Дарт Вейдер: – Оби-Ван никогда не рассказывал тебе, что случилось с твоим отцом?
Люк Скайуокер: – Вполне достаточно! Он сказал, что ты убил его!
Дарт Вейдер: – Нет. Я – твой отец!
И тут Лукас сказал:
– На сей раз у нас есть кое-какие деньги.
– Джордж, – ответил ему Джонстон, – знаешь, мы не из таких, кто начинает отводить глаза и утверждать, будто деньги совсем не нужны.
– Вам осталось только превзойти себя, – в своей обычной, внешне флегматичной манере ответил Лукас.
И «маги», создающие невероятно живые эффекты для мира «Звездных войн», взялись за дело. История, которую рассказал им Джордж, вдохновляла на новые свершения: ходячие танки, дроиды, запущенные Дартом Вейдером на ледяную планету, всякие приспособления, человекообразные формы жизни… Словом, огромный простор для воображения.
Лукасу понравились дроиды, нарисованные Джонстоном, так что их запустили в производство. Кроме маленьких моделей, которым предстояло сниматься в общих планах, возникла светлая идея создать настоящий макет робота. Ну и отвезти его в Норвегию, где на сей раз планировалось снимать натурные эпизоды.
Замысел Джорджа сделать вторую картину лучше, чем первая, превратил «Империю» в целый «сборник проблем», как очень мягко высказался по этому поводу Гэри Куртц.
Большая часть проблем оказалась, как водится, неожиданной. Например, снег. До сих пор никто из участников проекта не снимал визуальных эффектов на фоне снегов. Белый вообще не лучший цвет для подобных экспериментов, и люди, ответственные за эффекты, полностью отдавали себе в этом отчет… но все же решились.
Как и Тунис, Норвегия встретила съемочную группу фирменной погодой: стояла жуткая, по европейским (и американским) меркам зима: постоянно двадцать градусов ниже нуля и «восемнадцать футов снежного покрова». Чтобы добраться до мест, выбранных для натурных съемок, приходилось прорываться сквозь снежную бурю на специальной технике и через короткие промежутки пути ставить вешки. Иначе метель заметет все следы, и дорогу обратно будет не отыскать.
Ирвин Кершнер вообще несколько дней не решался выйти из отеля, чтобы начать работу. Снаружи стояла сплошная пелена снега.
– С тем же успехом можно снимать ночью, – сердился режиссер. – Ничего не видно. Тьма.
Камеры тоже не «радовались» холоду. В конце концов нашли выход: камеры и операторов оставили в отеле, раскрыли двери черного хода, подперли их камнями – чтобы не закрывались, – и начали съемку того, что происходило снаружи.
Пожилой Кершнер был безжалостен к молодому Хэмиллу:
– Мы тут погреемся, а ты давай, иди отдувайся.
– В одиночку?
– Давай, вперед. Сегодня ты удираешь от фантастических чудовищ.
«Он там мерзнет вусмерть, ну а нам-то здесь тепло», – посмеивался Кершнер.
А все-таки сцены на ледяной планете получились прекрасными! Отдаленный, неприветливый к человеку мир, населенный странными косматыми существами, – сразу видно, что повстанцы были сюда загнаны обстоятельствами, что Империя заставила их жестоко поплатиться за уничтожение Звезды Смерти. Триумф, которым завершается первый фильм, – лишь короткая остановка на долгом пути к свободе. Второй фильм начинается с того, что все опять очень плохо.
И у Хана Соло появляется возможность проявить себя настоящим другом. Оставив теплый ангар, он отправляется на ночь глядя в ледяную пустыню – искать «капитана Скайуокера». Теперь они двое «вусмерть мерзнут» там, среди снегов…
Вообще тот факт, что один главный герой, пренебрегая смертельной опасностью, идет спасать другого главного героя, кажется нам вполне естественным. А напрасно.
Люк Скайуокер – в силу своего воспитания, просто в силу своей юности и врожденного идеализма, – «обречен» быть героем. У него как будто бы и выбора нет. Если он сделает что-то плохое, он просто уничтожит себя – перестанет быть тем Люком, которого все знают и любят.
Хан Соло – другое дело. Он – достаточно сложный персонаж, в нем сочетаются и хорошее, и плохое, и плохого в нем, особенно поначалу, больше. И когда он решается на что-то хорошее, то это означает, что Хан Соло в очередной раз преодолел некую, довольно сильную, часть себя и сделал очередной шаг по светлой дороге. Эти шаги даются ему непросто.
Люк начнет принимать такие решения лишь позднее, когда «потерпит поражение» (по словам Йоды) в пещере в схватке с Темной стороной Силы, когда его изначально незапятнанная чистота получит первые пятна от «грязи жизни». До тех пор Люк остается светлым – просто в силу своей невинности, без малейшего нравственного усилия.
Так вот, каждый раз, когда Хан Соло, пренебрегая собственной безопасностью или выгодой, совершает некий добрый, бескорыстный поступок, – это результат серьезной работы героя над собой. Потому что – что бы ни говорил Соло о своих добрых отношениях с Люком и Леей, – по-настоящему, безоглядно, не раздумывая, он доверяет только Чубакке. Только с ним есть взаимопонимание на уровне обмена взглядами, только на него он никогда не злится, только с вуки у капитана Соло в отношениях нет ни тени сомнения.
