваш ранг на государственной службе будет повышен на одну ступень…
— С соответствующей разницей в зарплате?
— Естественно. А еще вы получите личную похвалу за работу, проделанную вами во время операции «Лютик». Хоть мы и потеряли Дэвидсона, операция признана успешной, его убийца отбывает заключение в мексиканской тюрьме, а ЦРУ до сих пор расхлебывает последствия своей провальной работы по устранению тела Дэвидсона. Хиггинсона перевели. Он открывает новый филиал «Коронел Гландерс» в Сантьяго, Чили. Там очень холодно.
— Все это мило, но что тут такого секретного, чтобы это нельзя было сказать внизу? — Они вышли из совершенно секретного лифта и быстро пошли по звуконепроницаемому коридору.
— Я не мог вам сообщить подробности, а еще, мой мальчик, я вам завидую. Я же сказал, личная похвала, вы слышали? Личная. Теперь вы воистину член семьи.
Они остановились перед большими золочеными двустворчатыми дверями, медленно распахнувшимися перед ними. Излившийся оттуда луч золотого света охватил их своим сиянием.
С поднятыми головами они шагнули вперед, навстречу пению далеких фанфар
Возмездие королевы Виктории
Посвящается крестному отцу Тони
ЛАРРИ ЭШМИДУ
1[49]
На высоте сорока пяти тысяч футов от поверхности земли небо преисполнено бездонной, незапятнанной синевой. Его пустынные просторы раскинулись между белоснежной пеленой облаков, плывущих далеко внизу, и пустотой космического вакуума. Воздух тут чересчур разрежен, чтобы им могло дышать хоть одно живое существо, но для жадно разинутых пастей реактивных двигателей это вполне ощутимая субстанция. Это их царство, царство громадных серебристых летательных аппаратов вроде Ди-Си-10, стремительно ворвавшегося в пределы видимости, пробивая разреженный воздух со скоростью шестьсот миль в час над ландшафтами Северной Америки на высоте восьми с половиной миль. Этакий новый левиафан небес с чудовищным пером хвоста, вздымающимся над фюзеляжем почти на шестьдесят футов и поддерживающим объемистый цилиндр гигантского двигателя. Над двигателем был начертан горделивый мусульманский красный полумесяц со звездой в сопровождении изящной вязи арабских букв. Ради неверных, а также в качестве уступки настояниям международных законов, тот же текст был выписан пониже на хвосте латинскими буквами.
"AIR MECCA" - гласил он, и те же самые слова повторялись по обе стороны фюзеляжа.
Сквозь герметичные - да вдобавок звукоизолированные, чтобы пассажиров не глушил рев циклопических турбовинтовых двигателей - стены грандиозного авиалайнера невозможно было расслышать ни звука, да и сами по себе раздающиеся внутри звуки были довольно слабыми. Визг перепуганных женщин, причитания, гортанные проклятья. Направо и налево отдавались отрывистые приказания, подкрепляемые веским авторитетом автоматных стволов, и в конце концов приказаниям неохотно подчинились. Напечатанные на бумаге инструкции были весьма ясными и недвусмысленными.
С тяжеловесной грацией самолет завалился на одно крыло, совершив неспешный вираж, и лег на новый курс. С его антенны срывались невидимые молнии спешных радиосообщений.
— Нет, - ответил Тони Хоукин медоточивому голосу, ворковавшему в телефонной трубке. - Нет, я категорически убежден, что шоколадные наручники нас не заинтересуют. Да, я знаю, что шоколадные патроны пользуются устойчивым спросом, но патроны, знаете ли, для того и предназначены, чтобы их расходовать. А съедобные наручники противоречат собственному предназначению. Да, до свиданья.
