— Это… сейчас… — Света начала неторопливыми рывками расстегивать куртку.
Клон с любопытством следил за ней.
— Номер не там, — подсказал он. — Под рукавом.
— Да, я знаю, сейчас… — Она тянула время как могла.
— А зачем? — озадачился клон. — Ты что, своего номера не видел никогда? Просто назови, я запомню.
— Да, сейчас… боюсь перепутать…
Сказать по правде, Рысь уже и сама не могла точно назвать число, которое мысленно впопыхах скомандовала аппарату по изменению внешности. Но когда руку всё же пришлось вынуть из рукава куртки, вздохнула про себя с облегчением: на коже синела татуировка.
— Кривовато, — скептически оценил собеседник. — Нужно обратиться к твоему мастер-сержанту, пусть проверит настройки тату-оборудования. Пятьсот тридцать восемь четыреста сорок два семнадцать, ничего сложного, — объявил он, бросив беглый взгляд на номер Светланы. — Ты мой запомнил?..
Да уж, клону, организм которого стремится любыми путями заполнить чудовищную информационную пустоту в голове, определенно достаточно было единственного взгляда на незнакомый номер, чтобы запомнить его мгновенно и накрепко. Именно поэтому Рысь и старалась болтать поменьше — чтобы клон накрепко не запомнил странно ведущего себя собрата.
Тем не менее обучение в разведшколе тоже чего-то стоит.
— Конечно, запомнил, — уверенно ответила Светка. — Двадцать ровно — пятьдесят семь — восемьдесят один — двенадцать.
Запоминать длинные номера диверсантов учили по другому алгоритму, разбивая их на пары чисел. Такое проще откладывается в голове.
— Правильно, — сказал клон. — Значит, увидимся. — И тут же, не тратя больше времени на ерунду, смешался с толпой.
Светлана сразу связалась с Песцом.
— Братишка-один, предельное внимание, — сообщила она. — У них на предплечье под рукавом, оказывается, татуировка с личным номером. Прямо как в концлагере. Будь очень осторожен.
— Принял, сестренка-один, — откликнулся Пестрецов.
— Приходи, покажу, как выглядит татуировка, чтобы ты не напортачил с аппаратом для изменения внешности.
— Понял тебя, давай координаты. — Выслушав, как обнаружить Свету в зале среди совершенно одинаковых шахтеров, Песец сокрушенно добавил: — А ведь мы обсуждали, что разные клоны должны иметь какой-то личный признак, чтобы их хотя бы можно было отличать друг от друга. Скорее всего, индивидуальный номер. Но такого примитива — что номер татуируется на коже руки, — мы не ожидали. Действительно, как в концлагере… — Он хмыкнул. — Впрочем, ничего удивительного, учитывая, что это точно такая же фабрика смерти…
Между тем Казимир Витковский и Грейс Кюнхакль проникли на закрытую для клонов территорию как вольнонаемный персонал.
Лось точно знал, что ему предстоит искать, поэтому сразу обнаружил медицинскую часть.
Изначально было ясно, что это не вполне обычный госпиталь. Больные сотрудники, тем более клоны, сюда не поступали. Здесь содержались только женщины — очевидно, ради яйцеклеток для клонов. И чужак тут явно мог очень здорово влететь, потому что врачи такого питомника-инкубатора могли вести себя совсем не так, как обычные доктора.
Казимиру было хорошо известно из курса бихевиористики в диверсионной школе, что в таких случаях наглость — это лучшая политика: если у тебя есть официальный допуск на закрытую территорию и ты деловито и целеустремленно куда-то движешься, никто не станет спрашивать, кто ты такой, что делаешь в запретной зоне и куда вообще идешь — сотрудников слишком много и они наверняка периодически меняются, чтобы охрана могла как следует их запоминать.
К тому же большинство вольных работников воспринимает охрану как обслуживающий персонал — примерно как водителей и сотрудников клининговых агентств: они в упор не видят охранников, а те в отместку в упор не видят этих напыщенных индюков. Поэтому естественно ведущий себя работник не вызывает у охраны никакого интереса. Таковы человеческие инстинкты.
Именно такой линии поведения инстинктивно пытался придерживаться во дворе бандитского дома Пол Пятого, однако житейских знаний ему все равно не хватало — ему было невдомек, что неумелому офисному работнику вроде него практически невозможно выдать себя за криминального хичера, не зная мелких деталей образа.
Что касается Казимира «Лося» Витковского, бывшего специалиста по маскировке подразделения Звездных Горностаев, то у него как раз со знаниями был полный порядок. И правдоподобные детали он умел создавать как никто другой.
Единственное, что смущало поляка — это то, что он может не выдержать душевной муки и пойти вразнос. Такого с ним еще никогда не бывало. Он всегда с готовностью рисковал собственной жизнью во имя Отчизны, для него это был качественный героический адреналин вроде альпинизма или погружения с аквалангом для других.
Но в тот момент, когда он осознал, что Алену Амельскую похитили у него из-под носа, на несколько мгновений он совершенно обезумел и утратил контроль над собой. Не потому, что враг его переиграл, не потому, что был потерян важный для Империи гражданский.
