Влюбленные наивно надеялись на то, что старый князь Голицын, никогда не проявлявший к своей жене ни малейшего интереса, не станет её удерживать. Не тут-то было! Голицын ответил категорическим отказом. Безутешный князь Михаил отправился на поля сражения в Восточную Пруссию и получил там за героизм русский орден Святого Георгия и прусский — Красного Орла. Он стал одним из самых молодых и лучших генералов русской армии. Современники позже сокрушались: «Если бы он был жив, то стал бы героем России…»
Увы, ни ордена, ни генеральские эполеты не принесли князю Михаилу личного счастья. Редкие встречи с возлюбленной лишь разжигали желание иметь одну фамилию и один дом — ради этого Голицына готова была пожертвовать всем, всключая свой экзотический титул и образ жизни. Но князь Голицын был неумолим. Современники утверждали, что на шведскую кампанию в 1808 году Михаил Долгорукий ушел «в поисках смерти». С его фантастической храбростью и необыкновенной добротой он быстро стал люимцем не только офицеров, но и солдат. Указывая на очередной мост, который необходимо было взять, он, стоя перед солдатами, весело крикнул:
— Кто первый возьмет, тому и награда, ребята!
Он не увидел, кому досталась награда. Единственная пуля, прилетевшая со стороны противника, попала точно в сердце, благо стоял князь в коротком сюртуке нараспашку, да ещё с трубкой в руке на отлете. Идеальная мишень…
Так кончилась единственная любовь «Ночной княгини». Ибо даже самые злые языки Петербурга не могли не отметить безупречности её поведения — как до встречи с князем Долгоруким, так и после его гибели. В неё влюблялись, её обожали — она оставалась… не безучастной, нет, доброжелательно-снисходительной. Все могли рассчитывать на её помощь, на её поддержку — растопить её сердце так никто больше и не сумел.
Современники постоянно подчеркивали, что имя княгини Голицыным было незапятнанным. В её более чем сомнительном положении — не жены законного мужа и вдовы любовника, в доме которой все приемы происходят по ночам, которая друзей-мужчин предпочитает подругам, — в этом, повторюсь, деликатном положении она оставалась на такой высоте, куда не доставали даже сплетни. «Никогда ни малейшей тени подозрения насчет нее, даже злословие не отменяли чистой и светлой её свободы…» — писал позже Петр Вяземский. Дам она, правда, раздражала невероятно, но их можно понять. Большинство современниц Пушкина, например, утверждали, что знаменитая строфа из «Евгения Онегина»:
«Не дай мне Бог сойтись на бале
Иль при разъезде на крыльце
С семинаристом в желтой шали
Иль с академиком в чепце», —
строфа эта, безусловно, относится к княгине Голицыной. Но если «не дай Бог», то зачем наведываться в особняк на Миллионой в каждое свое пребывание в Петербурге по нескольку раз в неделю? Чтобы укрепиться в отвращении? Да полноте!
Единственная новость, за которую злорадно ухватились петербургские прелестницы, оказалась та, что у князя Голицына, оказывается, существовала побочная семья и даже дети. Значит, есть какая-то червоточина в этой умничающей и стареющей красотке, если в свое время князь отказался делить с ней ложе. Значит, совершенства-то и нет. Михаил Долгорукий, единственный мужчина, который мог опровергнуть эти сплетни, давно был мертв. Впрочем, сама княгиня мало обращала внимания на великосветские измышления и глупости.
В 1835 году во Франции вышла книга «Анализ силы». Этим трудом княгиня увенчала свои многолетние занятия математикой под руководством знаменитого профессора Остроградского. Так что рассказы о первой русской женщине-математике по имени Софья Ковалевская — не более, чем красивая легенда.
Мало кому известно также, что именно княгиня Голицина первая предложила создать мемориал в Москве в честь победы над Наполеоном. Она считала, что кремлевские стены — олицетворение силы и неприступности — должны быть увенчены бронзовыми досками с именами тех, кто «прославились воинскими подвигами или высокими добродетелями». Более того, она предлагала — в записке на высочайшее имя — чтобы увековечены были все, без различия сословий. «Здесь…все должны быть равны: никакие происки и богатства не должны давать право быть первым среди героев… И поэтому последний из крестьян может этим правом воспользоваться». Кем, как и когда была воплощена эта идея, наверное, нет нужды напоминать.
А к своему сорокалетию княгиня сделала себе поистине царский подарок. Ее формальный супруг, князь Голицын, решил вдруг… вступить в брак с молодой и очаровательной фрейлиной Александрой Россет. Забыл, должно быть, что по собственной же воле до сих пор состоит в законном браке. Но когда попросил княгиню о разводе, услышал в ответ ледяное: «Нет». Долг-то оказался платежом красен, а князь Голицын на долгое время остался предметом насмешек Петербурга и Москвы.
