Увы, первые восторги быстро улеглись. Жорж, по-немецки обязательная, считала делом чести сдать работу в установленный (ею же!) срок. Никакие ласки, никакие соблазны не могли её изменить. Она способна была, освободившись от объятий любовника, направиться к письменному столу и провести за ним остаток ночи.
Сперва все выглядело милой шуткой: «Я работал целый день: выпил бутылку водки и написал стихотворение. Она выпила литр молока и написала половину тома». Но потом де Мюссе уже было не до смеха. Любовники отправились в романтическое путешествие по Италии, но…режим работы Санд оставался прежним: восемь часов в день. Если дневное задание бывало невыполненным, вечером её дверь оказывалась запертой. Ее измученный и униженный любовник становился грубым. «Мечтательница, дура, монахиня» — это самые невинные его выпады в адрес подруги. Санд переносила уколы с ангельским терпением, полагая, что её «мальчуган» просто капризничает. «Мальчуган» же нашел более уязвимую точку и обвинил Санд в том, что она не способна доставлять любовное наслаждение. Это было началом конца.
Существует легенда о венецианском любовнике Санд, враче Паджелло, лечившем её сначала от лихорадки, потом от дизентерии. Желание и болезнь плохо уживаются вместе, и в один прекрасный день Жорж услышала от своего «мальчугана»: «Я ошибался, я прошу у тебя прощения, но я не люблю тебя». Она бы уехала в ту же секунду, но болезнь не позволила. К тому же Паджелло пришлось одновременно лечить де Мюссе от чего-то вроде воспаления головного мозга: припадков, сопровождавшихся галлюцинациями и бредом. В больном мозгу возникала картина: его любовница (замечу, уже отвергнутая им) отдается его врачу прямо у изголовья кровати больного. И эта сказочка пошла гулять по всей Европе, приобретя, наконец, статус непреложного факта. Самое интересное, что злополучный припадок начался у де Мюссе в венецианском доме терпимости, откуда его, избитого и окровавленного, принесли в гостиницу к Жорж. Даже если в легенде о Паджелло есть хоть толика правды, можно сказать одно: квиты. История, однако, благосклоннее оказалась к поэту, нежели к писательнице.
Как бы то ни было, де Мюссе уехал в Париж, а Санд осталась в Венеции с Паджелло. Достоверно известно, что из Италии Жорж привезла с собой роман «Жак», прекрасные впечатления от Венеции и… влюбленного в неё доктора.
Зачем? А чтобы вернуть де Мюссе! Хотя бы на время: бросить самой, а не быть брошенной. Очень похоже на типично мужское желание. Ловушка «сработала» безупречно — «мальчуган» вернулся. И три месяца спустя Санд сбежала от него в Ноан, обставив это с такой ловкостью, что Альфред все понял слишком поздно. Но в любом случае именно Жорж Санд он обязан тем, что написал блистательную пьесу «С любовью не шутят», по сей день не сходящую с французской сцены. Гениальный плод любви гениев!
Что же касается Санд, то она днем или ночью непременно исписывала своим крупным, спокойным почерком двадцать положенных листков, вне зависимости от хода своих романов в жизни. О примирении с мужем и речи быть не могло. «Даже сама мысль о сближении без любви гнусна! Женщина не может отдаваться, как вещь!»
Значит, нужно было развестись. Друзья познакомили её с адвокатом Луи Мишелем, уже тогда известным под именем «Мишеля из Буржа». Впервые в жизни Жорж Санд имела дело с человеком, более волевым, чем она. Это были новые для неё ощущения, и они вызвали сначала любопытство, переродившееся впоследствии в страсть. Однако до решения суда следовало вести себя благоразумно, и Аврора больше месяца вела уединенную жизнь в Ноане: плодом этого стал великолепный роман плаща и шпаги «Мопра».
Жорж Санд оставалась верна себе. Она писала сыну в пансион нежные письма, воспевая в них добродетель, и… тайком встречалась с Мишелем под самым носом у мужа. И по-прежнему неустанно работала. Однако после четырнадцати часов, проведенных за письменным столом, у неё хватало сил отправиться верхом на любовное свидание. Но когда Мишель добился благоприятного для Авроры исхода бракоразводного процесса, отношения между любовниками стали стремительно охладевать. Жорж Самд восхищалась Мишелем-оратором. Мишель-человек её подавлял и унижал. О каждом свидании Жорж должна была умолять. Наконец, её терпение кончилось.
Спустя полгода Жорж Санд впервые встретилась с Оноре де Бальзаком. Великий романист совершил, по его словам, «паломничество в Ноан», испросив предварительно разрешения у хозяйки и музы поместья. Она приняла его самым дружеским образом.
Наконец-то исполнилась мечта Санд: она нашла собеседника — именно собеседника, а не возлюбленного и даже не друга! — под стать себе. Самое интересное заключалось в том, что их убеждения были диаметрально противоположны. Она была республиканкой, он — монархистом. Она проповедовала эмансипацию женщин и брак по любви, он — ограничение свободы замужней женщины и брак по расчету… Тем не менее они прекрасно проводили время в беседах и, не разделяя убеждений друг друга, уважали их. Какой праздник души для Авроры! Любопытно, что после личного знакомства с Жорж Санд и Бальзак написал один из своих лучших романов «Беатриса, или Вынужденная любовь».