А потому, что его внезапно насквозь пронзила мысль о том, насколько Алена дорога ему. И без нее ничто другое не важно.
Даже долг перед Империей. Хотя вот это уже совсем никуда не годилось.
Казимир четко знал, что найдет Алену. По-другому просто не будет. Но одновременно он боялся этого. Боялся, что обнаружит девушку изувеченной, при смерти, что не сможет держать себя в руках, поставив под угрозу и чрезвычайно важное государственное задание, и боевую честь коллег по подразделению. Они совсем недавно смыли с себя позор жестокого поражения на Дальнем Приюте, и новый провал оказался бы для них слишком жестоким испытанием.
Навстречу все чаще попадались люди в зеленых халатах медиков, но Лося это особо не смущало. Тем более что по коридору сновали и люди в синих робах, видимо, ремонтники, так что пока разоблачение ему не грозило. На санитарном посту Казимир позаимствовал из держателя, предназначенного для врачей, планшет с бесперьевой ручкой, чтобы было удобнее тыкать в клавиатуру. Демонстративно и деловито забил в планшет какие-то данные, распечатка с которыми была вывешена на прикрытых дверях одной из палат. Побрел к следующей палате, возле которой на вешалке висел зеленый халат.
Окинув халат опытным взглядом, Казимир сразу определил, что размер ему плюс-минус подойдет. Озабоченно надевая спецодежду, словно только что сам ее тут оставил, он как бы мимоходом заглянул в палату — в последнюю секунду удержался, чтобы не постучать, разумно рассудив, что местные мясники-доктора едва ли стучат в палаты к своим жертвам.
Убедился, что внутри нет никого, кроме двух женщин, неподвижно лежащих на кроватях и до горла укрытых больничными одеялами. Возле каждой кровати стояло множество медицинской аппаратуры с помаргивающими светодиодными огоньками, от нее шли длинные прозрачные трубки, которые ныряли под одеяло. Отлично; врача нет, значит, халат висит тут давно, и тревогу из-за его пропажи поднимать не станут — во всяком случае, сразу.
Уже совсем похожий на сурового доктора, Лось зашагал дальше по коридору.
Сердце отчаянно рвалось из груди и требовало заглядывать в каждую дверь по пути. За одной из этих дверей, скорее всего, была Алена Амельская. Но Витковский понимал, что если будет делать так, то это будет подозрительно. На всякий случай он внимательно изучал вывешенные на дверях графики температуры, изо всех сил надеясь наткнуться на знакомую фамилию.
И он на нее в итоге наткнулся. Только фамилия эта была не Амельская.
На всякий случай заглянув в палату, он тут же связался с Пестрецовым.
— Братишка-один, она здесь, — сообщил он. — В медицинском блоке. Кюнхакль-младшая. Видел собственными глазами.
— Принял, братишка-два, — отозвался Песец. — Ни слова Грейс: сразу пойдет вразнос.
— Принял.
Грейс Кюнхакль тем временем проникла в соседний медицинский блок. Ее мечта была такой же, как у Лося: найти родного человека, без которого Грейс страдала безмерно.
Правда, ей далеко уйти не удалось. В коридоре сразу возникла паника, двое в халатах проскользнули в двери ближайшей палаты. Через полминуты двери распахнулись от удара медицинской каталкой, и в коридор чуть ли не бегом выкатили неподвижное женское тело.
Каталку катили двое докторов. Третий, явно главный в группе, широко шагал сбоку от них, и по его лицу было видно, что произошло нечто экстраординарное. Рядом с ним униженно семенила медсестра с санитарного поста в коридоре, на которую врач старательно не обращал внимания.
Наткнувшись на посторонившуюся фрау Кюнхакль, доктор пристально посмотрел на нее.
— Вы медсестра? — быстро произнес он.
— Да! — поспешно сказала Грейс, которая отлично знала, что мямлить в таких случаях нельзя. Лучше сразу взять на себя то, в чем совсем не разбираешься, чем начинать мямлить — такое всегда вызывает подозрения. А то, в чем ты не разбираешься, либо вообще не требует каких-то специальных знаний, либо в процессе ты начнешь в этом понемногу разбираться. Так бывает чаще всего. В крайнем случае, униженно признаться в своей некомпетентности никогда не поздно, но до такого доходит очень редко.
— Прекрасно! — заявил доктор, бросаясь вслед за уезжающей каталкой. — Будете ассистировать!
— Доктор Маллинз! — протестующе воскликнула медсестра с санитарного поста.
— Линда, вы уволены! — отозвался доктор, догоняя каталку. — Это, между прочим, ваша прямая обязанность — следить за состоянием пациенток. Была!
Мгновенно сообразив, что это прекрасная возможность попасть в операционную за пострадавшей, Грейс тут же припустила следом за Маллинзом.
Полчаса спустя агент Бундесбезопасности Кюнхакль связалась с Песцом.
— Братишка-один, — с трудом проговорила Грейс, — это она. Алена Амельская. Ее держат здесь, чтобы добывать из нее женские яйцеклетки. И жизнь тут, похоже, не сахар. Она только что пыталась покончить с собой — порезала вены. А я ассистировала врачу, который доставал ее с того света.