Последние годы своей жизни Авдотья Голицына провела в Париже. Она слишком сочувствовала сосланным декабристам, чтобы оставаться в отторгнувшем их обществе. В Париже она продолжала писать книги: по философии и литературе. Ее труды выходили на французском языке, но с русскими эпиграфами и давно стали библиографической редкостью.
Умирать «Ночная княгиня» приехала обратно в Россию. Ее похоронили в январе 1850 года в Александро-Невской лавре: рядом с бронзовой, потемневшей от времени плитой над могилой Михаила Долгорукого. На её же могиле выбита собственноручно составленная княгиней надпись:
«Прошу православных русских и приходящих здесь помолиться за рабу Божию, дабы услышал Господь мои теплые молитвы у престола Всевышнего для сохранения духа Русского».
А ещё незадолго перед смертью княгиня написала почти пророческие слова, непосредственно обращенные к нам:
«Да сохранит нас Бог от внутренних неустройств, и тогда никакая иноземная власть не сможет поколебать нашего могущества».
Что она имела в виду? Идею? Государство? Любовь?
Ответов на эти вопросы не получить уже никогда.
Русский принц Гамлет
Сын неизвестного отца и знаменитой матери, почти полвека жаждавший взойти на престол, он за четыре года лет своего царствования сумел вызвать у подданных такую ненависть, какую не вызывали даже античные тираны. Император Павел I, больше чем кто-либо из его предшественников и последователей стремившийся вызывать к себе любовь близких и обожание подданных, достиг прямо противоположного результата — и все из-за некоторых странностей в психике.
Сумасшедший на троне — не такая уж редкость, как это может показаться. Монархи те же люди и ничто человеческое им, как говорится, не чуждо. Просто слегка (или не слегка) сдвинутый по фазе обыватель доставляет хлопоты своим близким, не более того. Коронованный безумец — проклятие целого народа, а иногда и резкий поворот в истории страны. Что позволено Юпитеру…
Личность Павла — загадочна и неоднозначна. Некоторые считают его патентованным сумасшедшим, с колыбели, якобы, проявлявшим все признаки агрессивного слабоумия. Другие — непризнанным гением, достойным внуком своего великого деда — Петра Первого. Впрочем, нормальность Петра Алексеевича не является аксиомой, а его жестокость временами граничила с патологией. Да, официальный отец Павла, император Петр Третий действительно был дурно воспитанным и малообразованным идиотом. Но дело в том, что никто не знает фактического отца. Знала Екатерина Великая, мать Павла Петровича. В запальчивости кинула как-то сыну:
— Мне стоит только открыть рот и ваши права на престол окажутся фикцией.
Но — не открыла. Промолчала, унесла тайну с собой в могилу. Страстно желала, чтобы престол в обход сына достался обожаемому внуку Александру. Не успела? Не смогла? Так или иначе, Екатерина стала косвенной причиной того, что её внук впоследствии стал отцеубийцей. Но это — позже.
Свадьба племянника и наследника императрицы Елизаветы Петра Федоровича и принцессы Ангальт-Цербской Софии-Августы-Фредерики (в православном крещении — «благоверной Екатерины Алексеевны») состоялась в августе 1744 года. Невесте было шестнадцать лет, жениху — семнадцать. По тем временам вполне зрелые люди. Да только придворные медики всеподданнейше доносили императрице: «Жених кондиций, надобных для брака, не обрел, и свадьба сия зело преждевременна: года два ещё потребно, дабы все произошло согласно природе».
Императрица предупреждением пренебрегла. В результате, в первую брачную ночь молодые… играли в куклы. Не потому, что великая княгиня Екатерина так и не рассталась с детскими привычками, а потому, что именно такое времяпрепровождение более чем устраивало великого князя Петра. Если он не играл в куклы, то устраивал потешные баталии с полчищами игрушечных солдатиков на ковре в супружеской спальне. Или играл на скрипке. Или дрессировал собак. Юную же свою супругу, как бы сказали теперь, «в упор не видел», а находясь в добром расположении, развлекал её рассказами о своей неземной страсти к той или иной фрейлине.
Эта супружеская «идиллия» продолжалась два года. После чего Екатерина получила письмо, не оставляющее никаких сомнений относительно будущего великокняжеского семейства:
«Мадам!
Настоятельно прошу Вас не затруднять себя и не испытывать неудобств, деля со мной постель. Кровать слишком узка, а я не сторонник излишних хлопот, тем паче — неискренних.
Простенько и со вкусом. Шесть лет после этого Екатерина вела почти монашеский образ жизни, что, кстати, было совсем неплохо: малообразованная немецкая принцесса посвятила все это время чтению и преуспела. Кто знает, выполняй Петр свои супружеские обязанности добросовестно, была ли бы вообще в российской истории императрица Екатерина, да ещё и Великая? Скорее всего, нарожала бы детей и смирно прожила жизнь в тени хоть и вздорного, но все-таки августейшего супруга. Не она первая, не она последняя…