Повесив трубку, он окинул профессиональным взором свое крохотное царство. Торговля в книжно-сувенирном киоске Федерального Бюро Расследований, вполне уместно расположенном в фойе здания ФБР в Вашингтоне, округ Колумбия, шла вполне нормально. Маленькие дети и их большие родители вертели в руках и покупали неотразимо привлекательные товары из собрания игрушечных наборов для снятия отпечатков пальцев, позолоченных фэбээровских блях, фотографий предыдущего директора агентства в черных рамках, книг о величайших преступлениях (распроданы) и фотографий знаменитых преступников (на исходе). Две его помощницы суетливо упаковывали покупки под веселый звон кассового аппарата, поющего свою златую песнь. Подобная сцена должна наполнять сердце любого директора магазина радостью - так почему ж он хмурился? Худощавый, среднего роста, одетый аккуратно, но неброско, как приказало Бюро, смуглый, черноволосый и недурной собой, разве что нос чуточку великоват - идеальное воплощение благодушествующего в собственных владениях человека. И тем не менее кислота капля по капле неустанно сочилась в его желудочно-кишечный тракт, и Тони не сомневался, что если еще не схлопотал язву желудка, то она не за горами. Ибо хотя телесно он оказался в этом оплоте блюстителей закона, душа его осталась в Национальной галерее. Не по собственной воле покинул он своих дега и да винчей, тернеров и тьеполо, а силою призыва. Обстоятельства вырвали его из мира искусства, преобразив в блюстителя закона, халатного и напрочь лишенного энтузиазма. Несмотря на успех и лестное новоприобретенное положение, его единственное пылкое желание оставалось неизменным: ему хотелось вырваться. Кислота сочилась, язва нудила.
Тут его внимание привлекло какое-то неукротимое движение. Двое неброско одетых мужчин с каменными лицами, шагая в ногу, рассекали бестолково роящуюся толпу туристов строго по прямой. Само по себе это событие вовсе не принадлежало к числу из ряда вон выходящих, ибо, кроме проведения экскурсий и поставки материалов для телевидения, Бюро по-прежнему играло решающую роль в защите законов нации. Агенты приходили и уходили, и никто не сообщал, куда и зачем. Тони это вполне устраивало: чем меньше знаешь об операциях Бюро, тем счастливее живешь - да только взгляды этих двоих агентов были неотрывно прикованы именно к нему.
Они неуклонно приближались поступью самого рока, и с каждым их шагом сердце Тони уходило все дальше в пятки. Воспоминания о предыдущем, силком навязанном задании вспыхнули перед его глазами, как живые: рукоятка ножа между лопатками трупа, метания, вопли в ночи, поспешные путешествия и омерзительное насилие. Только не это! Но не успел он выдохнуть это пожелание, как понял, что все тщетно. Шаркнули остановившиеся подошвы, мощные, выбритые до синевы челюсти подались вперед. Дыхание, благоухающее мелиссой и мятой, без малейшего намека на табак или алкоголь, прошелестело у Тони в ухе:
— Экстренное дело, приоритет наивысший, агент Хоукин. Ступайте с ними. - Последняя фраза была скорее данью вежливости, а не распоряжением; еще не договорив, агенты положили крепкие ладони Тони на локти весьма затейливым образом, так что со стороны это выглядело дружеским пожатием, но на самом деле эта пара идеально подогнанных агентов стиснула Тони между собой, как стальные клещи, и повлекла вперед, так что ему приходилось перебирать ногами в воздухе, чтобы ступни не тащились по полу, стирая подошвы.
В мгновение ока покинув вестибюль, они двинулись по длинному коридору. Двери открывались перед ними и захлопывались у них за спинами, лифт вознес их к небесам, замелькала череда новых дверей, и наконец путь их окончился в просторном кабинете перед обширным письменным столом за дверью без таблички, с одним лишь непритязательным номером 2135. Оба провожатых ни слова не говоря удалились, а Тони разгладил помятые рукава и заявил:
— Думаю, это какое-то недоразумение.
— Я тоже, Хоукин, - отозвался Росс Соунз. - Я тоже. Я знаю, что вы недурно зарекомендовали себя в операции "Лютик", но вообще-то мне кажется, что это не ваша стезя.