«Никогда не говори мне о шансах!» (Хан Соло)
Кстати, дело даже не в том, что Хан Соло «не доверяет» Люку или Лее. Он-то как раз знает, что Люк его никогда не предаст. Лея – тут сомнений больше: у Леи имеется некая высшая цель, и если Лея решит, что ради достижения этой цели следует пожертвовать кем-то, – она это сделает. Но Люк – нет, Люк не предаст никогда, даже ради высшей цели.
В отношениях с Леей и Люком Хан Соло прежде всего не уверен сам в себе. Полной доверительности этих отношений мешает как раз то, что Хан Соло не может поручиться за себя: кто знает… повернется неожиданным боком «ситуация» – может, и предаст капитан Соло капитана Скайуокера.
В этом смысле Хан Соло, как родной брат, похож на Лэндо Калриссиана.
Лэндо, кстати, введен для того, чтобы показать, каким изначально был Соло – и как далеко от ушел от своей изначальной «матрицы». Они с Лэндо друг друга видят насквозь, и в предательстве партнера для них нет даже повода для обиды. Они одинаково кричат: «Я не виноват!» – когда в очередной раз выясняется, что «Тысячелетний сокол» так и не отладили и корабль не способен достичь скорости света.
Актер Билли Ди Уильямс, игравший Лэндо, посмеивался: «Всегда, знаете ли, интересно представлять персонажа двуличного. Такого, насчет которого ты не вполне уверен – как он поступит. Особенно если он еще и симпятага – а уж я-то таким и был!». О да, темнокожий красавчик Уильямс был как раз таким! Кстати – первый темнокожий в саге; причем сам он утверждал, что получил задание играть человека «без расы», то есть, грубо говоря, не негра, а Лэндо – какой он есть.
И как Хан Соло потянулся за Люком, так Лэндо потянулся за Ханом Соло…
Темная сторона Силы притягательнее? Что ж, у Светлой стороны тоже имеются собственные «манки»…
Так вот, возвращаясь на ледяную планету, к потерявшемуся в снегах Люку, заметим: никто из повстанцев не идет искать капитана Скайуокера на ночь глядя. И Лея не может отдать такого приказа. Видимо, у них в уставе прописано, что после захода солнца ворота закрываются – и точка.
Нельзя ради спасения кого-то одного жертвовать несколькими.
Но Хану Соло этот закон, конечно, не писан, он аутсайдер, поэтому-то он и остается один на один с выбором: если кому-то и идти сейчас в снега спасать Люка, так это ему, бывшему контрабандисту. И Лея на него надеется – втайне.
Выбор сделан быстро – но все-таки это был именно выбор, а не естественное побуждение. Еще один маленький шажок к Лее, к некоему идеальному миру, пришельцем из которого выглядел Люк самых начальных сцен эпопеи.
И в финале «Империи», когда «все погибло», когда персонаж Харрисона Форда решает сдаться, чтобы не подвергать своих друзей новой опасности, Хан Соло достигает истинного величия.
Сколько поколений фанатов ужасалось и готово было разрыдаться, глядя, как мужественный и преисполненный благородства Хан Соло медленно погружается в камеру для заморозки. Тут-то сердце Леи дрогнуло, и она закричала: «Я люблю тебя!».
Харрисон Форд с улыбкой вспоминал этот эпизод:
«В сценарии Джорджа значилось так: принцесса Лея говорит: „Я люблю тебя“, а Хан Соло отвечает: „Я люблю тебя тоже“. Но мне всё время казалось, что тут мы смазываем эти чудные отношения. Мы пробовали дубль за дублем, но ничего не получалось. И в итоге Ирвин Кершнер сказал: „Харрисон, выбрось все из головы. Просто – делай“. Мотор! „Я люблю тебя!“ – сказала Кэрри. А я ответил: „Я знаю“. Кершнер: „Снято!“. О да, вот это был настоящий Хан Соло!»
Художник по визуальным эффектам Фил Типпет долго обдумывал – каким способом ему дирижировать всеми этими ходячими танками. Может быть, снять сцены на синем фоне и наложить их на отснятый материал? Заманчиво, но… нет.
Решили пойти по другому пути: в Норвегии были подготовлены панорамы, и объекты двигались не на синем фоне, а прямо на фоне этих панорам. Композиция получалась очень правдоподобная – более «живая», чем в первом фильме. Не один Кершнер понимал, что необходимо оправдать трехлетние ожидания поклонников «Звездных войн».
Не все шло гладко, уж это как водится. Дэвид Прауз – Дарт Вейдер – должен был, например, повторить свое эффектное появление в кадре. «Новая надежда» позволила ему появиться во всем зловещем черном блеске, в развевающемся плаще, с царственной осанкой. В «Империи» первое появление в кадре Главного Злодея должно было дополнительно сопровождаться могучим взрывом. И в оседающем облаке снега и обломков возникает, под великолепную музыку, уже знакомая нам страшная фигура.
«Я тебе нравлюсь, потому что я негодяй». (Хан Соло)
Предполагалось снять сцену в ледяной пещере. Дэвид Прауз и десяток штурмовиков красиво входят в облаке взрыва.
Вся площадка была покрыта полистиролом – это должно было имитировать снег. Предполагалось взорвать переднюю часть пещеры. Но произошло непредвиденное.