О последней большой любви Жорж Санд написаны, наверное, сотни томов. И не потому, что она совершала какие-то необыкновенные безумства. Предметом её страсти, обожания и заботы (обязательные для неё компоненты) стал молодой польский пианист, гениальный композитор Фредерик Шопен. Он был моложе её на семь лет, но прекрасно мог бы стать её сыном: столько в нем было слабости, наивности и… болезненности. Хрупкость в мужчине всегда привлекала Жорж Санд. Шопен был не слишком искушен в любовных делах, но «ребенку» было уже двадцать семь лет. А «стареющей» обольстительнице — страшно сказать! — тридцать четыре года!
В дневнике Шопена в октябре 1837 года написано: «Три раза я снова встречался с нею. Она проникновенно смотрела мне в глаза, пока я играл… Кругом цветы. Я был побежден! Аврора — какое очаровательное имя!»
Жорж Санд всегда жаждала супружеской жизни с новым любовником и вместе с тем непреклонно соблюдала свой рабочий распорядок. То же самое произошло и на Майорке, куда она осенью 1838 года привезла «двух своих больных детей»: сына Мориса и… Шопена. Шопен сочинял музыку, Санд — романы. Одновременно она ухаживала за вечно больным Фредериком. Теплый климат и заботы возлюбленной несколько восстановили его здоровье. Полгода спустя любовники вернулись в Ноан, полные стремления начать там новую семейную жизнь. И сын, и дочь Жорж Санд поселились вместе с ними. Бесстыдство? Скорее. стремление иметь «под боком» всех близких и любимых людей, нуждавшихся к тому же в опеке Жорж.
Эта пастораль продолжалась семь лет. Хотя многие биографы Санд упрямо называют срок в два года. В этой цифре справедливо только одно: именно два года она пыталась добиться окончательного выздоровления Шопена. А потом смирилась с тем, что её «третьему ребенку» полезна не только умеренность, но и полное воздержание. И сама поступила так же.
«Семь лет я живу, как девственница, рядом с ним… Знаю, что многие люди обвиняют меня, что я его измотала необузданностью своих чувств. А он, он жалуется мне, что я его убиваю своими отказами…»
И все-таки, если Жорж Санд и не вылечила Шопена, то, по крайней мере, укрепила его здоровье своей заботой. А главное: всегда поощряла его творчество. Если бы. не её ласковая рука на его плече, был бы он тем Шопеном, которого признает весь мир? Да и прожил ли бы он столько?
В «шопеновский» период она написала один из лучших своих романов — «Консуэло», пропитанный огромной, высокой страстью к музыке и искусству. Это произведение бессмертно, как и музыка композитора, чей образ вдохновлял романистку. Воистину, неисповедимы пути… вдохновения!
Банально, но верно: любовь начинается с больших чувств, а кончается маленькими ссорами. Шопен был не самым легким в общежитии человеком. Жорж Санд приходилось лавировать между его мнительностью, ревностью сына Мориса и злыми капризами дочери Соланж. Последняя доходила до того, что открыто кокетничала с Шопеном, к великому соблазну провинциальных соседей и досужих сплетников, и ловко стравливала целомудренного Шопена с легкомысленным своим братом. В Ноане прочно воцарилась удушливая атмосфера ссор.
В результате Шопен уехал из Ноана в Париж. Но и там Соланж, уже вышедшая замуж по страстной любви за известного скульптора, упорно настраивала Шопена против своей матери, приписывая ей бесчисленных (и, замечу, вымышленных) любовников. Композитор поверил и резко прекратил все отношения с Жорж Санд, в том числе и переписку. Та не стала выяснять отношения. Отныне она хотела знать о Шопене только одно: как он себя чувствует.
Последняя встреча — совершенно случайная — произошла у Жорж Санд с Шопеном в гостиной у общих знакомых. Оба бывших любовника проявили абсолютное равнодушие друг к другу. Примечательно в этой встрече было только то, что именно от Шопена Жорж Санд узнала: накануне она стала бабушкой. Сама дочь не удосужилась сообщить об этом матери. Шопен умер полтора года спустя после этой встречи.
Достоверно известно: после Шопена Жорж Санд никого не любила. Правда, в её жизни была ещё одна привязанность, но не более того. Даже самые откровенные недоброжелатели госпожи Санд признавали, что пятнадцать лет, с сорока пяти до шестидесяти, она тихо и мирно прожила со своим последним любимцем — Александром Мансо, Он был моложе её на тринадцать лет, худ, слабогруд и абсолютно ни на что не претендовал. Забота о нем, любовь к сыну, управление домом и… двадцать страниц романа каждую ночь.
Да-да, ошибки нет: каждую ночь. С возрастом госпожа Санд из «жаворонка» превратилась в «сову» и вставала не раньше четырех часов дня. Она также предпочитала спокойный и размеренный образ жизни. Ей не о чем было сожалеть: у неё была любовь (в прошлом) и слава (в настоящем).
К тому же наступило время утрат. Навсегда уходили и близкие подруги, и бывшие возлюбленные, и даже любимый внук. Скончался и Александр Мансо. Пять месяцев Жорж ни на один день не покидала умирающего. Он скончался на её руках, как когда-то хотелось Шопену.